Алиенист - Карр Калеб - Страница 18

• Предыдущая
• 18/133
• Следующая

Я поднял глаза и увидел, что Ласло озадаченно на меня смотрит.

– Джон, я никогда в жизни не слышал от тебя ничего умнее, – сказал он. – И к слову, о твоих вопросах касательно цели твоего пребывания здесь с нами. – Он повернулся к Теодору. – Рузвельт, я прошу назначить Мура моим ассистентом. Его знание преступной деятельности и мест, где она вершится, может оказаться просто бесценным.

– Ассистентом? – повторил я. Но мне никто не ответил. В глазах Теодора зажегся огонек, под кожей заходили желваки, и я понял, что он полностью согласен с Крайцлером.

– Я полагаю, вам бы хотелось принять участие в следствии, – сказал он. – Я это чувствую.

– Принять участие в следствии? – повторил я в замешательстве. – Рузвельт, куда девался ваш хваленый голландский ум? Алиенист? Психиатр? У вас и так уже ходят в заклятых врагах все старшие офицеры Управления, не говоря уже о половине членов Совета уполномоченных. Они уже делают ставки на ваше увольнение и сходятся на том, что это произойдет аккурат ко Дню независимости! Если хоть одно слово насчет того, что вы поручили дело кому-то вроде Крайцлера просочится наружу, это будет звучать так, словно вы наняли африканского шамана!

Ласло хмыкнул:

– Примерно так склонны величать меня большинство уважаемых горожан. Мур прав, Рузвельт. Необходимо будет действовать в обстановке строжайшей секретности.

Рузвельт кивнул.

– Я отдаю себе отчет в складывающейся ситуации, джентльмены, поверьте мне. Секретность будет обеспечена.

– И насчет, – продолжил Крайцлер, предпринимая еще один тонкий дипломатический ход, – условий…

– Если вы имеете в виду жалованье, – сказал Рузвельт, – то с этого момента вы будете получать его согласно ставке, официально предусмотренной для консультанта.

– Боюсь, когда я заговорил об условиях, жалованье меня интересовало меньше всего. Как и должность консультанта. Боже праведный, Рузвельт, ваши детективы неспособны сделать простейшего вывода из отсутствия глаз – три убийства за три месяца и самая важная улика приписывается крысам! Кто знает, сколько всего еще они упустили. Что же касается связи этих убийств с делами трехлетней давности – при условии, что такая связь существует, – нам, джентльмены, светит умереть от старости в своих постелях, пока они обнаружат ее самостоятельно, с «консультантом» или без. Нет, с вашими крысоловами мы ничего не добьемся. Я имел в виду лишь дополнительную помощь со стороны Управления…

Рузвельт, вечный прагматик, слушал внимательно.

– Продолжайте.

– Дайте мне двух-трех талантливых молодых детективов, которые имеют четкое представление о современных методах расследования, тех, кто не успел погрязнуть в старой системе ведения дел и никогда не ходил под Бёрнсом. – (Томас Бёрнс считался самым уважаемым из стариков – основатель и фактический глава Отдела расследований, скользкий тип, накопивший огромное состояние за срок своей службы; далеко не случайно он ушел в отставку до того, как Рузвельт появился в составе Совета уполномоченных.) – Мы обоснуемся где-нибудь вне штаб-квартиры, хотя и неподалеку. Назначьте кого-нибудь связным – опять-таки из новеньких, лучше всего помоложе. И предоставьте нам доступ ко всей возможной информации, естественно – памятуя о секретности. – Ласло удовлетворенно сел, осознавая всю беспрецедентность подобных требований. – Дайте нам все это, и у нас, возможно, появится некий шанс.

Рузвельт покрепче вцепился в стол и тихонько покачался в кресле, не сводя глаз с Крайцлера.

– Мне это будет стоить работы, – сказал он, не выказав, как могло бы показаться, должной озабоченности, – в том случае, если что-нибудь обнаружится. Мне вот что интересно – осознаете ли вы, доктор, насколько пугает ваша работа самых разных людей, в том числе и тех, кто управляет этим городом? И политиков, и предпринимателей? Когда Мур говорил об африканском шамане, это ведь была совсем не шутка, понимаете?

– Уверяю вас, я вовсе не расценивал его фразу как оную. Но если вы искренне желаете, чтобы все это прекратилось, – с нажимом произнес Крайцлер, – вам придется согласиться на мои условия.

