Путь к Дураку. Книга первая. Философия Смеха. - Курлов Григорий - Страница 23

— Ну не плачь, царевнушка, — привычно запричитал царь, не меняясь, впрочем, лицом, — вот, возьми лучше пряничек аль леденец…

— Надоело всё-о… — ревела царевна дальше, — не хочу-у больше есть, и так целлюлит у же начинается… ааа…

— Мало есть вредно, — наставительно сказал царь. — В перерывах между едой образуется кариес.

— Кто-кто образуется?.. — заинтересовалась царевна, моментально высохнув слезами. Тут она глянула на Петю, только сейчас его заметив. — А это кто?

— Лекарь твой, — сказал царь, — смеяться тебя будет учить.

— Меня смеяться?!. — воскликнула царевна то ли удивлённо, то ли оскорблённо и исказилась лицом так, что Петя подумал, что она вот-вот расхохочется, но Несмеяна заголосила вновь.

Царь выжидательно глянул на Петю, а тот внутрь себя, ища Мява. Но Мяв не показывался. Совсем сконфузившись, Петя включил внутренний смех, пытаясь восстановить спокойствие. Так и стояли: царевна ревела, царь ждал, а Петя нутром смеялся.

Насмеявшись до «не хочу», Петя вдруг вспомнил одну детскую, смешную игру… «А что? подумал он. Чем чёрт не шутит…выбирать-то не из чего…»

— Слышь, царевна, — сказал, — замуж хочешь?

— А ты как думаешь?.. — всхлипнула царевна.

— Я думаю так, рассудительно — сказал бывший старик, — если сильно хочешь — то всё попробуешь, что предложат. Даже если глупость какую. Даже если царевны так не делают. Ну то, конечно, если замуж хочешь…

— Говори, что делать, — решительно сказала царевна, утирая нос.

— В игру играть будем, — сказал Петя и повернулся к царю. — Народ нужон. Зрители. Чем больше, тем лучшей. Скажи всем — царевна представление давать будет. Комедию.

Через небольшое время горница забилась народом. Стояли, опасливо поглядывая на доброго царя и недоуменно — на Петю.

— Значит, так, — скомандовал Петя, — будем начинать.

Он повернулся к Несмеяне.

— Ещё раз вопрошаю — играешь? Не сконфузишься? Голову рубить раньше срока не велишь?

— Я не позволю, — вмешался царь. — Начинай.

— Будешь рассказывать сейчас, — говорил Петя, обращаясь к царевне, — беду свою. Послезливее рассказывай, помучительнее…

— А как подыму руку правую, так сделаешь и скажешь, — Петя ступил в сторону, выпучил глаза и чуть согнувшись, ухватился за живот. — Ой! сказал. Я не пукну!..

— А как подыму руку левую, сделаешь и скажешь так, — Петя, ступив в другую сторону, сморщил нос и помахал ладошкой, будто разгонял чего. — Ой! Это не я… — сказал.

Насупился, но ничего не сказал царь. В недоумении замер народ. Но Несмеяна была исполнена решимости.

— Велика беда моя, — начала она, — уже сколько лет улыбки нет на лице моём. Слёз ручьи избороздили щеки, платки носовые не просыхают. Женихи все поразбежались. Приедет кто, глянет на меня и рад бы остаться, но как услышит, что … Ой! Я не пукну!.. с тем и уезжает..

В толпе произошло движение, глаза у людей заблестели. Стояли, прятали лица. Царь серьёзно наблюдал.

— Давеча царь-батюшка, — продолжала Несмеяна, — пришёл ко мне и говорит… Ой! Я не пукну!.. нет… не так, он говорит… Ой! Я не пукну!..нет-нет, это я ему говорю …Ой! Я не пукну!.. точнее…

Народ, кто ладошкой, кто локтем прикрывшись, смеялся, стараясь делать это беззвучно. Брови у царя удивлённо поднялись, но что он ощущал было неясно.

А Несмеяна, вся раскрасневшись, упорно пыталась разъяснить.

