Услышь голос сердца - Карлайл Лиз - Страница 34

• Предыдущая
• 34/75
• Следующая

— Благодарю вас, — просто сказал Эллиот, привыкший самовластно и не всегда справедливо распоряжаться судьбами слуг.

— Я давно заметила, что Полли не всегда добра к Фредерике, но у меня не было никаких конкретных доказательств. А Фредерика такой тихий ребенок и всегда благодарна за любое проявление доброты.

— Она чудесный ребенок, — тихо согласился Эллиот — Вам не кажется, Эви, что, учитывая нашу… дружбу, вы должны мне рассказать кое о чем. Расскажите, например, о происхождении Фредерики.

Эванджелина печально взглянула на него.

— Здесь нет особой тайны. Фредерика — дочь моего дяди, он был в союзных вооруженных силах во время войны на Пиренейском полуострове, и его гарнизон в течение некоторого времени был расквартирован в Фигуэйре. Там он встретил мать Фредерики. Она была вдовой атташе при посольстве принца-регента. Они подружились, а со временем полюбили друг друга. Дядя был ранен в бою при Бусако и умер через два дня. Несколько месяцев спустя родилась Фредерика. Роды были тяжелыми, потому что мать Фредерики была уже немолода. Она вскоре умерла. Они собирались пожениться, но судьба распорядилась по-своему. Друзья дяди решили, что лучше всего привезти ее ко мне. Так она и появилась у нас в Чатеме.

— Очень печальная история, однако со счастливым концом, — заверил ее Эллиот. — Уверен, что вы об этом позаботитесь.

Эванджелина улыбнулась.

— Спасибо за вашу уверенность, Эллиот. Хотела бы я ее разделять, но жизнь в Англии трудна для тех, кто родился в другой стране, тем более если он при этом имеет несчастье быть незаконнорожденным.

— Кому, как не мне, шотландцу, знать это, — усмехнулся Эллиот, — так что вы совершенно правы. — Он взял ее руку и легонько прикоснулся к ней губами. — Кажется, я обязан извиниться не за один, а за два случая своего предосудительного поведения.

Эванджелина внимательно посмотрела на него:

— Что касается вашего второго проступка, то извинения приняты, сэр. А в первом случае я, откровенно говоря, не почувствовала себя оскорбленной.

— А следовало бы, — сказал он, глядя через ее плечо в окно башни. — Эви, завтра я должен вернуться в Лондон.

— Вы должны уехать? — не скрывая разочарования, переспросила она.

Он тихо рассмеялся.

— Эванджелина, вы мне льстите. Но к сожалению, у меня неотложное дело в Лондоне.

— Вы сможете… вернуться к концу недели? — почти прошептала она.

— Вы меня приглашаете? — спросил он, прищурив серебристо-серые глаза и крепче сжимая ее руку.

— Я не играю в игры, Эллиот. Конечно, я вас приглашаю.

— Эванджелина, я должен сказать вам что-то очень важное. И хотел бы, чтобы вы подумали об этом в мое отсутствие.

У Эванджелины екнуло сердце. Эллиот собирается сказать ей что-то такое, о чем ей не хотелось бы слышать. Она это знала. По его тону было видно, что говорить об этом ему не хочется. Что это может быть? Какая-то тайна? Существует какой-то барьер между ними?

— Говорите. Я вся внимание.

— Должен признаться, что я был с вами не вполне честен… особенно в одном вопросе, который имеет для меня очень большое значение. — Он замолчал, словно не находя нужных слов.

— Я знаю, что у вас есть свои тайны, — сказала она, заметив, как он поморщился. Держа ее за руку, он принялся обводить пальцем линии на раскрытой ладони, стараясь не встречаться с ней взглядом.

— Со временем я хотел бы многое сказать вам, Эви. К сожалению, я тугодум и упрямец, как все шотландцы, и привык преодолевать препятствия поочередно, а не все сразу. Вы меня понимаете?

Эванджелина хотела бы понять, но тайны в отношениях с Эллиотом ее пугали. Вдруг он узнал о леди Трент? Или это имеет отношение к его бывшей невесте? А вдруг он надеется возобновить помолвку? Нет, не может быть. Особенно после того, что произошло между ними…

Эллиот вздохнул, прервав поток ее мыслей.

— Эви, как большинство мужчин, я не святой. И никогда им не был. Наверняка я совершал в жизни поступки, которых следовало бы стыдиться. Не могу сказать, что я действительно стыдился, хотя, наверное, следовало бы.

