Семья и как в ней уцелеть - Скиннер Роберт - Страница 32

Робин. Тот же механизм в действии: раздражение, разрушительные — «плохие» — эмоции отделяются от умиротворения, добродушия и направляются исключительно на партию соперников, что очищает «хорошие» эмоции и придает им силы. Конечно, вызванный таким фокусом «свет добра» недолговечен, ведь это обман зрения, и через какое-то время недостатки «своих» уже лезут в глаза. Но вы ненадолго получаете «отсрочку» от пристального взгляда на реальность, а она такова: каждый — включая вас — и плох, и хорош. Тут требуется взгляд на вещи взрослее, трезвее, он остудит вас, даже немного подавит. И поэтому вам легче, если можно ненавидеть врага. Люди, пережившие вторую мировую войну, вспоминают «повальную» отзывчивость, «массовую» сердечность и удивляются, куда все делось в мирное время.

Джон. Я слышал, тогда снизился обычный процент тяжелых душевных заболеваний.

Робин. Да, сведения есть. Надо сказать, что этот параноидный механизм часто включается в общественных масштабах в периоды депрессии. Помните, к примеру, промышленную забастовку в Гранвике в 1977 году?

Джон. Недели длилась… Сотни пикетов, стычки, схватки у ворот — постоянно в теленовостях показывали. И каждый, кто не считал себя «всяким там», поднимался на демонстрацию. Забастовка захватила воображение всех.

Робин. Но общественный резонанс удивлял, ведь событие его не оправдывало. Я не понимал, почему буквально все слои общества были взбудоражены и вовлечены в происходящее, пока не поймал себя на мысли, что и у меня руки чешутся пойти кинуть парочку кирпичей. И тогда вдруг оживился, приободрился, а то тоска грызла. Ага, сказал я себе, вот же в чем дело: Гранвик привлек всеобщее внимание, как раз когда всем нам предстояло осознать плачевное состояние британской экономики и перспективу неуклонного снижения жизненного уровня. Я вспомнил, что от этого часто впадал в уныние, но «заводясь» из-за Гранвика, мысленно включаясь в борьбу, чувствовал какой-то подъем, получал «заряд» адреналина.

Джон. Вскоре интерес к забастовке погас, а она не принесла никаких результатов. Что ж, принцип механизма ясен. Жизненный уровень каждого падает, потому что меняется мир, чего мы не в силах предотвратить, отсюда мы все подавлены. Но если всех нас разделить на две большие команды, и одна затянет, что мы бы все разбогатели, не будь жадных, эгоистичных хозяев, а другая станет утверждать, что и до сих пор бы не обеднели, но эти ограниченные тред-юнионы, эти лентяи-рабочие… у нас же прямо розыгрыш кубка получится! Каждому позволена агрессивность — волнуйтесь на здоровье и забудьте про гнетущие и сложные реальные экономические проблемы!

Робин. Совершенно верно. Конечно, реальные проблемы так не решаются, ведь чтобы их разрешить, необходимо обернуться лицом к фактам, какими бы удручающими они ни были. И нам необходимо сотрудничество, чтобы добиться успехов.

Джон. Итак, параноидный образ действий на самом деле может нас ненадолго взбодрить. Но и платить за это придется…

Робин. Да. В «гомеопатических» дозах от него нет вреда — если знаем, что делаем, и способны переключиться и вернуться в обыкновенный «режим» деятельности, как поступает большинство людей, поболев на спортивных соревнованиях, поучаствовав в политических дебатах. Он нас стимулирует без побочных явлений, сказывающихся на других людях. Это Вам пример того, как нормальный человек может «впасть» в детство, думать и действовать свободно, словом, может пошалить немного, когда нет необходимости вести себя осторожно и с предельной серьезностью. Но человек тут же откажется от ребячества и вернется ко взрослому мышлению, если требуется точная, взвешенная оценка событий.

Джон. Но, как Вы отметили, настоящие экстремисты не способны к этому переключению — они зациклились на параноидной фазе. Что же происходит, когда такие приходят к власти в государстве?

