Подростки - Коршунов Михаил Павлович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/46
• Следующая

Парень требователен, нажимает на Ирину, а она отговаривается. Сестра сказала что-то резкое Ирине, встала и ушла. Хотела встать и уйти Ирина, но парень схватил ее за руку. Сел рядом, широко раскинул ноги — загородил Ирине проход. Как потом узнал Виктор, это был Стась Новожилов, ее прежний знакомый. Больше она ничего о нем не сказала. Только боялась, что он потребует от нее какие-то деньги.

Виктор сразу же решил вмешаться, заступиться за девушку. Она ему понравилась. Она не могла не понравиться. И этому Стасю, конечно, она нравилась, и он, конечно, не хотел бы ее никому уступить. Виктор подошел к столику и спокойно надавил Стасю на правое плечо так, что правая рука Стася, которой он держал руку Ирины, разжалась от боли.

— Усмехайся, — повторил Виктор надпись на значке. — Спокойно.

Ирина благодарно Виктору кивнула, встала и пошла. Виктор за ней. Сестру они не нашли и так впервые остались вдвоем. Произошел первый разговор. Не совсем такой, каким Виктор пересказал его Тосе в кабине электровоза. Но Виктору хотелось, чтобы разговор был таким. Он постепенно научился придумывать оправдания для Ирины. Он как мог украшал ее. Он ее любил, хотя такая любовь, как оказалось, была ему не по карману…

Он идет к следователю, но повторяет мысленно дорогу от своего столика в буфете к столику Ирины. «Ты мне нравишься, — сказала Ирина ему потом. — Но это пока все». И отступила от него в свою прежнюю жизнь, очевидно, неудавшуюся. Виктору там никогда не нашлось бы места, если бы эта жизнь удалась. Он это понимал, но решил добиваться Ирины на любых угодных ей условиях… Войти в клинч с окружающим миром.

Вот и канцелярия со множеством спаренных двойных дверей, обтянутых дерматином. За дверями — кабинеты для встреч обвиняемых со следователями и адвокатами, для очных ставок. Еще два ряда других дверей, узеньких. Их штук двадцать. Как будто стоят подряд будки телефонов-автоматов. В этих комнатках заключенные после встречи со следователем или адвокатом ждут, пока за ними придет конвой и отведет снова в камеру. Боксы временного ожидания. Скудатин сидел в таком телефоне-автомате. Длилось минут тридцать — сорок. Тишина. И бесконечные воспоминания. А как вспомнить что-нибудь хорошее о себе, достойное, что хоть в какой-то степени примирит тебя с собой, вернет веру в себя? Не получалось…

Следователь был одного возраста с Виктором. Он сидел за столом, обкапанном чернилами и забрызганном снизу мастикой. На столе лампа, большая и неудобная пластмассовая пепельница. Напротив, вплотную у стены, маленький стол и два стула.

Сквозь окно в сумерках виден двор тюрьмы и мелкие решетчатые окна.

В комнате горел свет у потолка. Следователь зажег еще настольную лампу.

Под Скудатиным скрипнул стул. Следователь некоторое время смотрит на Виктора. В комнате пахнет устоявшимся табачным дымом и карболкой. Карболкой пахнет от Скудатина. Запах камеры, и Скудатин принес его сюда.

— Виктор Данилович Скудатин, сегодня я выполняю двести первую. Вы уже знаете.

Виктор качнул головой.

— Я обязан ознакомить вас со всеми документами дела — протоколами свидетелей, характеристиками, технической экспертизой.

Виктор опять качнул головой.

Следователь встает и подходит к Виктору, кладет перед ним целый том. Под обложками сброшюрованные листы дела. Сразу отдаляется, исчезает Ирина и надвигается на Виктора его преступление. Он яснее всего чувствовал преступление в кабинете следователя, потому что здесь постоянно были документы. В конце любого допроса он обязан был писать в протоколах одну и ту же фразу: «С моих слов записано и мною прочитано», «С моих слов и мною…». Протоколы он никогда не прочитывал, а только подписывал. Он ждал суда, как избавления от совершенного, если только можно от этого когда-нибудь избавиться, погасить в памяти. Ему казалось, что после суда он сумеет как-то определиться в новой для себя жизни, пусть и в заключении. Получить первую надежду на будущее.

