Дом в Черёмушках - Коршунов Михаил Павлович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/22
• Следующая

Когда Леонид Аркадьевич вошёл в дом, увидел — Гарька сидит в кухне на чурбачке, занят чисткой грибов.

Сбоку на полу лежала раскрытая поваренная книга.

— Ты уже приступил?

— Да. Вот тут написано… — И Гарька заглянул в книгу и прочитал по складам: — «Пре-жде все-го гри-бы не-об-хо-ди-мо очистить и помыть».

Леонид Аркадьевич выгрузил покупки и подсел на подмогу к племяннику.

Когда грибы очистили и помыли, их нарезали ломтиками и прокипятили в кастрюле. Потом посолили и обжарили в масле.

Перед окончанием жарения книга рекомендовала добавить чайную ложку муки, положить сметану, посыпать тёртым сыром и запечь. А при подаче на стол сдобрить зеленью петрушки или укропом.

Но Леонид Аркадьевич и Гарька порешили прекратить готовку своих грибов, когда они попросту окажутся съедобными.

Грибы шкворчали на чугунной сковородке и так яростно брызгались маслом, что Леонид Аркадьевич, придерживая очки, поминутно отпрыгивал от сковороды в дальний угол кухни.

Гарька читал поваренную книгу, выискивая, что и из чего можно ещё приготовить.

— «Суп из каш-та-нов». А каштаны в городе продаются, дядя Лёня?

— Мне не попадались.

— «Клёц-ки из pa-ков», «Жаркое из ди-ко-го веп-ря». А кто такой вепрь? Птица, да?

— Кабан, — поспешно отвечал Леонид Аркадьевич, опять загнанный шипящим маслом в угол кухни.

— «Кар-то-фель-ные кро-ке-ты», «Суп из бы-чачь-их хво-стов…» Дядя Лёня, из хвостов суп! — Гарька подпрыгнул на чурбачке и уронил книгу.

«Подарок молодым хозяйкам» рассыпался по полу.

Леонид Аркадьевич подумал: «Суп из бычачьих хвостов? Чёрт знает что такое!»

— А ну её, эту книгу, — сказал Гарька, складывая листки как придётся. Вепри, каштаны, бычачьи хвосты, крокеты… Мы и без неё проживём. Правда, дядя Лёня?

— Правда, — ответил Леонид Аркадьевич. — Проживём и без неё.

Грибы получились отменные.

Леонид Аркадьевич сам искренне удивился, что они с Гарькой сумели так вкусно приготовить, хотя у них под руками и были только масло, соль и завалявшаяся, вялая луковица, и совсем не было ложки муки, сметаны, а при подаче на стол отсутствовала зелень петрушки.

После целого дня на свежем лесном воздухе у дядьки и племянника разыгрался такой аппетит, что они ели молча ложками прямо со сковородки, а хлеб не резали, а ломали кусками.

В печке с шелестом разваливались головешки. От них отстрекивали угольки и тут же гасли, падая на железный лист, прибитый на полу перед топкой. Трещала духовка — остывала.

В дом входила ночная тишина, полная трепетных теней от крыльев бабочек-бражников, запаха ещё горячих от солнца ёлок.

В лесу угомонились птицы, только где-то одиноко вскрикивала серая сова-сплюшка: «Сплю… сплю…»

Поужинали и загасили огонь в печке. Улеглись пока что на матерчатом диване.

Гарька уснул, едва прикоснувшись к подушке.

А Леонид Аркадьевич кашлял, вставал, пил воду, долго ворочался: ныла поясница после мытья полов, побаливали в плечах руки, которые без привычки отмахал топором, в спину упирались пружины дивана.

Но не беда…

Жизнь, кажется, налаживалась.

Да, жизнь налаживалась — самостоятельная трудовая, без Матрёны Ивановны.

И, когда Яков Данилович сообщил, что Матрёну Ивановну задержат в больнице, Леонид Аркадьевич и Гарька не отчаялись, не впали в уныние, а окончательно приняли решение: жить в Черёмушках и вершить свои дела по хозяйству, без посторонней помощи.

Они докажут заносчивой Жене, на что способны двое сильных духом мужчин.

…День начинался с физзарядки: дыхательные упражнения, прыжки на месте, бег вокруг дома.

Гарька с самого старта легко обходил дядьку.

— Знаете что? — однажды сказал Гарька. — Так неинтересно… Я буду бегать в другую сторону.

— Хорошо, — согласился Леонид Аркадьевич. — Бегай в другую.

