Очевидцы бессмертия - Киросон Пантес - Страница 13

Площадь внизу была весьма велика, сверху было видно, что опоясана она огненным кольцом — то полыхал окружавший башню глубокий ров. Большими толпами собирались там люди и по команде с балконов, которую отдавали зверо-человеки, кидались друг на друга, дрались и катались по земле, вздымая облака пыли. Сначала мне казалось, что в этой жестокой игре они хотят содрать друг с друга напяленные звериные шкуры, но потом я увидел, что это — не игра, а смертный бой. Они не только сдирали шкуры, но резали, кололи друг друга и раздирали побеждённых на куски… Туда же приводили голых-чёрных, одевали их в шкуры: собачьи, волчьи и всякие иные, так что больше не было видно их человеческого облика. Кто же из голых-чёрных сопротивлялся, с того живьём сдирали его собственную кожу. Одетых в звериные личины делили на партии, раздавали им ножи и крючья для смертного боя и, дождавшись сигнала с одного из балконов, стравляли одних с другими, и те с бешенством резали и убивали друг друга. Трупов на площади лежало, как отравленной саранчи!

Этим смертоубийством руководили двуликие зверо-люди из того зала, где обретались мы со Старцем. Они играли в карты за столом, но ставили, видно, не деньги, а человеческие жизни.

Проиграв, они приказывали убить внизу столько людей, сколько им в азарте захотелось поставить на кон.

Посредине площади я заметил страшное чудовище, громадное и неуклюжее. У него было много ног, как у жука, пасть его походила на жабью, а на лбу выросло пять человеческих голов. Оно было покрыто бронёй-чешуёй, похожей на стальные лопаты. Хвост чудовища был очень длинный, а у корня его, верхом на хвосте, сидел человеческий скелет. Скелет судорожно поднимал костлявыми руками хвост чудовища и наклонял его через голову, как жало скорпиона. Чудовище ползло по мёртвым и живым, жалило своим хвостом всех, кто попадался на пути, и издавало страшный рёв, который наводил ужас на сновавших по площади. Мною овладела жуть при виде чудовища, я смотрел и старался понять, с кем и против кого оно воюет. И не понял, ибо оно уничтожало и умерщвляло всех без разбора. Оседлавший его скелет, как всадник с копьём жала-хвоста, гнал его и губил всех на своём пути.

Когда люди внизу с великой яростью и без пощады убивали друг друга, у них изо рта струился дым злобы: чёрный, серый и красный, как пламя, и этот чад гнева поднимался чёрными клубами до небес и окутывал башню, временами скрывая из моих глаз всё видимое…

Не в силах больше созерцать этот ужас, я покинул балкон и вернулся в зал.

Зверо-человеки — кто равнодушно, кто со злорадством — продолжали свою бесовскую игру. Вновь и вновь ставили они на кон человеческие жизни и отдавали приказы об истреблении живых людей. Страшная бесовская игра, кровавее любой войны, продолжалась.

Гнев обжигающей волной затопил моё сердце, я готов был броситься на зверо-человеков и бить их всем, что попадёт под руку. Но Старец поспешно взял меня за руку и повёл вниз.

Мы спустились в зал, расположенный ещё ниже. Подходя к нему, я почуял запах крови и шерсти. Мы приоткрыли тяжёлые, окованные железом двери, и оттуда вырвались вопли и крики.

По каменным плитам пола, забрызганного кровью, зверо-лю-ди тащили сопротивлявшихся чёрных-худых, крутили им руки, швыряли на железные скамьи, сдирали с них лохмотья… Затем началась страшная пытка. В разных местах на теле своих жертв зверо-люди делали надрезы, чтобы полилась кровь, размазывали её по всему телу, и чёрные-худые превращались в краснокожих. На окровавленное человеческое мясо они натягивали звериные шкуры, которые сочились кровью и паром, и были, видно, только что содраны с живых скотов. Быть может, они проделывали это для того, чтобы звериная шкура, смешав свою кровь с человеческой, быстрее и прочнее прижила к телу чёрных-худых. Люди душераздирающе вопили, когда на их окровавленные тела палачи натягивали собачьи, волчьи и овечьи шкуры. Зверо-люди делали чёрным-худым какие-то уколы в голову и сердце, и те стихали, и начинали еле слышно подвывать по-собачьи. Зверо-люди ставили своим жертвам клеймо на затылок и грудь, и когда всё было готово, сбрасывали их в чёрную пропасть люка.

Я так и не рискнул войти в эту страшную живодёрню, закрыл дверь, и мы стали спускаться дальше.