Робин. Все зависит от степени помешательства. Если лидер основательно «заблудился» в непроясненных «границах», но ловок и способен внушать доверие, получим ситуацию, подобную имевшей место в нацистской Германии. Это доведенный до абсурда параноидный механизм в действии, используемый систематически ради объявления какого-то меньшинства «козлом отпущения» для того, чтобы возмущенное, обманутое в своих надеждах население вымещало недовольство режимом на этих «козлах». А поскольку лидер очень нечетко представляет свои собственные «границы» и считает себя всемогущим — почти Богом — он должен контролировать все и вся, любую сторону жизни, чтобы не обнаружилось расхождения с его фантазией. Ну, простейший пример: всякий раз вскидывая руку, Гитлер хотел, чтобы его жест каждый повторял.

Джон. Да. И, наверное, наоборот: чем больше каждый потворствует диктатору, тем больше диктатор запутывается в «границах».

Робин. Да, я думаю, тут одна из причин, почему власть развращает. Властитель все безвозвратнее утрачивает связь с реальностью, ведь не получает отпора, необходимого для уяснения своих «границ». И чем он безнадежнее, тем больше опасается индивидуальности, несходства: он это не санкционировал — как же так? Несходство указывает на его «пределы», открывает, что он не все на свете, не Бог. Поэтому диктаторы обожают мундир и единообразие, без удержу ненавидят и уничтожают отличное, отдельное — с лица необщим выраженьем. Евреи обладают сильной, яркой, очевиднейшей индивидуальностью, и отсюда — всегда мишень для любого новоявленного Бога.

Джон. Люди иного цвета кожи — следующая. Ведь диктатор не в силах запретить эту несхожесть.

Робин. Верно. Поэтому диктатор должен избавиться от людей, противоречащих его представлению о себе. Одновременно он может приписать им все, не устраивающее его в себе — все, намекающее на его слабость, гнусность, отдаляющее его от богоподобия.

Джон. Дальше, я думаю, очередь других, непохожих самостоятельных государств…

Робин. Да. Диктатор должен либо завоевать их и ассимилировать — поглотить, либо стереть с лица земли, если поглотить не удается. Ужасно, но тут своя логика и автоматизм. И кто вступил на этот путь, тот будет вынужден тем больше проецировать и разрушать, чем больше преуспеет на этом пути. Диктатор и его клика, разумеется, не очистятся от скверны в самих себе, просто спроецируют ее на какую-то иную группу, объявленную в таком случае общим врагом номер один. Группа уничтожается, и после передышки они опять проецируют скверну на очередную группу, ну, и так далее.

Джон. Вспоминаю нашего дражайшего Оливера Кромвеля. Начал, поддерживаемый парламентом, армией и шотландскими пуританами. Они помогли Кромвелю разделаться с роялистами. Потом он сам разделался с шотландцами. Затем провел чистку в армии. Затем «почистил» парламент. А потом и совсем разогнал. Когда пришло ему время умирать, оказалось, что он уничтожил практически всех, на кого опирался его протекторат. Ничего удивительного, что на реставрацию монархии потребовалось каких-то два года. Нацисты действовали по тому же принципу. Гитлер ликвидировал коммунистов, социалистов, профсоюзы, католиков, протестантов, евреев, цыган и так далее. Проводил также чистки своих коричневорубашечников. Собирался было расправиться с верховным командованием вермахта, даже замахивался на «СС», когда события выбили у него почву из-под ног. А Сталин? Уничтожил фактически всех до одного соратников-революционеров, обвинив каждого по очереди в контрреволюционной деятельности. У лидера подобного толка нет выбора: уничтожив противников, он принимается за своих.

Робин. Ему необходимо выискивать все новых и новых диссидентов, предателей в своем лагере. Не найди он их, диктатор достигнет точки, когда уже не сможет поверить, что вся скверна идет извне.

Джон. Его «ширма» рухнет.

Робин. И логическим концом для него будет…стереть себя в порошок.

Джон. Смешно, но мне часто рисовалась такая картина: Аятолла, кончивший тем, что остался в живых последним из иранцев, сидит и остервенело отрубает себе руки, ноги… и все остальное. А ведь поразительно: массовые самоубийства в секте Джима Джоунза случились после того, как она переселилась в землю обетованную — в Гайану.