С тех пор дядька огибал дом в одном направлении, а племянник — в другом, ему навстречу, да с такой скоростью, что наскакивал на Леонида Аркадьевича из-за каждого угла.

Покончив с зарядкой, завтракали — ели простоквашу, которая, как считал Леонид Аркадьевич, весьма удавалась ему в приготовлении: с вечера он заправлял молоко кусочками чёрного хлеба и оно быстро прокисало. (Леонид Аркадьевич узнал об этом из «Подарка молодым хозяйкам», куда наведывался потихоньку от Гарьки.)

Дни, когда назначалась простокваша, были для Гарьки стихийным бедствием: простоквашу приходилось есть не только во время завтрака, по и за обедом и за ужином.

Леонид Аркадьевич приготовлял её в огромном количестве, как самое несложное блюдо. Загружал простоквашей кастрюли и даже чайник.

В те часы, когда Леонид Аркадьевич обкладывался книгами, для Гарьки наступало томительное одиночество.

Вначале Гарька рисовал пейзажи, пока не израсходовал зелёную краску.

Потом возникло новое увлечение: Гарька взялся ремонтировать дом. Начал с крыльца.

Раздался сотрясающий грохот. У Леонида Аркадьевича попадали со стола карандаши: Гарька вколачивал в порожки строительный гвоздь.

— Ты что? — ужаснулся Леонид Аркадьевич размеру гвоздя.

— Прочно будет, — невозмутимо ответил Гарька.

Закончив ремонт крыльца, Гарька попросил Леонида Аркадьевича купить масляной краски.

— Для чего тебе?

— Буду забор красить.

— Хорошо, — сказал Леонид Аркадьевич и подумал: «Пусть красит забор, пусть красит даже деревья, лишь бы не стучал».

Посоветовавшись с Яковом Даниловичем, Леонид Аркадьевич сходил в нефтяную лавку, которая находилась в центре посёлка, рядом с пожарной будкой, купил оранжевой краски (была только оранжевая), большую кисть и олифы.

Дома развели краску, и Гарька незамедлительно приступил к работе.

Леонид Аркадьевич теперь часто отрывался от книг и словарей, наблюдал, с каким вдохновением Гарька работал.

Как-то Леонид Аркадьевич поддался искушению, оставил «персов» и «арабов» и вышел поразмяться, попробовать покрасить забор.

Работа была настолько увлекательна — забор на глазах из грязного и линялого превращался в чистый, ярко-оранжевый, — что Леонид Аркадьевич сбегал в лавку и купил себе вторую кисть.

«Не напрасно, значит, ребята, друзья Тома Сойера, — вспомнил Леонид Аркадьевич, — предлагали Тому пару головастиков, одноглазого котёнка и даже оконную раму, чтобы только разрешил вместо него белить забор тёткиного дома. В этом определённо был смысл».

Забор красили с разных концов, навстречу друг другу.

Вскоре краска кончилась.

Леонид Аркадьевич отправился в нефтелавку, но там сказали, что масляной краски больше нет. Надо подождать, пока привезут из города.

Леонид Аркадьевич, опечаленный, вернулся к недокрашенному забору, который своим цветом успел уже произвести убедительное впечатление на всех обитателей Черёмушек.

После обеда Гарька и Леонид Аркадьевич часто уходили гулять, осматривать окрестности.

Собирали цветы, ловили стрекоз, сбивали с ёлок крепкие, ещё неспелые шишки. В залитом водой большом карьере, где когда-то добывали песок, — пугали лягушек. Лягушки, взбрыкнув задними лапами, шлёпались с берега в воду, а потом притворялись дохлыми — не шевелились, накрывали глаза, растопыривали лапы и колыхались на воде, как зелёные кленовые листья.

Лягушек можно было даже трогать прутиком.

В укромных, затенённых лозой и ивняком излучинах карьера сидели нахохлившиеся мальчишки с кривыми удилищами из орешника.

При появлении Леонида Аркадьевича и Гарьки мальчишки хмурились, просили не шуметь и ни в какие разговоры не вступали.

Позже удалось с ними познакомиться и принять участие в рыбалке, и то в качестве сторонних и безмолвных наблюдателей.

Но сколько Леонид Аркадьевич и Гарька ни проводили времени с мальчишками и их кривыми удочками, ни разу не видели, чтобы кто-нибудь поймал хотя бы плотицу или окунька.

В карьере, кроме лягушек и жуков-ныряльщиков, никто не водился, но мальчишки ни за что не хотели этому верить и продолжали ловить рыбу.

• Предыдущая
• 3/22
• Следующая