Голос дороги - Крушина Светлана Викторовна - Страница 33

— Зачем?! Ты же меня ненавидишь, Соло.

— Тебе не понять…

— Это точно, — согласился Роджер. — А может, тебе просто нравится играть в мученика? А?

Грэм не ответил. Перед глазами все плыло, ясно было, что еще немного — и он лишится чувств от недостатка воздуха. Видимо, Роджер тоже это понял, поскольку хватка его заметно ослабла. Грэм с наслаждением хватанул ртом воздух.

— Эй, там, за дверью! — заорал вдруг Роджер. — Или давай открывай замок, или вместо Соло получишь хладный труп! Я не шучу!

— Почем ты знаешь, не все ли им равно, живой я или нет…

— Не держи меня за идиота! Ключи есть только у офицеров, а они все за тебя… Ну, где ты там! — снова рявкнул Роджер. — Считаю до пяти. Раз…

— Грэм? — послышался за дверью неуверенный голос капитана, и Роджер торжествующе захохотал.

— Открывай давай!

— Отойди от двери! — как мог громко сказал Грэм и захрипел — сильные пальцы вновь стиснули его горло.

— С-сволочь, — прошипел Роджер. — Какая же ты сволочь! Как я тебя ненавижу! — он отвернулся и проорал: — Два!

Грэм, вцепившись в его запястье, силился ослабить хватку, но руки Роджера были как будто выкованы из стали. С минуту они молча боролись, и Грэм явно проигрывал. За дверью было тихо.

И вдруг Роджер отпустил его горло.

— Ловко ты их приручил, — сказал он неожиданно мирно. — И чем только взял, аристократ поганый! Ух, так и размазал бы по стенке твою морду! — и в подтверждение своих слов он что есть сил ударил Грэма по лицу раскрытой ладонью, так что тот пребольно приложился затылком об дверь; потом вдруг отвернулся и ушел в дальний конец каюты. Грэм обессилено приник спиной и затылком к двери. Из носа на рубаху закапало алым, и он поспешно запрокинул голову.

— Убирайся! — злобно рыкнул Роджер, не оборачиваясь. — И побыстрее. Пока я не передумал.

— Дай слово, что не пойдешь за мной следом, — хрипло сказал Грэм.

— Убирайся! — повторил Роджер.

— Капитан! Можно открывать.

— Точно?

— Говорю тебе, открывай.

За дверью зазвенели ключами.

— Вот что, — заговорил вновь Роджер глухо. — Ты там присмотри за Илис. Уж очень она любит в истории влипать.

— А… — только и сказал Грэм. Ничего больше он сказать и спросить не успел, потому что дверь приоткрылась, и он буквально вывалился из каюты в объятия капитана Берека, на котором лица не было.

— Цел? — взволнованно спросил он, хватая Грэма за плечи.

Тот отодвинулся, поспешно зажимая кровоточащий нос.

— Цел. Запирай быстрее.

— Что у вас там такое было?

— Немножко поговорили. Роджер… он слегка не в себе. Точнее, совершенно вне себя.

— Может, высадить его по пути? — озабоченно сказал капитан. — В Самистре, например…

— Да разве он согласится сойти? Ладно, капитан, не бери в голову, как-нибудь обойдется.

В глубине души Грэм не слишком на это надеялся. Он сильно жалел, что решил заключить договор с Роджером вместо того, чтобы просто попробовать отобрать у него Илис силой.

2

В свое первое утро в отцовском замке Грэм спросонья не сразу сумел понять, где он находится, и что его разбудило. Кровать — огромная, с пологом, с немыслимым количеством подушек, с пуховым одеялом, — была ему незнакома. Потребовалось время, чтобы вспомнить: он в княжеском замке. Следом пришло понимание, отчего он проснулся: в носу невыносимо свербело, и он громко чихнул. Кто-то довольно захихикал; Грэм приподнялся и увидел, что на краю кровати сидит Гата, одетая в мужское платье, с убранными под шапочку волосами. В пальцах она крутила травинку, которой и щекотала Грэму нос.

— Ты как сюда попала? — спросил он сиплым со сна голосом. Он сел в кровати и обнаружил, что полностью одет, и даже сапоги вчера не снял. — Я же запер дверь.

— В комнатах есть еще и окна, — снова хихикнула Гата.

— Второй же этаж, — Грэм невольно покосился на окно. Оно было открыто, и оттуда тянуло влажной утренней прохладой.

— И что? Ну, ты долго еще собираешься спать?

