Книга желаний (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 61

А Вальрик колебался, для него наша клятва звучала глупо и непонятно, откуда ж ему знать…

— Можешь ей верить, — раздался скрипучий голос. — Ни один из них не осмелится нарушить обещание, если обещая, ручался именами Ветров.

Меченый — надо же, проснулся, а я и не заметила — приподнявшись на локтях, с легкой насмешкой в глазах смотрел на меня. А он откуда знает? Ветра — это для да-ори, люди не способны их слышать, равно как и не должны вообще знать о существовании.

— Не знаю, что ты потребовал, но она это выполнит, или умрет.

— Хорошо, — Вальрик не шелохнулся. Он вообще не сделал ничего, но тварь, присосавшаяся к моей шее, вдруг упала на землю. Он все-таки сделал это! Господи, свобода! Наконец-то свобода!

— Ты клялась, — напомнил Рубеус. Очень вовремя напомнил, я уже собиралась… в общем, не важно, что я собиралась сделать. Но Рубеус прав: клятву я не нарушу, тут Вальрику бояться нечего. Присев на корточки, я подняла ошейник. Обычная полоса металла, шириной сантиметра три. Цвет — желтовато-зеленый, этакая смесь благородного золота и старой, начавшей окислятся меди. Замкa нет, но тогда каким образом эта штука держалась на шее? Полоса легко гнулась во все стороны, словно была сделана не из металла, а из ткани, однако агрессии по отношению ко мне не проявляла. Да в ней вообще жизни не было! Но как тогда? Не Божьей волей же, в самом-то деле, оно меня держало?

— Отдай! — потребовал Вальрик.

— На.

С гораздо большей охотой я бы уничтожила эту странную штуку. Вальрик же, свернув полосу в рулон, засунул ее в карман, правильно, целее будет, только во второй раз я не попадусь, я скорее умру или убью — что гораздо вероятнее, чем позволю снова надеть на шею аркан.

— И как самочувствие? На свободе хорошо, правда? — Поинтересовался Меченый. Что-то он разговорчивым стал, будем надеяться, что не из-за "тумана", если процесс затронул мозг, то Рубеусу и превращение уже не поможет. Впрочем, выглядел он чуть лучше, чем накануне. Язвочки на руках успели затянуться тонкой розовой кожицей, и жар спал. Это хорошо. Мой пристальный взгляд монаху не понравился, в глазах появилась настороженность. Скоро она уйдет. Скоро он будет полностью доверять мне.

— Даже не думай! Даже не пытайся! — Заорал Рубеус. Все-таки его осведомленность в некоторого рода вопросах, здорово мешала. Люди проснулись. Люди ему не помогут, я слово дала, и я его сдержу.

— Она хочет помочь! — Начал было объяснять Вальрик. — Не мешайте!

Зря он волнуется, теперь, когда на шее нет Аркана, мне никто и ничто не в состоянии помешать. Рубеус держался долго, сначала он пытался отвести взгляд, потом зажмурится, потом закрыть глаза ладонями. Сильная личность, пожалуй, из него выйдет отличный воин.

Пещера поплыла, запахи, звуки остались где-то извне, а мир сузился до размеров зрачка. У человека такие маленькие зрачки… Человек слаб. Всего одно сердце и то бьется неровно, то быстрее, то медленнее, это неправильно и я выровняла ритм. Заодно нормализовалось и дыхание, глубокое, нечастое, как раз такое, как нужно. А разум? Что с ним делать? Рубеус продолжает сопротивляться, хотя уже вяло, больше по инерции, нежели осознанно. Пусть спит, пусть видит красивый сон. К примеру рассвет… да, это будет последний рассвет в его жизни.

Первый, самый легкий, этап завершен. Я снова вернулась в пещеру, голоса обрушились со всех сторон, слишком громкие, слишком резкие. Снова ссора? Еще плохо понимаю, что к чему, слияние с чужим разумом дается нелегко. И вообще, мне отдых нужен. Но люди думали иначе. Чьи-то грубые руки вцепились в плечи. Чей-то голос настойчиво требовал ответа. Пришлось открыть глаза.

— Что ты сделала, тварь? — Брат Морли походил на огромный, надутый тяжелым красным газом, шар. — Что ты сделала?

— Ничего.

Этот человек был силен, а ярость и присутствие других людей, придавали ему уверенности в своих силах. Отпустив плечи — я едва не упала — руки сомкнулись на горле. Пытается задушить? Смешно. Легкий удар в болевую точку, и брат Морли со стоном падает на пол. Добивать не стала, его верность товарищу вызывает уважение.

— Он не умрет. Он станет да-ори.

— Вампиром. — Простонал Морли.

