Принцесса Грамматика или Потомки древнего глагола - Кривин Феликс Давидович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/57
• Следующая

В некоторой книге, где растут на дереве фиги, посреди страницы, которой правят царь и царица, жили-были три друга-местоимения: ЛЮБОЙ, КАЖДЫЙ и ВСЯКИЙ. Такие были друзья, что каждое дело, всякое дело, любое дело делали сообща, во всяком вопросе, в каждом вопросе, в любом вопросе имели общую точку зрения. Потому что они были не только друзья, но и синонимы, а для слов это очень важно.

Стоило ЛЮБОМУ куда-то отлучиться, и уже КАЖДЫЙ и ВСЯКИЙ начинали испытывать беспокойство. А если ВСЯКИЙ пропадал на какое-то время, то испытывали беспокойство КАЖДЫЙ и ЛЮБОЙ.

Однажды, когда ВСЯКИЙ и ЛЮБОЙ волновались по поводу того, что КАЖДЫЙ где-то ходит, ВСЯКИЙ, поволновавшись, сказал:

— Без КАЖДОГО можно обойтись.

— Ну что ты! — запротестовал ЛЮБОЙ. — Как можно обойтись без КАЖДОГО?

— Во всякое время!

— В любое время?

— Вот именно. Можно обойтись во всякое время, в любое время, но только не в каждое время, потому что так не говорят.

— Неужели не говорят? — огорчился ЛЮБОЙ. Он привык, что там, где годятся ЛЮБОЙ и ВСЯКИЙ, годится и КАЖДЫЙ. А тут вдруг получается, что не КАЖДЫЙ, а только ВСЯКИЙ И ЛЮБОЙ.

А ведь они считали, что в каждом тексте, в любом тексте, во всяком тексте могут друг за друга постоять, как это бывает у синонимов. А оказывается, КАЖДЫЙ не готов за своих собратьев постоять, как они готовы за КАЖДОГО.

Но тут пришел КАЖДЫЙ, и все опять было хорошо. Не каждую дружбу легко разрушить. Прошло время, и куда-то отлучился ЛЮБОЙ, а КАЖДЫЙ и ВСЯКИЙ волновались по этому поводу. И, поволновавшись, ВСЯКИЙ сказал:

— Стоит ли волноваться всякий раз?

— Каждый раз?

— Обрати внимание, — сказал ВСЯКИЙ, — можно сказать «всякий раз», можно сказать «каждый раз», но «любой раз» сказать нельзя, потому что это будет неправильно.

— Неужели неправильно? — удивился КАЖДЫЙ. Он привык, что там, где правильно каждое и всякое, там правильно и любое.

Но оказалось, что это не так. Оказалось, что ЛЮБОЙ не способен на то, на что способны КАЖДЫЙ и ВСЯКИЙ.

— Видно, каждому свое, — вздохнул КАЖДЫЙ.

— Вот именно. КАЖДОМУ свое, ВСЯКОМУ свое, но только не ЛЮБОМУ свое, потому что это будет неправильно.

Но тут появился ЛЮБОЙ, и опять все было не свое, а общее. Любая мелочь, каждая мелочь, всякая мелочь, не говоря уже об общих больших делах.

И все же что-то осталось. В глубине души у ЛЮБОГО и КАЖДОГО что-то осталось… Потому что если ВСЯКИЙ начинает искать изъяны у КАЖДОГО и ЛЮБОГО, то изъяны рано или поздно появятся.

Это понимает КАЖДЫЙ.

Это понимает ЛЮБОЙ.

И даже ВСЯКИЙ понимает, хотя виду, может быть, не показывает.

Персты перса были усыпаны перстнями, которые проступали сквозь перчатки, а на перстах его наперсницы был только наперсток. Посчитал перс все эти родственные слова и говорит наперснице:

— Имею сведения, что среди этих родственных слов затесались два неродственных. Нужно их немедленно удалить из текста.

Наперсница заплакала:

— Я знаю, ты хочешь удалить меня. Я тебе надоела.

— Да не о тебе речь. Речь о лишних словах, нам неродственных… Может, это твой НАПЕРСТОК?

— У тебя все персты усыпаны перстнями, а у меня только один наперсток. И ты хочешь его удалить?

— Не перстни же мне удалять: как-никак драгоценности. И, кроме того, пришлось бы удалять и персты, потому что у них тот же корень.

— А наперсток? Разве он не потому называется наперстком, что надевается на перст?

