Черные очки - Карр Джон Диксон - Страница 28

• Предыдущая
• 28/48
• Следующая

– Отлично. Тогда где вы найдете другое связующее их звено? Какой может существовать другой правдоподобный мотив?

Громко звякнул кассовый аппарат. Получив покупку, профессор обернулся и посмотрел на Фелла так, словно обертка пакета навела его на новые мысли.

– Могу лишь повторить: это единственный мотив, подходящий к обоим преступлениям. Убийца ничего не выигрывал, убив бедного Френки Дейла и чуть не убив ребятишек Андерсона. Он ничего не выигрывал, убив Марка Чесни. Я имею в виду – материально. Все мы знаем, что как Марджори, так и Джо Чесни, получат по наследству крупные суммы. Убийца, однако, – глаза профессора расширились, – не выигрывает ничего. Однако, мне, пожалуй, лучше перестать болтать и отвлекать вас от ваших важных дел. До свидания, доктор Фелл. До свидания, Стивенсон. До свидания.

Выходя, он не плотно притворил дверь. Запах сырого, свежего воздуха и мокрых листьев ворвался в комнату, вытесняя запах лекарств. Доктор Фелл насвистывал сквозь зубы "Aupres de ma blonde", а Эллиот, хорошо знакомый с этим симптомом глубокого раздумья, молча ждал.

Наконец, доктор, подняв свою трость, указал на дверь.

– Уверяю, я не сторонник того, чтобы истолковывать все в дурную сторону, – сказал он. – Тем не менее, есть у него алиби?

– Неопровержимое. Беда в том, что алиби есть у них всех. И алиби эти во всех случаях, кроме одного, состоят в том, что есть люди, видевшие каждого из них и готовые присягнуть в этом. В том единственном случае, о котором я упомянул, алиби основано на показаниях часов, которые нельзя было подвести.

Эллиот умолк, внезапно вспомнив, что разговаривает в присутствии постороннего человека – Хоберта Стивенсона. Он готов был поклясться, что во время его речи на лице Стивенсона мелькало выражение неподдельного наслаждения. Сейчас фармацевт, вновь обретя свою профессиональную серьезность, молчал с видом человека, получившего доступ к глубочайшей тайне.

Вопрос Эллиота прозвучал резче, чем он хотел.

– Что вы собирались сказать нам несколько минут назад, Стивенсон?

– Честно говоря, инспектор, я бы предпочел, чтобы вы это увидели сами. Если вы полагаете...

– Подойдите-ка сюда! – воскликнул доктор Фелл. Он обошел стойку и сейчас выглядывал уже из задней комнаты. Стивенсон, на которого явно произвела впечатление внушительная фигура доктора, последовал за ним. Фелл с большим интересом оглядывался по сторонам.

– А как у вас с ядами? – спросил он таким тоном, словно речь шла о состоянии водопровода.

– Нормально, сэр.

– Держите синильную кислоту или цианистый калий? Впервые за все это время Стивенсон встревожился.

Он пригладил обеими руками волосы, кашлянул и заговорил профессиональным тоном.

– Синильной кислоты ни капли. Немного цианистого калия, но я уже говорил утром мистеру Боствику...

– И много вы его продаете?

– Нет. Последние полтора года вообще не продавал... Об этом же можно сказать, правда? – Он неуверенно посмотрел на Эллиота, подошедшего к ним и стоявшего в узком и полутемном проходе между полками. – Как я уже говорил, сегодня утром инспектор Боствик беседовал со мною. И, между нами, я сказал ему, что на вилле "Бельгард" кто-то откуда-то раздобыл KCN для опрыскивания деревьев... хотя это чистая бессмыслица. В оранжереях температура весь год держится между пятьюдесятью и восьмьюдесятью градусами Фаренгейта и распылять там KCN было бы чистым самоубийством.

На эту сторону вопроса Эллиот раньше не обратил внимания.

– Если хотите, я могу показать вам регистрационную книгу, – сказал Стивенсон.

– Нет, нет. По правде говоря, – ответил Фелл, – меня больше интересует фотография, а ваша аптека сильно смахивает на фотомагазин. – Он огляделся вокруг. – Скажите, вы ведь продаете и специальные лампы "Фотофлад"?

– Лампы для фотосъемок? Конечно.

– Тогда скажите, пожалуйста, – продолжал доктор, – предположим вы включили такую лампу и оставили ее зажженной. Через какое время она перегорит?

Стивенсон удивился.

