Судьба разведчика - Карпов Владимир Васильевич - Страница 62

• Предыдущая
• 62/143
• Следующая

— Ну, вот и прекрасно! Больше мне от вас ничего не нужно. Впрочем… — Люленков подал Дитцеру групповую фотографию немецких солдат и офицеров. Они стояли возле бревенчатого дома и хмуро глядели в аппарат. — Не знаете ли кого-нибудь из этих людей? Они ваши сослуживцы по сто девяносто седьмой дивизии.

Дитцер долго вглядывался и отрицательно покачал головой:

— Нет, никого не знаю.

Капитан подал ему другую фотографию — на ней были те же лица, а сбоку ясно просматривались столбы виселицы, и кто-то в белом висел на веревке. То была «Таня» — Зоя Космодемьянская.

Пленный отшатнулся. Наверное, подумал: «Господи, как хорошо, что я никого не узнал на первом снимке!»

Люленков поспешил успокоить его.

— Нам известно об этой трагедии все: имя казненной девушки, фамилии палачей, где и когда это случилось. Моего коллегу, — он кивнул в сторону Ромашкина, — интересует только один вопрос. Если вы случайно были в этой деревне или слышали чей-нибудь рассказ о том, как вешали молодую партизанку, не вспомните ли такую деталь: у повешенной были зеленые вязаные варежки?

— Я об этом вообще ничего не слышал. — Дитцер ещё раз опасливо взглянул на фотографию и по склонности своей к логичным суждениям добавил: — Она же висит в нижнем белье, разве могут при этом быть на ней варежки?

— Ваши солдаты её раздели, разули и водили босую по снегу. А до этого она была одета. И вот нам бы очень хотелось узнать: были у нее зеленые варежки или нет?

— Верьте мне, господа офицеры, — взмолился пленный, — я к этой казни не имею никакого отношения….

Его отправили в штаб дивизии, а полк стал готовиться к преследованию противника. Колоколъцев вызвал Ромашкина, приказал:

— Вы, голубчик, пойдете за немцами раньше всех. Как только батальоны нажмут с фронта, постарайтесь проскочить в глубину и разведайте: нет ли у противника промежуточных рубежей, минных полей, в каком состоянии мосты, дороги.

Из блиндажа начальника штаба Василий вышел вместе с Л юленковым. Капитан посоветовал:

— Ты, Ромашкин, не жди, когда батальоны ударят. В тыл идти лучше до начала атаки. Когда перестрелка начнется, можешь потери понести.

Ромашкин согласился с этим. Если немцы оставят здесь только прикрытие, проскочить нетрудно.

— Я возьму с собой весь свой взвод, — сказал Василий. — Вам на всякий случай оставлю несколько разведчиков во главе с сержантом.

— Правильно! — одобрил Люленков. — И Жмаченко там делать нечего, он со своим хозяйством пусть к штабу пристроится. Кстати, подыши там место и для штаба полка — мы здесь тоже не задержимся. Ради такого дела попрошу, чтобы дали в помощь тебе саперов.

— Хорошо бы взвод сержанта Епифанова, я с ним уже работал.

— Ладно, схлопочу Епифанова, — пообещал Люленков.

В глубине души он ревниво относился к успехам и славе Ромашкина. Искренне сожалел, что теперешнее служебное положение не позволяет самому ходить на задания. Убежден был, что если уж у этого юнца все так хорошо получается, то у него-то — человека куда более сведущего в делах разведки — получилось бы и получше. Но при всем том капитан всегда помогал Ромашкину чем только мог.

К ночи ромашкинский взвод, усиленный саперами, перебрался в первую траншею. Конечно, туда, где располагалась рота Казакова. Там все уже были готовы к движению вперед. Бойцы, туго подпоясанные, с «сидорами» на спине и противогазными сумками, набитыми всяческим солдатским скарбом, с нетерпением ждали сигнала. Преследование — это не прорыв долговременной обороны, когда приходится под огнем артиллерии идти на вражеские пулемёты. Тут лишь бы столкнуть прикрытие.

Казаков тоже позавидовал Ромашкину:

— Вы как вольные птицы, лети, куда хочешь! Не то что я, грешный: граница справа, граница слева, на такой-то рубеж выйти в десять ноль-ноль, на такой-то к пяти ноль-ноль.

— Зато ты теперь большое начальство, — пошутил Ромашкин.

Казаков пропустил шутку мимо, сказал серьёзно:

— Слушай, Ромашкин, а если набрехал твой фриц? Если никакое там не прикрытие, а главные силы нас встретят?

