Длань наказующая. Файл №214 - Картер Крис (1) - Страница 8

• Предыдущая
• 8/14
• Следующая

— Мой настоящий папа от нас сбежал. Мама стала председателем какого-то семинара, или комитета, или чего-то в этом роде… Не помню. А потом они поженились с Джимом, и мы переехали сюда. Мне было тогда четыре года, а моей сестре — всего лишь два…

— У тебя есть сестра? — спросила Скалли. — Она учится здесь же, в этой школе?

Молдер осторожно тронул ее за плечо: не прерывай, мол. Шэрон отрицательно затрясла головой, потом сглотнула и выговорила:

— Нет. Уже нет. Сейчас расскажу. Джим ее убил.

— Джим? Твой отчим?

— Если вы мне не поверите… скажите сразу. Скалли беспомощно обернулась к МолдерУ— Тот молчал.

— Мы… постараемся тебе поверить, — пробормотала Скалли, вновь поворачиваясь к девочке.

— Он… он…

— Ну, помолчи, — сказал Молдер. — Не торопись, соберись с силами. Нам спешить некуда.

А дождь, против воли подумала Скалли и бросила взгляд на медленно вздымающуюся из-за горизонта непроглядную черноту. Хлынет, скоро хлынет. А я и так уже вся отсырела за эти полдня. Честное слово, лучше уж под пули, чем опять под дождь.

Скоро, впрочем, ей пришлось в очередной раз убедиться, что дождь лучше.

— Мне было тогда десять лет… или девять… когда он в первый раз меня заставил. Б машине, на заднем сиденье. Заставил. Я не хотела, — но он заставил! А потом сказал, что, если я проговорюсь кому-нибудь, он меня изуродует. Не убьет. Именно изуродует. Он говорил, что я очень красивая, а когда вырасту, стану совсем красавицей и выиграю конкурс «мисс Вселенная». А если он меня изуродует, то я ничего не выиграю. И потом он много раз… много раз… — она затрясла головой, не в силах говорить.

Снова пришлось ждать, пока она отдышится. Облака пара, напоминая о близкой зиме, срывались с ее губ.

— А я, когда он это делал со мной, всегда воображала, что я далеко-далеко в океане, под водой, и кругом только холодные рыбы… И темно. Совсем темно. Но, может, это мне тоже снилось? Я совсем это все забыла, но в последние дни почему-то стала вспоминать… И не только это. Ведь не только Джим это делал. Другие тоже.

О господи, подумала Скалли. Будет ли этому бреду конец? Может, ей просто нравится? Может, она так старается привлечь к себе внимание? Может, ей просто очень одиноко?

Так или иначе, надо сразу отсюда ехать к ней домой.

— Кто эти другие? — спросила она. — Что они делали?

— Мама часто уезжала на целый день, а то и на два. Тогда к нам приходили другие. И мужчины, и женщины. Я их не знаю, они надевали такие робы, или балахоны… не знаю, как сказать. С капюшонами, будто древние монахи. Они отводили нас с сестрой в подвал, там стены все покрашены красным, чтобы не видно было крови. А пол земляной… чтобы впитывалось, наверное. Нас связывали голыми и пели какие-то гимны, молились, и Джим всем этим управлял. А потом… потом… Меня они называли наседкой, потому что все время делали мне детей. У меня было пятеро детей. Или шестеро, я не помню. Все они закопаны там в подвале, потому что нужна была младенческая кровь для жертвоприношений. А у Терезы не получались дети, может, потому что она была еще совсем маленькая, или почему-то еще… И Джим очень сердился на нее, бил, и мама даже не понимала, откуда у Терезы синяки, а Тереза боялась рассказать. Но Джим так сердился, что в конце концов Терезу тоже принесли в жертву, а он потом сказал, что ее задавило на дороге…

— Сколько ей тогда было?

— Восемь.

Бред, с облегчением решила для себя Скалли. Все-таки, к счастью, бред. Даже засечки возраста противоречат друг другу. Она, как арифмометр, еще раз быстро перемолотила проскакивавшие в рассказе цифры: четыре и два, восемь или девять, восемь. А сейчас — пятнадцать. Пятеро рожденных детей, или даже шестеро.

Или не противоречат, холодея, подумала Скалли. Да нет, не может быть, не может. Ждать, что детей начнет рожать семилетняя, пусть даже восьмилетняя девочка? Убить ее за то, что она этого не смогла? Да кем же надо быть?

