Голос дороги - Крушина Светлана Викторовна - Страница 53

Через три дня Грэм лишился последних сил из-за мучительной жажды, у него начался бред; к счастью, парень, давший ему инструмент, увидел его состояние, отказался от платы и почти силком поил его водой.

Ночная работа заняла у Грэма несколько месяцев, хотя он и пилил проклятые цепи, стирая пальцы в кровь. Пришла осень с его восемнадцатым днем рождения, о котором он даже не вспомнил, потому что в это время его долбила лихорадка, и он думал, что в этот раз — все, конец. Он уже разговаривал в бреду с отцом и Клодом и не ждал, что болезнь его отпустит. Но он и впрямь был живучим — или ему просто сказочно везло, — и снова выкарабкался, и с остервенением взялся за дело.

К концу зимы титанический труд был закончен, и однажды ночью Грэм с облегчением отбросил ненужный больше, источенный инструмент, поднялся на ноги и задумался, что делать дальше. Лил дождь, что облегчало его задачу, поскольку охраны было меньше, чем обычно. Он знал, что недалеко находится один из охранников и что его не обойти. Подобрав обрывки цепей, чтобы не тащились за ним и не звенели, Грэм крадучись направился вперед. Он основательно отвык от свободных движений и поэтому двигался мелкими шагами.

Он сумел незамеченным подойти к охраннику со спины, накинул на его шею обрывок цепи и сильно дернул на себя. Бедняга тихо захрипел, хватаясь руками за импровизированную удавку, и повалился на спину. Грэм подхватил его, оттащил в сторону и обыскал. Без малейших угрызений совести он стащил с охранника одежду, оделся и забрал копье и кинжал. Все так же таясь, он стал пробираться дальше. Нужно было до утра покинуть территорию каменоломен. Ему снова чудовищно повезло: он нарвался еще только на одного охранника, к которому тоже подошел со спины и ударил копьем. Когда охранник упал, Грэм безжалостно перерезал еще живому человеку горло кинжалом с таким хладнокровием, словно занимался этим всю жизнь. Остальные посты он благополучно обошел; с трудом, напрягая последние силы, взобрался по скользкому крутому склону, цепляясь за камни и срывая ногти; и к утру уже удалился от каменоломен на приличное расстояние, углубившись в сырой и душный зимой лес. Некоторое время он просто шел, не задумываясь о том, куда попадет. Когда солнце поднялось совсем высоко, он набрел на небольшую мелкую речку и без сил опустился на лежащий на берегу камень.

Нужно было передохнуть и освободиться от кандалов окончательно. Грэм пошарил вокруг себя, нашел довольно увесистый камень с острыми краями и с ожесточением принялся стучать по ненавистным железкам. Процедура эта была долгой, он сильно попортил себе руки, несколько раз заехав острой кромкой не туда, а поскольку бил он изо всех сил, то досталось ему крепко. Но, наконец, он забросил кандалы в ближайшие кусты, обросшие иглами с толщиной с его мизинец, встал и потянулся, впервые за долгие два года. Ощущение было непривычное, словно почти полжизни он таскал на себе тяжкий груз, и наконец-то смог сбросить его.

Он был свободен.

Теперь следовало позаботиться о том, чтобы свободу эту сохранить. Задерживаться на одном месте долго было нельзя. И все же Грэм замешкался: рядом была вода, и он не смог противиться соблазну. Скинув с себя всю одежду, он голышом залез в речку. Вода оказалась неожиданно холодной, почти ледяной, но Грэму было на все плевать, даже если бы он узнал, что здесь водятся какие-нибудь твари вроде крокодилов. Пусть сожрут, только сперва он утолит жажду и отмоется. Он вдоволь напился, блаженствуя; он даже не смог вспомнить, когда в последний раз видел такое количество чистой воды. Напившись, он зачерпнул со дна горсть песку и начал яростно отскребать с себя наросшую за два года грязь. Отросшие по пояс волосы было невозможно отмыть и распутать, а потому, поколебавшись, он взял кинжал и весьма неровно отрезал их чуть выше плеч. Когда он выбрался из воды, с натертой до красноты кожей, чистый и мокрый, то впервые за долгое время почувствовал себя человеком. Не одеваясь, он снова присел на камень и обдумал, куда идти дальше. После недолгих раздумий решил отправиться на северное побережье, а там затеряться в большом городе и попытаться при случае вернуться домой… то есть в Наи.