— По крайней мере вы честно признаетесь в этом, — усмехнулась она.

— Подождите делать выводы, — сухо сказал Эллиот. — Видите ли, Эви, у меня есть дочь. — Самое трудное осталось позади, и теперь слова посыпались из него как горох. — Ее зовут Зоя. Она красивая, умненькая и тихая как мышка. Ее единственным другом является старый шотландец, мой дворецкий. Ей очень идет фиолетовый цвет, она любит читать, обожает малиновое варенье и котят и… черт возьми, это в основном все, что я о ней знаю. — Эллиот снова уставился на ладонь Эванджелины, стараясь не встречаться с ней взглядом. — Но я попытаюсь узнать ее получше.

У Эванджелины перехватило дыхание.

— Это как-то связано с расторжением вашей помолвки?

— Нет, Эви. Мать Зои была танцовщицей, причем не особенно хорошей. Подобно многим женщинам, которых я… знал, она была…

— Вашей любовницей?

— В течение некоторого времени.

— А потом родилась Зоя?

— Да. Это было восемь лет назад. Мне следовало бы радоваться, а я пришел в ярость. Сначала я и вовсе не хотел ребенка. — Он горько усмехнулся. — Но мать Зои тоже ее не хотела.

— И что вы решили?

— Мы пришли к полюбовному соглашению, в соответствии с которым эта женщина должна была проживать за границей и никогда не возвращаться в Англию.

Эванджелина испуганно охнула.

— Значит, вы не видитесь с дочерью?

Эллиот, взглянув на нее, заявил холодно и твердо.

— Я не выпускаю из рук то, что принадлежит мне, Эви. В этом будьте уверены.

Несмотря на свое смятение, Эванджелина не могла не заметить угрозы, прозвучавшей в его словах.

— Кто о ней заботится? — спросил она.

— О ней забочусь я. Как умею, — сказал он в ответ. — Это означает, что я плачу нянюшкам, учителям музыки, гувернанткам, но я не так глуп, чтобы не понимать, что все это отличается от того, что получает, например, Фредерика.

— Наверное, вы правы, но все-таки это больше, чем получает большинство…

— Больше, чем обычно получают внебрачные дети от своих папаш? — саркастически закончил фразу Эллиот. — Видит Бог, я старался дать ей как можно больше, а оказалось, что дал так мало.

— Что именно вы хотите сказать?

Эллиот выпустил руку Эванджелины. Поднялся с кресла и принялся ходить из угла в угол.

— Дочь едва знает меня. Конечно, и я с опозданием пытаюсь узнать ее. Мне даже кажется, что она меня побаивается. И я боюсь ее.

— Боитесь?

— Да, Эви. Именно боюсь. Сам я никогда не был ребенком. Я был лишен детства. У меня были обязанности. Долг. Ожидания. — Он вдруг резко повернулся к ней. — Вы и понятия не имеете, что это такое.

Эванджелина протянула к нему руки, он медленно подошел и накрыл их своими ладонями.

— Имею, Эллиот, — тихо ответила она. — Я знаю, что вы имеете в виду.

— Расскажите, — просто сказал он и, не выпуская рук Эванджелины, снова уселся в кресло напротив нее.

— Когда умерла мама, мне было семнадцать лет и я уже помогала воспитывать братьев и сестер. Некогда наша семья была гораздо более многочисленной. Но на континенте во время войны свирепствовала холера. Мама, ослабленная родами Майкла, заболела первой. Потом Амелия, которой было четырнадцать. За ней — десятилетний Гарольд.

— Извините, Эви. Я не знал.

— Но хуже всего было то, что случилось с отцом. Он почти целый год не выходил из комнаты. Он перестал спать и больше не брался за кисть. Я была в отчаянии, не знала, что делать. Майкл был еще младенцем. Наконец я решила, что нам следует вернуться в Англию. Хотя Англия не была моей родиной, я думала, что, возможно…

— Ваш отец почувствует себя дома?

— Да, хотя и с этим были связаны проблемы. Я решила, что мы поселимся в Чатем-Лодже и постараемся не вспоминать о нашей более счастливой жизни во Фландрии. Мы избегали общения с семейством отца. Это было нетрудно, так как его мачеха открыто заявила, что смерть моей матери ничего не меняет. А мы старались сохранить семью хотя бы в составе четырех человек.

• Предыдущая
• 34/75
• Следующая