Бесноватые - Карр Джон Диксон - Страница 22
- Предыдущая
- 22/56
- Следующая
– Несомненно, если только будете оставаться в рамках приличий.
В отчаянии Джеффри снова направился к окну, потом обернулся и взглянул на судью.
– Если я обидел вас, сэр, прошу меня простить. Ни один вопрос из тех, что вы мне задали, равно как и ничто из того, что, как мне кажется, вас заботит, не имеет отношения к единственному обвинению, выдвинутому против Пег. Насколько я понимаю, речь не идет ни о каком деянии, совершенном ею вчера на Лондонском мосту. Или о том, чтобы связать ее с убийством, которое там произошло.
– С убийством? С каким убийством? Старуха сама довела себя до смерти своими страхами, или же ее напугали какие-то тени. Что-то загадочное во всей этой истории есть. – Судья Филдинг на мгновение погрузился в собственные мысли. – И ее следует обдумать. Но почему вы предполагаете здесь убийство?
– Убийства я не предполагаю, во всяком случае всерьез.
– В чем же дело?
– Пег обвиняется в обычном распутстве. Это – ложь. Она невиновна.
– По закону, Джеффри, она такова, какой объявил ее дядя и опекун.
– Простите, сэр, не совсем так. Помимо заявления ее дядюшки необходимо, чтобы еще кто-то выступил в суде и засвидетельствовал факт распутства. Его показания могут быть поставлены под сомнение, и сам он в интересах истины может быть подвергнут перекрестному допросу. Это так, не правда ли?
– Да, так, – согласился мистер Филдинг.
– В таком случае, кто бы ни выступил с обвинением против нее, я буду оспаривать это обвинение. И если вы в интересах справедливости проявите хоть какое-то внимание к моим показаниям, то мне, не сомневаюсь, удастся убедить вас в ложности обвинения.
– А если доказательства, которыми я располагаю, – медленно произнес судья Филдинг, – содержатся в письменном заявлении?
– Но такое свидетельство также можно опровергнуть аналогичным образом.
– О, его придется рассмотреть с еще большим вниманием.
– Тогда, клянусь жизнью, я не могу уяснить, почему вы пребываете в таком сомнении и никак не хотите отказаться от намерения заключить Пег в тюрьму? Если она невиновна и у вас будут все тому доказательства, чьи еще показания могут свидетельствовать против нее?
– Ваши, – отвечал судья Филдинг.
Наступила долгая пауза, нарушаемая лишь безжалостным тиканьем часов. Судья Филдинг отложил свой хлыстик и, проведя уверенным жестом по столу с разбросанными на нем монетами, нащупал маленький колокольчик и позвонил в него.
– Вы сами этого хотели, – сказал он. – Я старался вас избавить, но вы сами этого захотели. Теперь вам придется услышать кое-что, хотите вы этого или нет.
Дверь, ведущая в коридор, отворилась, и в комнату вошел Джошуа Брогден, в течение многих лет служивший клерком при судье. На носу его были очки, в руке – стопка бумаг. Судья Филдинг принял величественную позу, откинувшись в кресле и сцепив пальцы рук.
– Брогден!
– Да, ваша честь.
– Вы знакомы с мистером Уинном. Прошу вас, прочтите ему письмо, которое находится при вас.
– Да, ваша честь, – произнес Брогден, листая бумаги. – Оно отправлено, – продолжал он, не глядя на Джеффри, – оно отправлено из Парижа несколько дней назад и адресовано сэру Мортимеру Ролстону через ювелира Хуксона с Леденхолл-стрит. Здесь написано…
– Нет, подождите. Не стоит зря его волновать. Изложите только суть и содержание письма.
– В нем говорится, что племянницу сэра Мортимера удалось извлечь из некоего дома в Версале, служащего школой для молодых женщин. Он расположен в парке с каким-то иностранным названием…
– Parc aux Cerfs? «Олений парк»?
– Да, ваша честь. В этом месте с иностранным названием, где находится личный бордель короля Франции. Далее говорится…
– Достаточно. Письмо подписано Джеффри Уинном?
– Да, ваша честь. Это очень сердитое письмо.
– Сердитое письмо и веселенькое дельце. – Лицо с непроницаемым выражением обратилось в сторону Джеффри. – Рискнете вы выступить с опровержением этого?
– Нет.