— …Нет-нет, он по делу пришёл, а не глупости эти говорить. Он о женихах сказать хотел, что они …Ой! Тоже не пукнут… удивлённо сказала царевна и как-то странно хрюкнула. Затем она сжала кулачки и отважно продолжила:

— Не так всё…мы с батюшкой серьёзно говорили, вначале он, затем я, а опосля мы вместе решили, что …Ой!.. — лицо у девушки исказилось, она отпрыгнула в сторону и замахала ладошкой перед носом. —…Эта не я!.. Вернее… не он !!. Точнее —…не мы!!!

Царевна ещё что-то хотела сказать, но ей не дали. В горнице стаял хохот неимоверный. Люди держались за животы, друг за дружку, корчась от смеха, падали на колени.

Гукал, смеясь, царь, утирая сопли и слёзы одновременно. А затем… затем все замерли, так как услышали неслыханное доселе смеялась царевна… Смеялась Несмеяна — смеялась звонко, заливисто, заразительно..

— Ай да Петя, ну молодец, — говорил царь, ещё красный от пережитого. — Не подвел-таки. Пойду, распоряжусь, чтоб карету тебе приготовили. До самого дому доставят. А ты ещё тут царевну подучи маленько.

Несмеяна стояла у окна с сияющими глазами, с каким-то озаренным изнутри лицом, стояла в луче солнца, и бывший старик Петя, засмотревшись, неожиданно для себя подумал: «А всё ж идёт ей мини-юбка эта. Надобно и своей старухе сыскать где». Вслух же сказал:

— Это не всё, царевна. Постоянно смешить тебя некому будет. Ежели вновь станешь прежней «Несмеяной», крючьями тебя вытягивать придётся. Допустить до того нельзя.

— Как только смущение внутри почуешь, — продолжал Петя, — сразу включай в утробе своей смех внутренний. Какой такой «внутренний» расскажу позже. Пока слушай.

— Кто обидит тебя, — продолжал он, — или, скажем, испугает сразу смейся нутром. Смейся пока смеётся. Насмеялась и ладно. А от обиды и страха мокрое место останется.

— Как не согласна с чем, — говорил Петя, — погода не та, жених не люб, царь-батюшка не то делать велит сразу смейся нутром. — Насмеялась всё образуется.

— Не жди грусти великой, — продолжал, беды большой. — Выкарабкиваться тогда долго придётся. Чуть взгрустнулось — смейся. Чуть не ладится — смейся. И просто смейся, без причины особой. Смейся — и смехом худое опережай.

— …Горе смеха боится, беда к смеху не клеится, хвори враз отпадают. Смерть и та смеха сторонится: а ну как растрясёт её всю, костей потом не соберёт, — закончил Петя наставления свои. И неожиданно услышал внутри себя довольное урчание: «Спррравиася…»

…Ехал Петя в карете царской, дорогой быстрой, минувший день вспоминая, и доволен собою был. И вёз он в шкатулке дареной подарок, царём обещанный, послами из стран заморских привезённый.

— … Фонарик на батарейке солнечной, — сказал царь, вручая. — Диво дивное…

Социум, то есть мир человеческих взаимоотношений, некогда нами выстроенный и из нас состоящий, постепенно превратился в совершенно абстрактное образование, не имеющее никакого реального отношения к нуждам человека и откровенно паразитирующее на нём, став этаким «виртуальным монстром», «солитером», пожирающим нас изнутри.

Вместо того чтобы заботиться о самом человеке — его чаяниях, свободе и счастье, социум хранит свою целостность как раз за счёт эксплуатации этих обозначенных качеств. Созданный некогда нашими же руками и мозгами, то есть программами выживания и самосохранения, нашедшими выражение в привычных уже нам условиях внутривидового взаимодействия, он немедленно обозначил свои границы системами запретов и жёсткими правилами существования, сделав их незыблемыми.

Будучи полезными, но лишь в определённый период «взросления» и становления человечества, эти правила быстро превратились в монолитные «тюремные застенки». А социум, как и любая другая система, утратившая гибкость и ставшая «закрытой», стремительно становится системой «мёртвой» и, соответственно, стремящейся «омертвить» все свои элементы, опасные своей непредсказуемостью и свободой. То есть нас с вами.