Следователь закуривает. Виктор не просит у него сигарет. Если следователь предлагает, Виктор отказывается. Он ничего больше не просит для себя, для такого, какой он теперь. Виктора нет, того давнего, мастера группы ЭЛ-16. В конце дела к картонной обложке подклеен конверт, в котором лежат трудовая книжка, паспорт, документ на право вождения электровоза. Вот все, что еще сохранилось. А он, нынешний, сидит перед следователем на прикрепленном к стене стуле. При первом же свидании с Ириной он обрек себя на этот путь, сюда, в следственную комнату, за окном которой совсем стемнело и ни одного огонька, темный пустой тюремный двор. Уже тогда он был не Виктором. И сейчас перед следователем не Виктор, а подонок.

Следователь придвинул настольную лампу, чтобы Виктору удобнее было читать. Потом подошел к окну и открыл форточку. Она стукнулась о стену, и прозвучал совсем домашний звук. Виктор успел его уже забыть.

— Ознакомьтесь с делом, — сказал следователь. — Это ваша судьба. Вы имеете право дополнить следствие, сделать заявление.

Виктор некоторое время смотрел на глянцевитую обложку, слабо тронул ее руками, даже приоткрыл. Потом спросил:

— Где надо расписаться, чтобы дело передавали в суд?

— Протокол об окончании следствия на моем столе.

Виктор встал, подошел к столу. Подписал бумагу, не читая.

Следователь начал нумеровать страницы дела.

— Виктор, вы все осознаете?

Виктор понял, следователь нумерует страницы, тянет, не подписывает протокол.

— Сергей… Герасимович… — не совсем по форме сказал Виктор. Получилось непроизвольно, само как-то. — Подписывайте.

Следователь подписал протокол.

— На суде я не присутствую. Больше не увидимся. Может быть, хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил? Что-нибудь передал?

— Нет. Не надо.

Следователь надавил на столе кнопку вызова конвоя.

— Теперь вы не обвиняемый, а подсудимый.

Виктор молча кивнул. Этот Сергей хороший парень.

— Желаю, чтобы исполнилось лучшее для вас, — сказал Сергей.

— У меня в жизни такого не будет, — ответил Виктор.

В дверях появился конвой. «У меня в жизни такого не будет… Неужели на самом деле не будет?»

Виктору сказали, что когда его повезут в суд, то разбудят рано, часов в пять. Потом проводят в большую комнату — ее называют «вокзалом» — и вместе с другими заключенными, которым тоже предстоит суд, повезут по городу, каждого в свой район. Сколько настоящих вокзалов было в жизни Виктора! А теперь такой вот «вокзал», условный. Страшный счет предъявила ему жизнь. И это уже не измерить никакими деньгами. Платить он будет годами собственной жизни, если не всей жизнью, всегда, до последнего дня.

Виктора Скудатина судила выездная сессия народного суда. В депо, в той его части, где когда-то располагалось училище, а теперь был клуб.

С утра в депо было уже неспокойно, люди собирались группами, переговаривалась — механики, электрики, слесари, сцепщики с сигнальными флажками, мойщицы с тряпками и щетками, энергодиспетчеры, водители дизель-толкачей. Горели огни в пустых смотровых канавах, и каким-то особенно тревожным выглядел сигнальный огонь, показывающий, что контактный провод находится под напряжением. Летали в депо птицы, которые поселились здесь еще с зимы. Птицы и поезда — постоянные спутники.

Старик Лиханов гремел молотком по своему котлу. К нему ходили, просили, чтобы перестал: у людей напряжены нервы. Старик не переставал, отругивался. Не послушал, конечно, и начальника:

— Уйди, Гера…

И Георгий Демьянович ушел.

Бесшумно отправлялись из депо в рейсы электровозы. Только какой-нибудь коротко просигналит, чтобы с путей сошли люди. Иногда на электровоз подсаживалась птица и выезжала за ворота.

Грузовик без номера сегодня не возил колодки, Лиханову было некогда, он бил по котлу. Унял Лиханова Воротников.

— Никита, перестань хулиганить.

Лиханов взглянул на друга.

• Предыдущая
• 27/46
• Следующая