– Нет. Так я и думал. И не говорите, что это деяние лежит за пределами моей юрисдикции. Поскольку жалоба подана опекуном, такое деяние могло иметь место хоть в Китае и тем не менее находится в ведении нашего закона.
– Да. Наш закон основан на принципах строгой морали.
– Вы, конечно, станете говорить, будто сами не верите тому, что написали? Скажете, что вами владела ярость, что вы были мучимы ревностью? Это вы станете говорить?
– Нет, не стану. Да и какой – прости, Господи, – от этого толк? Хотя так оно и есть.
– Выслушайте меня, – сказал судья Филдинг, снова беря свой хлыстик и направляя его в сторону Джеффри. – Вы, видимо, полагаете, что такой проступок – мелочь, не более. Это неверно. Девушка, принадлежащая к высшему обществу, также должна подавать только хороший пример. Здесь же мы имеем ту самую безответственность, которая вводит в искушение простых людей – слуг и тому подобное, увлекая их в игорные дома, бордели (даже театры!) и тем самым толкая на кражи и далее – на виселицу. Нужно принять все меры, проявить всяческую заботу, отдать на благотворительность все до последнего фартинга (конечно, в пределах возможностей кошелька), чтобы уберечь этих людей от порока. Если мы этого не сделаем, дальше мы бессильны. Виселица виселицей, но преступник есть преступник. И тогда – всему конец.
– Вы так считаете?
– Я так считаю. Но я хочу пощадить чувства ее дядюшки, насколько это в моих силах. Она проведет в тюрьме месяц…
– А представляете вы, сэр, последствия, которые будет иметь месяц, проведенный в Брайдвелле, для девицы благородного воспитания?
– Кто говорит о Брайдвелле? Действительно, проституток и бродяжек принято помещать в Сент-Брайдский госпиталь. Но выбор места заключения является прерогативой магистрата. Мы отправим ее в Ньюгейт.
– Ньюгейт?!
– Что, еще хуже? В Брайдвелле на нее наденут цепи. Заставят трепать коноплю – как говорят, «молоть кукол» – в далеко не лучшей компании. Если она станет упрямиться, ее могут привязать к столбу и подвергнуть порке.
Судья Филдинг снова помахал хлыстиком.
– В Ньюгейте, вне всякого сомнения, общество будет не лучше. Но для заключенного, у которого водятся деньги, положение иное. Можно снять отдельное помещение. Можно обедать за столом начальника тюрьмы вместе с другими людьми, имеющими средства. Можно свободно передвигаться по тюрьме. У этой девицы, насколько я понимаю, имеются деньги, украденные у дядюшки. Даже если нет, то сэр Мортимер…
Он замешкался, как бы подбирая слово. Но подобно тому, как ранее судья уловил колебание в голосе Джеффри, так и Джеффри сейчас почувствовал некоторую неуверенность в голосе судьи.
– Сэр, что это за странная игра? В какую игру вы играете со мной, сэр?
Клерк Брогден подскочил, словно ужаленный. На Боу-стрит разразился скандал, судя по всему между уличным певцом и молочницей. Крики достигали комнаты.
– Игру, сэр, а? Вы ставите под сомнение мою порядочность?
– Никоим образом. Но временами вы путаете себя с Господом Богом.
– Ну-ну! К дьяволу вы меня уже посылали. Теперь душе моей нужно искать новое пристанище. Итак, девица отправится в Ньюгейт. А сейчас спросим себя, как вы поведете себя, если таковое решение будет принято?
Хлыстик снова повернулся в сторону Джеффри.
– Могу ли я это предвидеть? Вы проявите благородство, поклянетесь, что по своей собственной воле расстанетесь со службой у меня и пошлете меня к дьяволу, как уже однажды сделали. Или вылетите отсюда, как выпоротый школьник из кабинета учителя, и станете кричать о чудовищной несправедливости, поскольку не желаете подчиняться школьным правилам.
– Простите, сэр, вы ведь сами не верите ни в то, ни в другое. И вы правы: ничего подобного я не сделаю.
– Из чего следует лишь, – быстро вставил судья, – что вы замышляете нечто более серьезное. Я симпатизирую вам, не скрою, но последите за собой: вы играете с законом.
– Я послежу за собой, не сомневайтесь. Можно ли как-то сделать, чтобы Пег выпустили раньше, чем через месяц?
- Предыдущая
- 22/56
- Следующая