Роковой шаг - Карр Филиппа - Страница 61

• Предыдущая
• 61/81
• Следующая

Пока я одевалась, в комнату вошла Эмма. Она дрожала от волнения, ее глаза были расширены и сверкали, а щеки сильно покраснели.

— Где Жанна? — спросила она. — Я хотела сказать ей… Ее здесь нет?

— Я не могу найти ее. Наверно, ее куда-то вызвали. , — Вызвали! Кто бы мог ее вызвать и разве она могла уйти, не сообщив тебе?

— Я не могу этого понять, Эмма, и очень беспокоюсь.

— Исчезла, — бормотала Эмма. — Этого не может быть. Ей было здесь уютно. С чего бы ей уходить? Вдруг глаза Эммы сверкнули догадкой:

— Не пропало ли что-нибудь?

Я молчала. Мне не хотелось говорить ей о драгоценностях. Со временем я это сделаю… но не теперь. Я продолжала убеждать себя, что Жанна вернется и объяснит причину своего исчезновения.

— Потому что если это так… — продолжала Эмма.

— О чем ты говоришь?

— Это ведь очевидно, не так ли? Она вечно толковала о цветочном магазине в Париже. Это была цель ее жизни.

— Ты не смеешь так думать о Жанне… О, это невозможно! Она так долго была со мной! Она ухаживала за мной в Париже…

— Жанна всегда стремилась вернуться туда, я это знаю. Цветочный магазин в Париже — предмет ее мечтаний. Собственный магазин. Она всегда к этому стремилась.

— Неужели бы она ушла, не сообщив мне! Я не верю, что Жанка сбежала. Она была так рада жить с нами.

— Она вовсе не была сентиментальной, наоборот — жесткой, твердой, как гвозди, я бы сказала.

— Нет, она не жестокая. Она была так добра ко мне, когда я нуждалась в помощи. Эмма кивнула:

— Что ж, кто знает? Может, она и вернется. Не взяла ли она какие-нибудь из своих платьев?

— Все, — ответила я.

— О, дорогая. Тогда это действительно кажется… Во время этого разговора вошел Ланс.

— Что случилось? — спросил он. — Все кругом о чем-то шепчутся.

Я ответила, что исчезла Жанна.

— Исчезла? Как? Когда?

— Именно это я и хотела бы знать. Она ушла, и это пока все.

— Жанна! Я не могу поверить. Я кивнула.

— Все же я думаю, что нам следует посмотреть, не пропало ли что-нибудь, — сказала Эмма.

— Я не верю, чтобы Жанна взяла чужое… — начала я.

— Тебе не хочется верить и в то, что она могла уйти без спроса, — возразила Эмма. — Ты должна осмотреть комнату и проверить, не исчезло ли что-то ценное Прежде всего драгоценности, так как их легко унести.

Я почувствовала дрожь, когда Эмма подошла к шкатулке для драгоценностей, лежавшей на трюмо, и открыла ее. Она посмотрела на меня широко раскрытыми глазами:

— Ты в ней что-нибудь держала? Здесь пусто.

Я нехотя ответила:

— Кажется, мои изумруды были там… и безоаровое кольцо.

— Нет! — Эмма чуть не выронила из рук шкатулку, переводя взгляд с меня на Ланса. — Может, ты положила их еще куда-нибудь… — сказала она.

Я покачала головой.

— Ну конечно, ты так и сделала! — воскликнул Ланс. — Они где-то в этой комнате, — Он, как и я, отказывался принять другое объяснение. Несколько секунд он молчал, а затем выкрикнул:

— Господи, не думаете же вы, что она…

— Похоже на то, — сказала Эмма. — Кажется, она улизнула из дома с изумрудами, Кларисса. Кто бы мог подумать! Но она так часто говорила о цветочном магазине в Париже. Она часто говорила: «Они стоят цветочного магазина в центре Парижа».

— Но это абсурд, — убежденно проговорила я. — Это совершенно нелепо.

— Я надеюсь, что они вернутся, — сказал Ланс. — И Жанна, и изумруды.

— Они не вернутся, — твердо возразила Эмма. — Я знаю ее характер. Она выросла на задворках Парижа. Жесткая, как гвозди, и острая, как разбитое стекло, выискивающая свой шанс и никогда его не упускающая. Не удивлюсь, если она уже на корабле по пути во Францию. Там она получит предмет своих желаний… цветочный магазин в центре Парижа. Именно о нем она всегда говорила.

Я удрученно покачала головой, и Ланс подошел и обнял меня.

В ту ночь не предпринималось никаких мер. Я никому не позволяла говорить, что Жанна сбежала. Я верила, что она вернется и даст объяснение.

