Клетка для простака - Карр Джон Диксон - Страница 3

• Предыдущая
• 3/49
• Следующая

— Возможно.

— Другими словами, ты свяжешь себя именно с тем, что ненавидишь больше всего?

— Возможно.

— Так зачем же, во имя разума, ты это делаешь? Ты не можешь так поступить, Бренда. Клянусь Богом, это недостойно!

Он поднялся с дивана, толкнув при этом стол, отчего чайный сервиз громко задребезжал. Бренда по-прежнему стояла у окна спиной к Хью; яркое солнце освещало ее волосы и гладкую перламутровую кожу. С каждой секундой они приближались к неизбежному.

Однако, ударившись локтем о стол, Хью вдруг спросил себя, почему доктор Николас Янг не вышел к чаю и почему их оставили наедине в столь опасное время. В любую минуту в гостиную мог приковылять старый Ник и разразиться потоком полушутливых обвинений в том, что Хью пытается разрушить счастливый брак. И Ник был бы вправе так говорить, поскольку лелеял Фрэнка Дорранса как зеницу ока. Старый Ник вообще любил окружать себя молодежью. Гордился, что его дом всегда полон молодых людей, а стол ломится от блюд, которых не съесть и в три года, — но при этом каждый должен был подчиняться его прихотям, в противном случае рисковал подвергнуться суровому наказанию. «Торопись, — мелькнуло в голове Хью Роуленда, — торопись, торопись, надо спешить».

— Уже все улажено, — начала Бренда.

— Да. Я знаю. Китти Бэнкрофт будет посаженой матерью, Ник станцует сарабанду, а призрак Нокса благословит вас, даже если шафером буду я.

— И что же мне делать?

— Например, ты могла бы выйти замуж за меня, — сказал Хью.

Они замолкли, словно натолкнулись на неожиданную преграду. Хью ждал: шарф на его шее вдруг сделался слишком тугим и горячим.

— Я не собираюсь плакаться и жаловаться на бедность, — сказал он. — Во всяком случае, у нас будет на что жить, если тебя это беспокоит. Я люблю тебя уже четыре месяца и восемнадцать дней. Полагаю, тебе это известно?

— Да, известно, — кивнула Бренда, не оборачиваясь.

— Если господа присяжные заседатели желают удалиться для вынесения приговора, — продолжал Хью, и шелковый шарф горячим жгутом жег его шею, — слушание дела откладывается до их возвращения. Однако, если есть возможность вынести приговор, не покидая зала…

— Спасибо, Хью, но я не могу этого сделать.

— Ну что же, значит, так тому и быть. — Он неожиданно сочувствовал гнев и резкую боль, словно от удара. Сам напросился, сказал он себе: пришел, напросился и получил. Что ж, поделом. Но смириться он не мог. — Всегда полезно знать, на каком ты свете. Сказать тебе правду? Больше всего меня беспокоило, что в глубине души ты все-таки любишь Фрэнка…

— Ах, Хью, не будь таким дураком!

— Я? Дурак? Пожалуй, да. Но это действительно Фрэнк? Я только… хм… думал, нет ли другого кандидата на твои милости в случае…

Их разделяла комната. Он обернулся и увидел, как вспыхнуло ее лицо. Она прикрыла глаза от солнца и быстро направилась в его сторону.

— Ты такой ужасный дурак, какого трудно себе представить, — четко проговорила Бренда глухим, низким голосом.

Она опустила глаза, но Хью чувствовал, что все ее существо дышит гневом.

Он так никогда и не понял, как это произошло. Через мгновение она оказалась в трех футах от него: ее голова и плечи четким силуэтом рисовались на фоне солнечного сияния. Он видел выражение ее глаз, видел горевшее в них упрямство. Через несколько секунд, не отдавая себе отчета, он уже целовал ее. Тело Бренды дышало теплом, губы были прохладными, но поцелуй настойчив и страстен.

Ее голова находилась на уровне его плеча. Примерно через минуту он поднял глаза и увидел Фрэнка Дорранса, который стоял у окна и смотрел на них.

Под мышкой правой руки Фрэнк держал ракетку в футляре, а на указательном пальце левой крутил сетку с теннисными мячами.

— Немного жарковато для таких дел, не правда ли, старина? — спросил он, разражаясь смехом.