Перс призадумался. Действительно, положение: удалишь наперсток — придется удалять и перстни, и даже персты, потому что все они родственники.

— Может, удалишь ПЕРЧАТКИ? Сейчас уже довольно тепло…

— Еще что скажешь! — перс поплотнее натянул перчатки. — Забыла, что они родственники перстам?

— Я так и знала, что ты хочешь удалить меня, — опять заплакала наперсница.

Перс внимательно на нее посмотрел.

— Кстати, я до сих пор не знаю твоего происхождения. Я думал, ты называешься наперсницей потому, что твои чувства направлены на перса, но, может быть, они направлены на кого-то еще?

— Неужели ты не заметил? Я называюсь наперсницей потому, что ты прижимаешь меня к своим персям, то есть к своей груди. И буду так называться, пока меня прижимают к груди…

— Выходит, тебе все равно, кто тебя прижимает — перс или не перс? — вскричал перс. — Теперь я все понял! Это ты, ты чужая в нашем тексте! Всем чужая! И моим перстням, и моим перчаткам, и даже своему наперстку. И тебе они чужие!

— А тебе? Разве тебе они не чужие?

— Ты с ума сошла! Это же мои перстни! Мои перчатки! И даже наперсток, потому что это я тебе его подарил!

— Из шести слов четыре родственные: ПЕРСТЫ, ПЕРСТНИ, ПЕРЧАТКИ и НАПЕРСТОК. Остаются двое: я и ты.

— Как, я тоже?

— Мы с тобой… — Наперсница взяла перса за руку. — Милый, не держись за свои перстни и перчатки. Брось их, уйдем без ничего.

— Но мне будет холодно, — колебался перс.

— Нам будет тепло, ведь греют нас не перчатки. Нас греет друг, которого можно прижать к груди…

И они ушли вместе, перс и наперсница, ушли потому, что именно они оказались лишними в этом тексте. Но их было двое, и они прижимали друг друга к груди, поэтому им казалось, что лишние все остальные…

Встретились Копченый с Моченым, разговорились.

— Ну, как там наш Свежий? Опять чего-то с Черствым не поделил?

— Да, Свежий Черствому не товарищ. Черствый считает, что Свежий у него отбивает хлеб… Между прочим, Теплый сначала поддерживал Свежего. Пока речь шла о хлебе.

— Теплый в любом хлебном деле на стороне Свежего, хотя и отдает Черствому должное за его многолетний опыт.

— Зато потом, когда Тухлый поднял вопрос об атмосфере в коллективе, Теплый вдруг обрушился на Свежего, обвинил его в том, что он охлаждает теплоту наших отношений. «Я синоним Свежего, — сказал Теплый, — пока дело идет о насущном хлебе. Но в отношении атмосферы — пусть он меня простит: тут я его антоним».

— Не поймешь этого Теплого: то он синоним, то антоним.

— Но самое интересное: когда речь зашла об атмосфере в коллективе, Свежего поддержал знаешь кто? Черствый!

— Он же был против него?

— Это пока речь шла о хлебе. А когда речь зашла об атмосфере, об отношении к товарищам… В этом отношении, между нами говоря, Черствый — синоним Холодного, а Холодный, между нами говоря, синоним Прохладного…

— А Прохладный — синоним Свежего?.. Ну и обстановка в нашем коллективе! Никогда не знаешь, кто тебе синоним, а кто антоним…

Посмотрел Моченый на Копченого, и Копченый на Моченого посмотрел. И разошлись по своим делам: один по моченым делам, другой — по копченым.

Это родственные слова, и не только потому, что вышли они из одного корня. Жизнь не разлучила их на суровых дорогах грамматики, и они и сейчас принадлежат к одной части речи или, на худой конец, имеют общие грамматические признаки, как это бывает у прилагательных и причастий.

Когда житейская суета воспринимается как жизненная необходимость, это, как говорится, дело житейское. И когда жизненная мудрость не поднимается выше житейского опыта, это тоже, как говорится, дело житейское…

Как много в жизни житейских дел! Пока переделаешь все житейские дела, на жизненно важные жизни не остается.

Обсуждение протекало вполне миролюбиво, но внезапно куда-то отлучилась буква Б…

Впоследствии она утверждала, что отлучилась случайно, однако все видели в этом скрытый умысел: ведь не могла же буква Б не знать, во что превратится без нее ОБСУЖДЕНИЕ!

• Предыдущая
• 16/57
• Следующая