Обед прошел как обычно, и карточная игра продолжалась, несмотря на случившееся. Я была слишком расстроена, чтобы делать что-либо, и вернулась в спальню.

Я все еще бодрствовала, когда пришел Ланс. Сейчас меня не интересовало, выиграл он или проиграл. Мои мысли сосредоточились на Жанне. Я живо представляла ее, такую разную, подчас острую на язык, старающуюся спрятать природную сентиментальность за едкими замечаниями, и в то же время добрую сердцем и заботливую. Невозможно было бы забыть, что это она спасла меня, когда я была мала и беспомощна.

И теперь вдруг узнать, что она — воровка…

Я никак не могла в это поверить.

Мы поговорили об этом с Лансом, так как я не могла заснуть, а он, понимая мое самочувствие, тоже не спал.

Он мягко сказал, что есть только одно объяснение, и мы должны его принять. Жанна решила оставить нас. Людям тяжело жить вдали от родины. Возможно, все эти годы она тосковала о родной Франции. Она мечтала о собственном цветочном магазине. Увидев дорогие драгоценности, она прикинула их стоимость.

— Искушение было слишком велико для нее, — сказал Ланс. — Бедная Жанна не смогла ему противиться.

Лансу нетрудно было понять это. Ведь он-то хорошо знал, что такое непреодолимые искушения.

На следующий день он послал слуг в Дувр и Саутгемптон для выяснения, нет ли там следов Жанны, которая, скорее всего, бежала во Францию. Но никаких сведений о ней найти не удалось.

Шли недели, и даже я начала верить, что не могло быть другого объяснения. Каждый раз, когда Жанна складывала мои драгоценности — а это вошло у нее в привычку с тех пор, как Ланс подарил мне изумруды, — она мечтала о цветочном магазине.

Как ни крути, а получалось, что дела обстоят именно так. Искушение оказалось слишком сильным, и Жанна покинула меня ради собственного цветочного магазина в центре Парижа.

Значит, я никогда по-настоящему не знала ее. Она не могла быть той женщиной, которой я всегда верила.

Это было душераздирающее открытие. Что же я знала о Жанне? И что я знала о ком-либо вообще?

Только в течение следующих недель я поняла, как много значила для меня Жанна. Она казалась матерью той маленькой впечатлительной девочке, какой я была когда-то, и я не могла ее забыть. Несмотря на всю очевидность происшедшего, что-то внутри меня отказывалось принять тот факт, что она убежала, чтобы на украденные драгоценности купить цветочный магазин. Она присматривала за мной с тех пор, как я ребенком жила с родителями в Париже. И когда злая судьба обрушилась на меня, Жанна заботилась обо мне. Затем она приехала в Англию, чтобы найти меня. О нет, я не поверю, что Жанна — обычная воровка. Было какое-то объяснение. Должно было быть.

— Какое? — спрашивала Эмма.

Что касается Ланса, он пожимал плечами и не хотел вникать в это дело. Да, потеря украшения огорчительна, соглашался он, но когда его выигрыши позволяли, он покупал мне и большие ценности. Бесполезно плакать о том, что уже сделано, повторял он.

Жанна ушла, и не было никакого способа найти ее без больших хлопот и затрат. Кроме того, много ли в них прока? Стоит ли отбирать у нее цветочный магазин?

— Нет, пусть он у нее будет, — сказал Ланс. Он испытывал своего рода восхищение перед той, что смогла придумать такой план и осуществить его. Если ему улыбнется удача, он непременно купит мне гораздо лучшие и более крупные изумруды.

Ланс был готов забыть Жанну. Он почти желал ей добра с ее нечестно добытыми барышами. Он не понимал, что ее поступок ранил меня гораздо глубже, чем просто утрата драгоценностей. Его безразличие к таким жизненно важным вещам раздражала меня, особенно когда я сравнивала это с его сильной страстью к игре.

Прошло три или четыре недели после исчезновения Жанны, и мы вернулись в Лондон. Сезон начался, и хотя мы не часто посещали двор, все же это было необходимо периодически делать. Нового короля считали грубым, а именно король и королева всегда определяли настроение при дворе. Этот король не имел королевы или, точнее, она у него была, но он удалил ее несколько лет назад из-за ее предполагаемой интрижки с графом Кенигмарком. Его же немецкие любовницы царили на ее месте и в связи с недостатком шарма, а также из-за своей жадности были не очень популярны. Поэтому ни у кого не было большого желания посещать двор, который фактически не являлся центром изысканного общества. Королева Анна называла Георга «немецким грубияном», и, видимо, это соответствовало его сути.

• Предыдущая
• 61/81
• Следующая