Грэм заметил мысленную «оговорку», и настроение у него резко испортилось. Что ж, надо помнить, что в Наи у него больше нет дома. И нет никого, кто был бы рад его видеть: Брайан и Нэсти, вероятно, покинули королевство, отец мертв, Клод — тоже. А больше никому нет до него дела. Ну, может быть, Гата волновалась о нем, но это едва ли. Он был один, и никто его не ждал.

Пока Грэм видел перед собой три пути, и все три предполагали скорое прощание с Самистром. Он мог вернуться в поместье, вступить в наследство и зажить аристократом, развлекаясь в свое удовольствие. Наверняка в округе нет ни единого нобиля с таким колоритным прошлым, так что можно будет наслаждаться своей исключительностью и изводить местных девушек. Грэм мысленно нарисовал картину деревенского благоденствия и понял, что оно его не привлекает. Помимо веселой Гаты, в замке еще жили княгиня и Нинель со своим высокомерным женишком (а то уже и мужем), общаться с которыми он не хотел ни за какие титулы и деньги мира.

Можно было вернуться в Карнелин, чтобы начать поиски Брайана и Анастейжии. Уж они-то ему обрадуются… во всяком случае, Грэм на это надеялся. Однако скоро он понял, что слишком сильно изменился, и старые друзья могут попросту его не принять. Да и что он стал бы делать у них теперь, когда в нем кипела злость и ненависть ко всему миру? Поиски нужно было оставить до лучших времен.

Значит, оставался один выход — бродяжничать. Не в Самистре, конечно, где охотников за беглыми каторжниками хоть пруд пруди, а клеймо с груди не смоешь, да и волосы, и синие глаза уж слишком приметные. Что ж, подумал Грэм, стану бродягой. Городов на свете много, богатых людей тоже хватает, глядишь, не обеднеют, — как и местные воришки, — если я у них немного позаимствую.

Тогда он еще понятия не имел о Ночной гильдии и сумеречных братьях.

Все для себя решив, Грэм поднялся с камня и принялся не спеша одеваться. Заодно он внимательно рассмотрел трофейную одежду. Одежда оказалась неплохой. Форменную куртку, правда, густо усеивали нашивки, отдирать которые не было ни сил, ни желания. Грэм здраво рассудил, что в жарком климате куртка ему ни к чему, и без сожалений зашвырнул ее в те же кусты, где уже покоились его цепи. Предварительно он проверил все карманы, но кроме нескольких серебряных монет ничего ценного не нашел.

Из одежды он оставил рубашку из грубого полотна, штаны и неплохие сапоги, которые оказались немного великоваты, пристроил за поясом кинжал. Закатал рукава, напомнив себе, что если он сунется в город или вообще к людям, нужно будет обязательно спустить их обратно, чтобы скрыть полосы, натертые кандалами. Подумав, Грэм взял и копье. Обращаться с ним он умел, хотя и не очень хорошо. Теперь он был готов к своему великому путешествию на север.

Когда он уже совсем было собрался идти, ему в голову пришла некая здравая мысль. Он присел, стащил с ног сапоги и закатал по колено штаны, решив пройти, сколько возможно, по воде, прямо по течению реки. В случае, если на него таки устроят облаву с собаками, это должно было сбить погоню со следа.

Так, сжимая одной рукой короткое копье и держа в другой сапоги, он двинулся по реке, навстречу новой жизни, стараясь не думать о том, что желудок сводит от голода, а в местных растениях и животных он абсолютно не разбирается. Впрочем, вопрос еды его сейчас интересовал меньше всего. Важнее было пройти как можно больше, пока он еще не свалился от усталости.

Часть 3

1

Илис не обманула: на горизонте и впрямь показалась земля. Грэм воспрянул духом, отыскал капитана и спросил, скоро ли корабль войдет в порт. Да часа через два, сообщил капитан с готовностью.

Грэму уже приходилось бывать в Бергонте. Серьезных неприятностей ни от Обооре, ни от королевства в целом он не ждал. Время от времени между нобилями случались стычки, — сказывалась горячая южная кровь, — но все они носили локальный характер. Стоило опасаться разве что особенно агрессивных вельмож, которым могли не понравиться путешественники, проезжающие через их земли без соответствующего разрешения. Но эту проблему Грэм надеялся разрешить на месте.