— А что? — спросил Грэм, снова мрачнея. Он вспомнил вчерашний день, и настроение начало стремительно портиться.

— Чего сразу нос повесил? — ехидно спросила Гата. — Еще зареви… как девчонка, честное слово.

— А шла бы ты!..

— Вот, так гораздо лучше. Ну что… братец. Нет, ты, в самом деле — мой брат?

— Его светлость… хм… говорит так.

— Его светлость? — Гата округлила глаза. — Это ты про отца? Лучше отвыкай. Он страшно этого не любит. И давно он тебя… обнаружил?

— С неделю назад.

— Понятно… Н-да, мой… то есть наш папа — человек стремительных решений. Он, наверное, так сразу тебя и огорошил?

— Угу.

— Это в его духе. Он сначала делает, а потом думает. Если вообще, конечно, думает.

— Мне тоже так показалось, — робко заметил Грэм.

Гата хохотнула.

— Не стесняйся. Папа любит критику. А где ты жил раньше?

— В Карнелине.

— И ничегошеньки не знал о своем отце?

— Нет.

— Разве мать не рассказывала?

— Нет.

— А где она теперь? Папа снова ее бросил?

— Моя мать умерла много лет назад, — очень сухо сказал Грэм.

— Прости, — смутилась Гата. — Так ты остался совсем один? Как же ты жил?

— По-разному, — отрезал Грэм. — Еще вопросы есть? Если нет, то объяснись, пожалуйста, зачем пожаловала, да еще и через окно?

— Какой ты грубиян… Я хотела, вообще-то, окрестности тебе показать. Как ты насчет этого?

В замешательстве Грэм еще раз посмотрел за окно. Судя по мутной мгле за ним, было еще очень рано, рассвет только-только занимался.

— Чего косишься? Ты, никак, собирался спать до полудня? Уже барских привычек нахватался?

Грэм вспыхнул и вскочил на ноги.

— Пойдем.

— То-то же! — обрадовалась Гата и тоже встала. — Только давай выйдем через дверь, а то ночью дождь был, листва мокрая, одежда вся насквозь. И тс-с-с, тихо, а то все еще спят.

До завтрака Гата успела провести Грэма по дому и службам, где ей было знакомо все до последнего гвоздика. Начала она со своей комнаты, которая походила не на спальню юной девушки, но на пристанище мужчины, помешанного на охоте. Глядя по сторонам, Грэм засомневался, прибирались ли здесь хоть когда-нибудь. На разоренной кровати валялись предметы одежды, — исключительно мужской, охотничьей и дорожной. В самых неожиданных местах можно было увидеть самые неожиданные предметы: лошадиную сбрую, охотничью перчатку, разнообразное оружие и другие столь же интересные вещи. В углу на шестке сидел сокол с колпачком, надетым на голову, — тот самый, которого Гата хотела показать вчера. Это был ее любимец. Она посадила его на руку, предварительно надев перчатку, осторожно гладила его перышки, и горделиво спрашивала: "Хорош, правда?". Грэм соглашался, гордая птица ему нравилась, хотя он и не понимал, зачем держать сокола в комнате. Гата пообещала, что скоро они вместе поедут на охоту, и тогда она покажет, на что способна ее птичка.

Прочие комнаты в замке были не такие интересные, как спальня княжны, зато более роскошные. Чувствовалось, впрочем, что их обстановкой занимался человек с большим вкусом. Вчера Грэм видел гостиную и столовую, теперь Гата показала еще несколько жилых комнат наподобие, но надолго они нигде не задерживались.

Затем Гата повела его в хозяйственные помещения. Миновав несколько дверей, они попали в кухню, где у плиты уже хлопотала Укон.

— Госпожа Гата! — тут же закричала она. — Опять вы туточки! Медом тут, что ли, намазано? Да и час-то ранний, чего вам не спится?

— Дай чего-нибудь перекусить, — не обращая на крики никакого внимания, Гата уселась на стул и привольно вытянула ноги. — Мы с Грэмом хотели пойти погулять.

— Скоро завтрак, тогда и покушаете, — сердито отозвалась Укон. — И идите себе гуляйте, сколько душе угодно!

— А я не хочу завтракать со всеми, — капризно сказала Гата. — Что за наказание! Укон, ну дай же хоть пирожок! Я знаю, у тебя есть, — она огляделась по сторонам, заметила на столе блюдо, накрытое чистым полотенцем, и потянулась к нему. Кухарка проворно хлопнула ее по ладони.