Очень темное дело - Кораблев Артем - Страница 4

• Предыдущая
• 4/37
• Следующая

Федя было расстроился, выдержал «разбор полетов» с родителями, а потом решил — ну, не судьба ему ехать в этом году в Крым, так не судьба. Он на даче отдохнет под Вербилками, за грибами походит, а чтобы не скучно было, Петьку туда пригласит. Только бы родители согласились. Как ни странно, предки очень быстро дали свое согласие, даже и не возражали. Только не на все лето, а месяц согласились на даче с Федей и Петей пожить, когда у них отпуск будет. Федин отец сам тогда, после собрания, Кочетковым звонил и предложение такое сделал. А на следующий день уже со стороны Петькиных предков поступило предложение встречное: пусть, чтобы не так тяжело было Фединым родителям и чтобы у ребят было хоть какое-то разнообразие, Петя и Федя сначала в деревне Кучи у Петькиного деда погостят. Недели две. А потом пусть уж и к Феде на дачу отправляются. Так между собой и порешили. Федя доволен был, но тут Кочетков-младший неожиданно внес в планы взрослых свои коррективы.

— Пойми, — убеждал он Федю, когда они вдвоем гуляли на Крылатских холмах, — дело не в том, что мы в деревне скучать будем. Не будем, особенно вдвоем. Дело не в этом, дело в принципе. Ты хотел в Крым?

— Ну, — кивал Федя.

— И я хотел. Мы виноваты, что на нас эти дебилы из «А» набросились?

— Не виноваты.

— Так фигли ж мы страдаем? Они-то, эти «ашки», со своим классом едут в Петербург на неделю, а нас ни хрена никуда не берут. Это справедливо?

— Несправедливо, — и тут соглашался Федя.

— Фигли ж мы будем с тобой Ларе потакать, когда она нас все равно выгнать на следующий год собирается. Она так и заявила после собрания: «Кочетков и Чудинцев учиться у меня в классе не будут».

— Кто тебе это сказал?

— Ленка-староста. Я ей верю, она всегда в курсе и девка хорошая. Так давай утрем Ларе нос, тоже в Крым смотаемся.

— Но как? — спросил тогда Федя, а Петька, загадочно улыбнувшись, пообещал дать ему ответ на этот вопрос через пару дней. Медлить действительно было нельзя. Уже через неделю класс выезжал на поезде в Крым, а их в тот же день отправляли на деревню к Петькиному дедушке.

И Петька сдержал свое обещание: на третий день после того разговора он пришел к Федьке в гости с разработанным планом суперавантюрной операции.

— Мы приедем к деду, — излагал суть дела Петька, — и скажем ему, что твои родители не могут взять отпуск через две недели, мол, им на работе его только сейчас и дают. Вот мы будто бы и должны у него только два дня перекантоваться, а в понедельник к тебе на дачу уезжать. Предки ни сном ни духом, а мы прямо в Крым и рванем.

— А что, если твои родители захотят тебя на даче навестить? — сомневался Федя.

— Не захотят. Они сами уезжают по путевке в Болгарию.

— А ты?

— А я с ними никуда не хочу. Хватит с меня родительского диктата за все осенние, весенние и зимние месяцы. Я хочу сам по себе нормально пожить. Ты, что ли, не хочешь? — проникновенно спросил Петька, заглядывая Феде в глаза.

— Хочу, — согласился Федя. Перспектива отдохнуть от всякой взрослой опеки и ему показалась заманчивой.

— Ну вот, — обрадовался Петька. — Поедем с тобой в Крым, а они ничего не узнают. Твои на даче будут сидеть две недели, нас ожидать, мои в Болгарии загорать, а мы с тобой попутешествуем.

— Ничего не выйдет, — вздохнул Федя, — мои на дачу через две недели только и собираются, а до тех пор в Москве будут.

— Ну и что, ну и что, Чудилкин, — вскочил с дивана Петька, — пусть сидят. Мы как раз через пару недель с тобой из Крыма и вернемся. А где мы были, они так никогда и не узнают. Смотри: в Кучи они позвонить не могут — у деда телефона там нет, моим тоже не могут — мои уезжают в Болгарию. Стало быть, мы с тобой на пару недель вольные птицы, Федор Михайлович. Эх ты, а еще Достоевский! — Петька покровительственно потрепал Федю по вихрам.

