Хогбены, гномы, демоны, а также роботы, инопланетяне и прочие захватывающие неприятности - Мур Кэтрин Люсиль - Страница 17

— Так, значит, я не превращусь в Пу? — обрадовался я. — Но, деда, мы обещали, что их род продлится.

— Я сдержу свое слово, — с достоинством молвил деда. — Гены сохранят их фамильные черты тютелька в тютельку. Вплоть… — Тут он рассмеялся. — Отбывая в год первый, они собирались наложить на тебя заклятье. Готовься.

— О боже! — воскликнул я. — Их же будет миллион, когда они попадут сюда. Деда! Что мне делать?

— Держись, Сонк, — без сочувствия ответил деда. — Миллион, говоришь? Что ты, гораздо больше!

— Сколько же? — спросил я.

Он начал говорить. Вы можете не поверить, но он до сих пор говорит. Вот их сколько!

В общем, гены поработали на совесть. Пу остались Пу и сохранили способность наводить порчу, — пожалуй, можно с уверенностью сказать, что они в конце концов завоевали весь мир.

Но могло быть и хуже. Пу могли сохранить свой рост. Они становились все меньше, и меньше, и меньше. Гены Пу получили такую взбучку, от гетерозиготных взрывов, которые подстроил деда, что вконец спятили и думать позабыли о размере. Этих Пу можно назвать вирусами — вроде гена, только вирус резвее.

И тут они до меня добрались.

Я чихнул и услышал, как чихнул сквозь сон дядюшка Лем, лежащий в багажнике желтой машины. Деда все бубнил, сколько именно Пу взялось за меня в эту минуту, и обращаться к нему было бесполезно. Я по-особому прищурил глаза и посмотрел, что меня щекотало.

Вы никогда в жизни не видели столько Пу! Да это настоящая порча. По всему свету эти Пу насылают порчу на людей, на всех, до кого только могут добраться.

Говорят, что даже в микроскоп нельзя рассмотреть некоторые вирусы. Представляю, как переполошатся эти прохвессоры, когда наконец увидят крошечных злобных дьяволов, уродливых, что смертный грех, с близко посаженными выпученными глазами, околдовывающих всех, кто окажется поблизости.

Деда с геном хромосомом все устроили наилучшим образом. Так что младший Пу уже не сидит, если можно так выразиться, занозой в шее.

Зато, должен признаться, от него страшно дерет горло.

— Вот видишь, — с горечью сказал я, — начни я рассказ таким образом, и любой издатель с ходу завернет его…

— Ты слишком суров к себе, Чарли, — вставила Розамонд.

— …сопроводив отказ вежливыми заверениями, что это вовсе не значит, будто рассказ ничего не стоит. Но вообще-то история довольно натянутая. Медовый месяц. Близится гроза. Зигзаги молний полосуют небо. Дождь льет ручьем. А здание, к которому мы направляемся, наверняка психиатрическая клиника. Когда мы постучим старомодным дверным молотком, послышится тяжелое шарканье шагов и какой-нибудь отвратительный старый дурак впустит нас в дом. Он очень обрадуется нашему визиту, но когда начнет рассказывать о вампирах, рыщущих по округе, во взгляде его будет насмешка. Сам он в такие бредни не верит, но…

— Но почему у него такие острые зубы? — рассмеялась Розамонд.

Мы поднялись на полуразрушенную веранду и постучали в дубовую дверь, представшую перед нами в свете молний. Потом еще раз.

— Попробуй молотком, — сказала Розамонд. — Не стоит нарушать традиции.

Я постучал старомодным дверным молотком, и послышалось тяжелое шарканье. Мы с Розамонд переглянулись, недоверчиво улыбаясь. Она была так красива! Мы с ней любили одно и то же, прежде всего — необычное, и потому нам было так хорошо вместе. А потом дверь открылась, и на пороге появился мерзкий старый дурак, державший в обезображенной ладони керосиновую лампу.

Похоже, он вовсе не удивился. Впрочем, лицо его покрывала густая сеть морщин, и прочесть по нему что-либо было трудно. Крючковатый нос торчал этаким ятаганом, а небольшие зеленоватые глаза странно сверкали. Меня удивило, что волосы у него были густые и черные, и я тут же решил, что он похож на мертвеца.