— Не должно бы. По-моему, фриц сказал правду.

— Знаешь завет разведчика? Верить верь, но проверь!

— Вот и проверим. Если нарвемся на главные силы, предупредим весь полк.

— Ты взводом сразу не суйся, дозорами сначала пощупай… — Казаков прислушался к немецким пулемётам. — Вроде поболе обычного стреляют. Перестаралось прикрытие.

— И мне кажется, сегодня огня больше, — сказал Епифанов.

Казаков поглядел на него и спокойно посоветовал:

— Ты, сержант, не об этом пекись, а внимательней под неги смотри. При отходе фрицы хитроумные ловушки устраивают. В одной деревне, помню, боец взбежал на крыльцо — взрыв, под ступенькой мина была. В другом доме дверь стали отворять — опять взрыв, фрицы к двери мину присобачили, а сами в окно драпанули. Так что гляди в оба!

— Постараемся, — заверил Епифанов.

— Ну, тогда пойдемте, хлопцы, — пригласил Казаков.

— А ты куда? — удивился Ромашкин.

—Я вас до немецкой передовой провожу. Надо же мне знать: прошли вы или нет? У меня там хорошая балочка есть на примете. Помогу опять по старой дружбе.

— Смотри, Караваев узнает, будет снова баня!

— Не узнает, — убежденно сказал Казаков. Вскоре он вывел всех в темную, заросшую кустами низину. Шепнул Ромашкину:

— Мин здесь нет, я проверил.

Эх, Петрович, Петрович! Был ты разведчиком и остался им. Видно, не раз выбирался сюда по ночам, чтобы отвести душу! Сам Казаков объяснил это так:

— В парилке, бывает, хлещешь себя веником — и больно, и приятно. Уж и дышать-то нечем, вот-вот концы отдашь, а остановиться не можешь, все поддаешь! Вот и здесь, в нейтральной, происходит со мной то же: вроде бы смерть кругом, а мне интересно с ней в кошки-мышки поиграть. Конечно, не всякому это понятно.

Но Ромашкин-то его понимал…

Из лощины были посланы в дозор Рогатин, Шовкопляс и Пролеткин.

Они возвратились скоро.

— В траншее никого нет, а на высотке, на самом пупу, фриц с пулемётом, — доложил Пролеткин. — Я предлагал снять его, да Иван не позволил. Талдычит: не велено — и хоть режь самого.

В данной обстановке разумней было бы, пожалуй, снять пулемётчика. Но не хотелось конфузить Рогатина. Василий поддержал его:

— Вас посылали в разведку. И хорошо сделали, что не сняли фрица, могли нашуметь.

— Да мы бы его без всякого шума… — уверял Саша.

— А может, и правда снимем? — озорно подмигнул Казаков. — Моей роте будет легче. На один пулемёт поменьше — и то дело.

Ромашкин посмотрел в черные глаза Петровича. Там светился азартный охотничий огонек.

— Не надо, Ваня, — попросил Ромашкин. — Узнает Караваев, плохо тебе будет. Мы сами снимем пулемётчика, поможем твоей роте.

Казаков вздохнул, огоньки в его глазах потухли.

— Ну, ладно, только прежде свой взвод за их траншею уведи. А то нашумите — сорвется задание.

— Не сомневайтесь, Иван Петрович, мы чисто все сделаем, — сказал Рогатин.

Казаков с любовью посмотрел на него.

— Ты можешь.

Взвод выполз к немецкой траншее. Один за другим разведчики и саперы перемахнули её и скрылись в кустах.

Когда все собрались, Рогатин приподнялся, посмотрел на Ромашкина. Василий кивнул. Иван толкнул Сашу Пролеткина, и они исчезли во тьме. Ромашкин напряженно вслушивался. Лежавший рядом с ним Епифанов шептал:

— Может, им надо было группу обеспечения дать?

— Справятся сами. Не от кого обеспечивать, немцев в траншее мало.

— Пройти бы по всей обороне и всех часов поснимать! — мечтательно выдохнул Епифанов.

— У нас другая задача.

— Петровичу бы подсказать, он бы со своими ребятами сделал.

— Догадается без нас…

Мелькнули две темные фигуры у основания кустов. Саша держал поблескивающий вороненой сталью немецкий пулемёт.

— Ну, как вы его? — спросил Епифанов.

Излишнее любопытство, как и разговорчивость не ко времени, считалось у разведчиков предосудительным. Потом, в свой час, на отдыхе, все будет рассказано с шутливыми дорисовками, а в ходе задания болтать не полагалось.

• Предыдущая
• 62/143
• Следующая