— Пусть так. Но он будет жить.

— Проклятым навеки.

— Лучше, если он умрет?

— Да, — толстяк, наконец, отдышался, но, слава богу, нападать снова не стал. Вместо этого он, сидя на полу, буравил меня ненавидящим взглядом.

— Тогда убей.

— Что?

— Убей. — Обнажив нож, я протянула его Морли. — Возьми и убей его.

— Но… — Монах побелел. — Я не могу.

— То есть, зарезать спящего ты не решаешься, а вот обречь на смерть от болезни во имя спасения души — это запросто. Тогда ты. Держи.

Рыжий монах от ножа шарахнулся, тоже отказывается. Ну да, говорить проще, чем делать.

— То есть, пусть он умрирает, но не от ваших рук, а от болезни? Так? — рыжий отступил к стене. А вот Морли на месте остался, буравит взглядом, но молчит. — Хотите, расскажу, как это будет?

Морли затряс головой, он не хотел слушать, но придется. Я не садистка, просто нужно решить вопрос сейчас, пока у меня достаточно сил.

— Сначала пятна расползутся по всему телу. Потом они начнут лопаться, и тело покроется глубокими кровоточащими язвами. Ему все время будет хотеться пить, но чем больше воды, тем больше язв. В конечном итоге, кожа сползет, обнажая мышцы. Но он еще будет жить, дышать. Больно не будет, но ты, зная об этом, все равно не поверишь. А еще он будет звать тебя… и тебя тоже, Анджей, верно? Вы ведь долго были вместе, достаточно долго, чтобы запомнить. Анджей, ты ведь будешь рядом, поговоришь, успокоишь… конечно, вряд ли он поймет твои слова, потому как будет полностью безумен, но ведь христианское милосердие говорит…

— Прекрати! — Взвизгнул рыжий, закрывая уши ладонями.

— Прекрати, — присоединился к просьбе Морли.

— Не надо, Коннован, — повторил Ильяс. — Тут ты не права. Они сами должны решить.

Должны? Пусть тогда решают, выбор есть, так пускай сделают, наконец, и прекратят истерики устраивать. Отцы святые… смотреть тошно.

— Решай. Либо ты… или ты… или еще кто-нибудь… берите нож, либо отойдите в сторону и не мешайте.

Морли колебался, беспомощно озирался на Анджея, но тот стыдливо отворачивался, радуясь, что не ему приходится делать выбор. Мои ребята не вмешивались, разве что Ильяс наблюдал за происходящим с явным интересом.

— Но он же станет… он же не человеком будет… — Морли шагнул ко мне, протянул руку… неужели сумеет?

— Не человеком. Но во многом он останется тем, кем был, — как объяснить, что само по себе превращение не меняет сути человека, что трус не станет храбрецом, и наоборот. Да-ори-Рубеус будет таким же нелюдимым мрачным типом, каким был Рубеус-человек.

А нож он не взял, одернул руку и за спину спрятал.

— Ладно. Ты победила, но будь ты проклята, слышишь?

— Слышу.

Ко второму этапу я приступила на закате, потратив на подготовку весь день. Люди держались поодаль, чем несказанно меня порадовали. Не хотелось, чтобы кто-то подглядывал или, паче того, вспомнив о душе, долге и прочей ерунде, мешал. Само по себе инициация процесс не сложный, но долгий и утомительный. В лабораторных условиях было бы легче, но Карл утверждал, что главное не условия, а связь, которая устанавливается между вампиром и человеком. Связь у нас была, я безо всяких усилий могла контролировать и тело Рубеуса, и его разум, а он, в свою очередь, прекратил сопротивление, признавая таким образом, мое старшинство. Это хорошо.

Плохо, что кровь придется переливать варварским способом, напрямую от меня к Рубеусу. Но, как ни крути, сыворотку в полевых условиях получить затруднительно. Тонкий прорезиненный шланг из трофейной аптечки соединил нас с Меченым. Странно было смотреть, как белесая вязкая жидкость ползет по прозрачной трубке, еще более странно было чувствовать, как реагирует на нее человеческий организм Рубеуса. Сердце, захлебнувшись чужой кровью, остановилось, и мне стоило огромных усилий заставить этот хилый четырехкамерный мешочек биться. А тут и легкие отказали. Черт. Если все пойдет так быстро, я просто не справлюсь. В следующие несколько минут мне пришлось тяжело, человек умирал и его агония била по мне. Я принимала чужую боль. Я проживала чужую смерть, я ненавидела Рубеуса за то, что он заставлял меня участвовать в своей агонии, в какой-то момент я даже попыталась отступить, но связь, которая вчера установилась между нами, не позволяла бросить его. Это то же самое, что бросить себя.