И тут волосы встали у нее дыбом. А если это правда? И действительно — кем надо быть, чтобы…

Председатель родительско-учительскою комитета.

Вот кем надо быть — председателем роди-тельско-учительского комитета Средней школы Кроули города Милфорд-Хэйвена, штат Нью-Гемпшир. В каких-то ста милях от Бостона. Она едва сдержала истерический смешок и снова обернулась на Молдера. О чем он думает, интересно?

Молдер вспоминал.

Он вспоминал снисходительно брошенные ему штатным психологом школы слова: если у подростка от книжной премудрости разболелась голова, это еще не значит, что его гнетут подавленные воспоминания!

Еще он вспоминал предвыборную речь президента: двадцать первый век должен стать веком Америки!

Еще он вспоминал недавнюю беседу с членами комитета: это плоды современной цивилизации, она докатилась и до наших тихих мест. Тихих мест. Какое тихое у них тут место!

Еще он вспоминал найденный на поляне обрывок: «…земли и королей подземного мира! Повелеваю…», «…кичащиеся своей праведностью…». Кичащиеся своей праведностью, думал он. Кичащиеся своей праведностью…

Он, тяжело вздохнув, распрямил спину и поднял голову — ив одном из школьных окон увидел некрасивое, внимательное лицо миссис Пэддок, наблюдающей за тем, что происходит на дворе. Поняв, что он ее заметил, она весело улыбнулась ему и почти по-приятельски помахала рукой. Он лишь кивнул в ответ.

— Мне надо идти, — тихо сказала Шэрон. — Лабораторную за меня все равно никто не сделает.

— Ты уверена, что это необходимо именно сегодня? — спросил Молдер.

— Мне не нужна плохая оценка на выпускном. Надо просто взять себя в руки — и тогда все получится.

Девочка права, подумала Скалли.

Ах, если бы девочка была права, подумал Молдер.

Шэрон встала. Отчетливо чувствовалось, как она собирается с силами. На лице ее постепенно проступило ледяное, хирургическое спокойствие; потом — решимость. Отчаянная решимость во что бы то ни стало идти до конца.

— Я его разрежу, — негромко, но убежденно сказала она. В голосе ее звякнула ненависть. — Пусть хоть молочка у меня из груди попросит. Как Бог свят, разрежу! Только двойки мне годовой не хватало в этой жизни!

Вот так мы все и живем, подумал Молдер.Разрежу, только бы не двойка. В чем бы она ни выражалась: в количестве набранных голосов, в количестве заработанных долларов… В количестве.

— Спасибо, — сказала Шэрон, неловко улыбнувшись агентам, и пошла к школе. Трогательно невзрачная цепочка, тускло отблескивая, с неуместной игривостью болталась на ее левой руке. Несколько мгновений Скалли и Молдер смотрели ей вслед, потом встретились взглядами — и, поняв друг друга без слов, поднялись.

И, уже не оборачиваясь, пошли к своей машине.

Жаль, что не оборачиваясь. Стоило обернуться хоть одному из них, он без труда заметил бы, что миссис Пэддок больше не смотрит на улицу и что в темной, неразличимой за стеклом глубине ее кабинета острой и длинной, колючей звездой невыносимо ярко запылала свеча.

Дом Джима Осбери 15.31

— Где моя дочь?

— Мистер Осбери…

— Я спрашиваю, где моя дочь?!

— Я вам отвечаю, мистер Осбери…

— Мне сказали, вы привезете ее домой! Я именно поэтому не поехал за ней сам! Где она?!

Джим был вне себя от ярости. Ему тоже было страшно. Скучно ему не было ни вчера, ни сегодня. Но страшно стало так же, как и всем остальным.

— Давайте не будем горячиться, мистер Осбери, — сказала Скалли. — У вашей дочери был истерический припадок…

— Она балованная девчонка! Припадок, фу-ты ну-ты!

— А потом, немного успокоившись, она рассказала нам очень странные вещи, которые мало похожи на правду, но разобраться с которыми — наш прямой профессиональный долг.

— Что еще? — сбавил обороты Джим.

— Мы так и будем разговаривать на ступенях перед вашим домом?

Джим помолчал, играя желваками. Молчаливая, не по возрасту увядшая жена примирительно тронула его за локоть. Чуть хрипло от подавленной неприязни Джим сказал:

— Прошу вас. Проходите, но имейте в виду, что я очень занят. И скоро должен уходить.

• Предыдущая
• 8/14
• Следующая