Фрэнк Дорранс выглядел моложе своих двадцати двух лет. Его светлые, вьющиеся волосы тугими кольцами облегали голову; румяное лицо с тонкими точеными чертами было красивым без женственности, а это встречается нечасто. Среднего роста, стройный, он был безукоризненно одет — на шее сине-белый шарф, концы которого скрывались под лацканами спортивного пиджака, белые фланелевые брюки по последней моде. С первого взгляда становилось ясно: перед тобой рано созревший молодой человек, абсолютно уверенный в себе, склонный без обиняков говорить все, что у него на уме, обладающий манерами сорокалетнего. Его взгляд обладал одной особенностью — в нем сквозил самодовольный, скучающий скептицизм, что весьма многих приводило в ярость. Он вошел в комнату, рухнул в кресло и беззастенчиво уставился на Бренду и Хью.

— Вы увидели, — с трудом выдавил из себя Хью, — вы увидели что-то смешное?

— Да, весьма смешное.

— Что именно?

— Вас, старина, — критически оглядел его Фрэнк. — Свалять такого дурака со старушкой Брендой. Повторяю, у вас был крайне глупый вид.

Лениво крутя на пальце сетку с теннисными мячами, он из всех троих имел самый безмятежный вид. Его чистый, высокий голос разносил веселье по всему саду и, казалось, по всему белому свету.

— Ах, лично я не возражаю, — холодно добавил он. — Только не позволяйте себе повторять это слишком часто, старина, иначе я буду вынужден оскорбиться. И вам не поздоровится.

— Премного благодарен.

— Видимо, в вашем замечании следует усмотреть сарказм, да, старина? Но, боюсь, со мной этот номер не пройдет. И не стройте из себя невозмутимого законника. Видите ли, вы поставили себя в крайне невыгодное положение, и я намерен этим воспользоваться. Кроме того, вы, кажется, хотели продолжать, разве нет?

И он снова залился смехом.

Хью Роуленд старался вести себя непринужденно. Перед таким умным молодым человеком нельзя терять голову, иначе окажешься в еще худшем положении, чем он не преминет воспользоваться.

— Хватит об этом, я просто просил Бренду…

— Выйти за вас замуж. Да, знаю.

— Вы подслушивали?

— Чепуха! Не будем ходить вокруг да около, — невозмутимым тоном сказал Фрэнк. — Конечно, я не упустил своего. Но, видите ли, вы не можете ее получить.

— Не могу? И почему же?

— Потому что она нужна мне, — дружелюбно заявил Фрэнк.

— И вам это представляется достаточной причиной?

— Спросите саму старушку Бренду. Вы выпалили свой вопрос — и, между нами говоря, Роуленд, попали пальцем в небо. Что она вам ответила?

— Я ответила «нет», — вмешалась Бренда, пересекла комнату и устроилась на подлокотнике кресла, в котором сидел Фрэнк.

К горлу Хью Роуленда подступила тошнота, которая постепенно усиливалась, — наконец он даже испугался, что не сумеет с ней совладать.

— Понятно, — сказал он. — Все правильно!

Но страсти в комнате накалились еще сильнее.

— Извини, Хью, — пробормотала Бренда улыбаясь. Ни по выражению ее лица, ни по всему прочему он не мог заключить ничего определенного. Лицо ее по-прежнему пылало, но не осталось и следа замешательства, волнения или какого-либо интереса к нему. Словно ничего не произошло. Возможно, так оно и было.

— Подожди, — сказал Хью так резко, что Бренда подпрыгнула. — Я знаю, что мне следует сказать «все правильно» и на том покончить. Но я не намерен этого делать. Нельзя отрубить человеку руку и затем отправиться веселиться, ничего не объяснив. Нам надо во всем разобраться.

— Видите ли, боюсь, что я не могу продолжать обсуждение этой темы, — сказал Фрэнк.

— Боюсь, что вам придется его продолжить.

— Послушайте, старина, — проговорил Фрэнк со всей рассудительностью. — Вы уже сваляли дурака, а если станете продолжать, то сваляете еще большего. Я не держу на вас зла, хотя другой на моем месте поступил бы иначе. Однако, если вы намерены упорствовать в намерении увести от меня Бренду, то это просто глупо.

— Неужели?

— Да. Во-первых, Бренда ко мне по-своему привязана. Ведь так, старушка? Во-вторых, даже если бы это было не так, то дело прежде всего.

• Предыдущая
• 3/49
• Следующая