— Гости… — произнес он скрипучим голосом. — Не много бывает у нас гостей.

— И вы, конечно, голодаете между визитами, — пошутил я и втащил Розамонд в коридор. В нем воняло плесенью, и точно так же несло от старикашки. Он захлопнул дверь перед порывом яростного ветра и проводил нас в гостиную. Входя, мы раздвинули портьеры, украшенные кисточками, и внезапно оказались во временах королевы Виктории.

Старик был не лишен чувства юмора.

— Мы не едим гостей, — пояснил он. — Просто убиваем и забираем деньги. Но добычи в последнее время так мало!

Он рассмеялся гордо, словно курица, у которой до срока вылупились пятеро цыплят.

— Меня зовут Джед Карта, — сказал он.

— Картер?

— Карта. Садитесь и грейтесь. Я разведу огонь.

Мы промокли до нитки.

— У вас не найдется, во что переодеться? — спросил я. — Если это вас интересует, мы уже несколько лет супруги, но по-прежнему чувствуем себя грешниками. Наша фамилия Денхем, Розамонд и Чарли Денхем.

— Так это у вас не медовый месяц? — Карта казался разочарованным.

— Это второй медовый месяц, причем куда приятнее первого. Идиллия, верно? — обратился я к Розамонд.

— Точно, — согласилась она. — В этом что-то есть.

Жена у меня хитрая. Единственная женщина, к которой я не испытываю ненависти за то, что она умнее меня. Она действительно красива, даже если выглядит мокрой курицей. Карта разводил огонь в камине.

— Когда-то здесь жило много людей, — сообщил он. — Правда, они вовсе не хотели этого. Они были безумны. Но сейчас здесь психов нет.

— Вот как? — протянул я.

Он управился с камином и зашаркал к двери.

— Принесу вам что-нибудь надеть. Конечно, если вас не смущает перспектива остаться наедине.

— Вы не верите, что мы супруги? — спросила Розамонд. — Мы вовсе не нуждаемся в присмотре.

Карта оскалился в щербатой улыбке.

— О, дело не в этом. У местных людей такие странные мысли. Например… — он захихикал. — Вы когда-нибудь слышали о вампирах? Говорят, в последнее время по округе было много смертей.

— Отказ вовсе не значит, что рассказ ничего не стоит, — сказал я.

— Что?

— Нет, ничего.

Мы с Розамонд переглянулись.

— Меня такие вещи не касаются, — заявил Карта. Он снова широко улыбнулся, облизал губы и вышел, захлопнув дверь и заперев ее на ключ.

— Да, дорогая, — сказал я. — У него зеленые глаза. Я заметил это.

— А острые зубы?

— Только один. Да и тот стерт чуть не до десны. Может, некоторые вампиры жуют свои жертвы, пока не прикончат. Но вообще-то это ненормально.

— Видимо, и вампиры не всегда нормальны… Розамонд смотрела на огонь. По комнате плясали тени, снаружи сверкало. Отказ вовсе не означает…

Я нашел несколько пыльных шерстяных пледов и выхлопал их.

— Снимай это, — коротко бросил я Розамонд. Мы повесили одежду поближе к огню и завернулись в пледы, сделавшись похожи на нищих индейцев.

— Может, это не рассказ о духах, — сказал я, — а просто любовная история.

— Исключено, мы же супруги, — отрезала Розамонд. Я только усмехнулся, продолжая размышлять. Этот Карта… Я не верю в случайности, легче уж поверить в существование вампиров.

Кто-то открыл дверь, но это был не Карта. Человек, вошедший в комнату, походил на деревенского дурачка — откормленный парень с толстыми слюнявыми губами и жирными складками над расстегнутым воротничком. Он поддернул брюки, почесался и одарил нас глуповатой улыбкой.

— У него тоже зеленые глаза, — заметила Розамонд.

У парня явно была волчья пасть, однако мы понимали, что он говорит.

— У всех в нашей семье зеленые глаза. Дедушка занят и прислал меня. Я Лем Карта.

Лем принес на плече какие-то вещи и бросил их мне. Старая одежда. Рубашки, брюки, ботинки — все чистое, но тоже с запахом плесени.

Лем поплелся к камину и присел перед ним. У него был такой же крючковатый нос, как у дедушки Джеда, правда частично скрытый складками жира. Он хрипло рассмеялся.