– Но ведь так нельзя делать. Лампа включается только на время съемки.

– Да, да, я знаю. Но предположим, что я – большой чудак и, включив лампу, бросил ее. Долго она будет гореть?

Стивенсон на мгновенье задумался.

– Я бы сказал, что больше часа. Однако...

– Вы уверены в этом?

– Да, доктор, совершенно уверен. Это лампы очень высокого качества.

– Гм, пусть будет так. Кто-нибудь из "Бельгард" покупал вчера утром такую лампу?

На лице Стивенсона появилось беспокойство.

– Вчера утром? Дайте-ка вспомнить. – (Непохоже, чтобы ты и впрямь успел уже забыть, – решил Эллиот) – Да, мисс Вилс. Зашла часов в десять утра и купила одну такую лампу. Только, пожалуйста, если не будет особой надобности, не ссылайтесь на меня. Я не хочу ничего рассказывать ни о ком из "Бельгард".

– Мисс Вилс часто покупала эти лампы?

– Нет, изредка.

– Для себя?

– Нет, нет, нет. Для мистера Чесни. Он иногда делал снимки внутри оранжерей. Персики. Понимаете, лучшие экземпляры для рекламы и все прочее. Он и вчера поручил купить ей лампу.

Доктор Фелл, округлив глаза, посмотрел на Эллиота.

– Получается, инспектор, что лампа была совершенно новой. – Он снова обернулся к Стивенсону – Стало быть, мисс Вилс не интересуется фотографией?

– Нет, нет, нет. Она никогда ничего не покупала у меня... для занятий фотографией.

Уколотый воспоминанием, Эллиот поднял глаза. И снова, словно какое-то волшебство заставило время вернуться вспять, он увидел в зеркале глядящую на него Марджори Вилс.

Он не слышал звонка колокольчика над приоткрытой дверью, не слышал никаких шагов. В ушах Эллиота, глядевшего прямо в отраженное в зеркале лицо девушки, звучали последние слова фармацевта, произнесенные ясным, мягким, хорошо поставленным голосом. Казалось, что девушка появилась откуда-то из глубины пустой сцены. На ней была все та же серая фетровая шляпа. Губы были чуть приоткрыты, а рука в перчатке приподнята, словно на что-то указывая. Эллиот почувствовал, как в них обоих все ярче оживает воспоминание о той, другой встрече. Она узнала его.

Марджори Вилс, будто маленький ребенок, прикусила палец.

В это самое мгновенье стекло двери со звоном рассыпалось и, дробя его осколки, по полу покатился брошенный кем-то с улицы камень.

Эллиот перепрыгнул через стойку и бросился к двери. Это было чисто инстинктивное движение, рожденное годами тренировок в полицейской школе, однако отчасти оно было связано и с тем, что он не хотел больше смотреть в глаза Марджори Вилс.

Он резко распахнул дверь, с хрустом давя под ногами осколки стекла. Им сейчас владела только ярость, что он чуть не бросился прямо через разбитую панель. Выскочив на улицу, он быстро огляделся вокруг.

Улица была пуста. Единственным живым существом на ней был (да и то слишком далеко, чтобы бросить камень) рассыльный на велосипеде, который, поглядывал внебо, деловито крутил педали. Улица выглядела спокойной и тихой, занятой своими обычными делами. "Спокойно, только спокойно".

Хотя кровь продолжала стучать у него в висках, он сумел овладеть собой. Сейчас нельзя сделать ни одного ложного шага. Ни в коем случае не начать метаться и кричать, рискуя стать всеобщим посмешищем. Окликнуть мальчишку-рассыльного? Или забежать к зеленщику напротив? Нет, пока лучше не надо. Если сомневаешься, лучше не спешить, лучше заставить противника теряться в догадках – это больше всего выведет его из равновесия. Однако сейчас Эллиот в первый раз почувствовал глубину тайной, скрытой антипатии, окружавшей Марджори Вилс. Секунд двадцать он стоял молча, поглядывая то в одну, то в другую сторону.

Затем он повернулся и снова вошел в аптеку.

Закрыв руками глаза, Марджори Вилс стояла, опершись о стойку.

– За что? – жалобно проговорила она. – Я ведь, я ведь ничего не сделала.

– По какому праву мне бьют стекла? – воскликнул побледневший Стивенсон. Я тоже ничего не сделал. По какому праву? Это же несправедливо. Вы собираетесь что-нибудь предпринять, инспектор?

• Предыдущая
• 28/48
• Следующая