Все это время я наблюдал за беседой с изрядной долей восхищения и сейчас был уверен, что наступил тот момент, когда Рузвельт перестанет мечтать и вернется на грешную землю. Он же в который раз ударил себя кулаком в открытую ладонь и произнес:

– Разрази меня гром, доктор, мне кажется, я знаю такую парочку детективов, которые наверняка вас устроят! Но скажите мне, с чего вы думаете начать?

– Чтобы ответить на этот вопрос, – ответил Крайцлер, показывая в мою сторону, – мне следует поблагодарить мистера Мура. Это он когда-то подбросил мне идею.

– Я подбросил вам идею? – Эгоизм на мгновение затмил во мне страх перед тем, что нам предстояло осуществить.

Ласло подошел к окну, отодвинул жалюзи до конца и выглянул наружу.

– Вы должны помнить, Джон, как несколько лет назад ездили в Лондон – аккурат в разгар этой шумихи вокруг Джека-Потрошителя.

– Разумеется, я прекрасно все помню, – ухмыльнулся я. То были не самые лучшие мои каникулы: три месяца в Лондоне в 1888-м, когда кровожадное чудовище ангажировало случайных проституток в Ист-Энде и безжалостно их препарировало.

– Тогда я попросил у вас какую-нибудь информацию по этому делу, может, что-нибудь из газетных публикаций. С вашей стороны было очень любезно откликнуться на мою просьбу и, в частности, вложить в пакет заявление молодого Форбса Уинслоу.

Я порылся в памяти. Форбс Уинслоу, носивший то же имя, что и его отец, – выдающийся британский алиенист, оказавший некоторое влияние на Крайцлера, – выбил себе место главного врача психиатрической клиники, разумеется, – исключительно благодаря заслугам своего гениального папочки. По мне, так молодой Уинслоу был просто самоуверенным дураком, но тем не менее он прославился, подключившись к расследованию дела Потрошителя и нагло провозгласив, что убийства (не раскрытые и по сей день) прекратились исключительно благодаря его вмешательству.

– Только не говорите мне, что это Уинслоу подбросил вам идею, – изумленно проговорил я.

– Непреднамеренно. В одном из своих абсурдных трактатов о Потрошителе он упоминал возможного подозреваемого в этом деле и говорил, что если бы он создал некоего «воображаемого человека» – заметьте, я цитирую дословно, именно «воображаемого человека», – собравшего в себе все характерные черты настоящего убийцы, то не нашел бы никого более подходящего на эту роль, чем несчастный подозреваемый. Разумеется, человек, которого он удостоил сей высокой чести, впоследствии был признан невиновным. Но вот это его выражение задержалось у меня в памяти. – Крайцлер повернулся к нам. – Мы ничего не знаем о человеке, которого ищем, и вряд ли нам повезет обнаружить свидетеля, который будет знать о нем больше нас. К тому же у нас не хватает улик – этот человек годами совершает свои злодеяния, так что у него было достаточно времени, чтобы в совершенстве отточить приемы. Но то, что мы можем сейчас сделать, – единственное, что можно сделать в такой ситуации: представить себе мысленно портрет человека, способного совершать все эти преступления. Если нам удастся нарисовать такую картину, важность обнаруженных нами улик неизмеримо возрастет. И, таким образом, мы сможем существенно уменьшить тот стог сена, в котором нам предстоит найти нашу иглу.

– Благодарю покорно, – сказал я. Нервозность моя все возрастала. Беседа в подобном ключе наверняка распалит воображение Рузвельта, и Крайцлер прекрасно знал это. Действия, планы, кампания – нечестно было просить Рузвельта принять обдуманное решение перед такими эмоциональными приманками. Так что я счел уместным вскочить и принять то, что показалось мне тогда превентивной позицией.

– Слушайте, вы… – начал я, но Крайцлер просто коснулся моей руки и одарил меня своим типичным взглядом, исполненным беспрекословного авторитета, после чего тихо произнес:

– Одну минуту, Мур, присядьте, пожалуйста. – Мне ничего не оставалось, как подчиниться его просьбе, хоть и не без раздражения. – Вам необходимо знать еще одно. Я сказал, что в случае выполнения условий у нас будет шанс на успех – не больше и не меньше. Годы практики нашего подопечного явно не прошли для него даром. Тела двух детей в водонапорной башне были обнаружены лишь благодаря случайности, помните об этом. Мы ничего не знаем о нем – мы даже не знаем, «он» ли это. Известны случаи, когда женщины убивали своих и чужих детей – так называемая «пуэрперальная мания» или «послеродовой психоз» – и такие случаи нередки. У нас есть только одна причина для оптимизма.

• Предыдущая
• 18/133
• Следующая