Ниже была расположена настоящая бойня, но бойня сатанинская. Там было полно зверей и животных. Ржанье лошадей, мычание быков, трубные крики ослов, волчий вой и свиное хрюканье — всё смешалось с предсмертными воплями умерщвлённых скотов. Но их не убивали, с них живьём сдирали шкуры и отправляли наверх, в тот зал, куда мы только что заглядывали. По залу метались, падали и корчились на полу окровавленные живые туши. От них тут же отрезали куски и засовывали себе в рот зверо-люди мясники. Они же пили дымящуюся кровь и уносили куски мяса и жбаны крови наверх, своим владыкам.

Я больше не мог ни видеть крови, ни слышать ничего, ни думать о творившемся. Со слезами умолял я Старца увести меня отсюда. Но Старец тихо и строго молвил: «Ты мучил душу свою и сердце, как мучают они животных и людей. Оскорблённый Дух твой услышал твои томления и муки. Теперь же терпи, слушай и смотри, чего так страстно хотел — тому внимай. Вернуться нам нельзя. Мы должны продолжать путь вперёд, каким бы страшным он ни был. Мужайся и терпи, и не бойся ничего, ты со мной…»

Я смотрел на него и только сейчас заметил, как он изменился с тех пор, как мы начали путешествие, да и я тоже. На нас обоих уже не было тех светлых одежд, которые я видел в подвале. Он стал самым обычным стариком-персом, тем самым, который обещал провести меня через границу…

Мы всё ниже спускались внутри башни, и нельзя всего передать, что мне там довелось увидеть и услышать.

В самом нижнем этаже башни я увидел зал, разделённый на части страшными перегородками. Они были сделаны из костей человеческих скелетов, уложенных так плотно, что нельзя было увидеть, что делалось за этими перегородками. В каждую вёл ход, а вместо двери — две перекрещённые толстые цепи, на которых висел огромный замок.

Я спросил Старца, что это за ужасные перегородки. Он ответил: «Это их лазарет», и, посмотрев на меня, грустно улыбнулся.

И правда, я заметил, что там сновали зверо-люди, имевшие некое подобие с врачами. Лица у них были свиные и тигриные, халаты, как у врачей, но только не белые, а похожие на тигровые шкуры — пятнистые. Халаты были подпоясаны мёртвыми змеями и покрыты то коричневыми, то чёрными, то красными пятнами.

Врачи бесовские метались из одной перегородки в другую, гремя цепями и отпираемыми замками. За всеми перегородками поднимался и рос ужасный стон и вопли. Я стал заглядывать в проходы… В клетях лежали в постелях женщины, связанные цепями по рукам и ногам, и стонали от боли. Этот стон стал так велик, что весь зал сотрясался от страшного гула. Злобно сновали врачи с ключами от входов. Они бросались то в одну, то в другую клеть, тревожно озирались: никто ли за ними не следит? — кололи метавшихся страдалиц огромными шприцами, и те умолкали.

Вдруг я услышал душераздирающий вопль, он меня как ножом полоснул, ибо голос показался мне хорошо знакомым. Тревожно я заметался, не зная, за какой перегородкой он послышался… В одной из клетей я увидел страшных бесовских врачей возле больной женщины в постели. У этих врачей в руках были какие-то инструменты и бутылки с кровью. Одеты они были, как и остальные, только на их звериных головах болтались красные колпаки. В этой клети лежало почему-то много человеческих костей, и от них несло могильным запахом.

Врачи наклонились над женщиной и кололи её шприцами так глубоко, будто прокалывают насквозь. Внешне было похоже на то, что они лечат, но на лицах их было написано, что они мучают её намеренно и со злобой. Кровь, набранную шприцами, они сливали в бутылки, и каждый торопливо прятал бутылку в карман, косо поглядывая на другого, не заметил ли тот, сколько он крови припрятал?

Белое лицо женщины было чем-то прикрыто, а на груди и по всему телу зияли большие раны. Мы вошли в ту камеру и заметили стоявший подле постели гроб. Марля соскользнула с её лица., у меня остановилось сердце и дыхание. Я узнал в ней родную и близкую душе моей. Она мертва, и для неё приготовлен этот гроб… Я думал, что она умерла давным-давно, а она была жива ещё минуту назад. Я слышал вопль, вырвавшийся из её груди. Я звал её по имени и плакал. Услышав мой голос и своё имя, она открыла глаза, застонала и позвала меня по имени: «Помоги!» Она жива, и её мучают эти звери! Я бросился, чтобы сорвать с её рук и ног цепи и ими поразить нечисть в красных колпаках, спасти её и унести из этого ада! Старец крепко ухватил меня за руку и потащил, полного отчаяния и муки, прочь. Я вырывался, но он держал меня. Я оглянулся и увидел, как бесовские врачи почему-то в страшном рёве сцепились друг с другом, в руках у них блестели огромные ножи. В свалке они опрокинули гроб. Он был полон крови, она залила всю камеру и ринулась в коридор…