Федю Достоевским называли в классе и за любовь к литературе, и за одинаковые с этим писателем имя и отчество. Петьку же иногда величали Чайковским, он хоть в музыке был не силен, ему, как говорится, слон на ухо наступил, но зато и он был тезкой великого композитора — тоже Петр Ильич.

Короче, Федя дал себя тогда уговорить. А чтобы его родители совсем уж ничего не заподозрили, юные авантюристы решили позвонить им откуда-нибудь из Крыма и сказать, что звонят из Куч.

Только одного не мог Федя понять — как Петька до Крыма думает добираться. На поезд у них и денег нет, и паспорта им пока не полагаются. Пешком же до Крыма и за месяц не дойдешь.

— Зачем же пешком, Чудилкин, — усмехался Петька. — Мой отец в молодости полстраны автостопом проехал, сам мне рассказывал. Но сейчас лучше с этим автостопом не связываться, попадешь в какую-нибудь историю, да и бесплатно ничего не делается. Мы с тобой еще лучше сделаем, доберемся до Крыма на электричках, зайцами. Мой отец так тоже путешествовал, до Ленинграда, а мы его переплюнем — до Крыма рванем.

— Может, лучше по рекам. — Федя вспомнил древние пути славян, когда еще никаких дорог не было.

— У тебя лодка есть? — хмыкнул Петька.

— Лодки нет.

— И у меня нет, стало быть, электричками. А где не получится, там и автостопом прокатимся.

— Постой, — вспомнил Федя еще одну немаловажную деталь, — а границу мы как минуем? Крым же на Украине, нас на границе с поезда снимут пограничники.

— Обязательно снимут, да еще и обратно до дома завернут, и вообще — электрички через границу не ходят, — согласно закивал Петька. — Поэтому границу мы уж с тобой как-нибудь пешком перейдем, леском или по полю. Ты все книжки читаешь, Чудилкин, но и телевизор тоже надо смотреть! Пёхом пройдем запросто, так сейчас все, кто там живет, делают.

Оставшиеся дни Федя и Петя готовились к осуществлению задуманного: собирали необходимые им в пути и в Крыму вещи, так только, чтобы родители ничего не заподозрили. Еще они строили планы, мечтали и фантазировали. Больше всего им хотелось разыскать уехавший в Ялту класс и показаться там кое-кому на глаза: мол, вот вы здесь по распорядку живете, а мы вольные птицы, что хотим, то и делаем. Однако получится ли? Вдруг кто-нибудь доложит о них Ларисе Васильевне?..

— И вот мы тут, — закончил рассказ Петька.

Он хоть и был рассказчиком неважным, прыгал с пятого на десятое, забывал детали или опускал их как само собой разумеющееся, но излагал причины и суть путешествия Саше именно он. Феде он просто не дал рта раскрыть, на каждом втором слове перебивал.

Саша-то Петьку слушал, а Федя от такого рассказа к концу совсем заскучал, тем более что все ему и так было известно. Зато ему в голову, видимо, от нечего делать, забрела интересная, на его взгляд, догадка — как он только ее сразу-то упустил?

— Сань, — обратился он к новому знакомому, — ты почему в поезде потомком Пушкина назвался тогда? Он что, правда твой дальний родственник?

— А кто его знает, — пожал плечами смуглый паренек, — прадед-то у Александра Сергеевича тоже был эфиоп. Может, мы где-то и родственники. В десятом колене.

— Так ты ведь тоже Александр Сергеевич?

— Угу, только Носков.

— Здорово! — понял Федину мысль тем временем Петька. — Смотри, Сань, что получается. Федька — Федор Михайлович, как Достоевский. Я — Петр Ильич, как Чайковский. А ты эфиоп наполовину, да еще и Александр Сергеевич. Да нас тут целая «Могучая кучка» собралась. Творческая компания. Мы ли до Крыма не доедем?

— Мне вообще-то до Африки, — уточнил Александр Сергеевич и поднялся с вокзальной скамейки — к этому времени они уже сидели на станции «Калуга-2». — Пошли, там какой-то поезд подходит, кажется, до Киева или до Одессы, нам и тот и другой сгодится, все ж к заветной цели приблизимся.

• Предыдущая
• 4/37
• Следующая