Книга суда (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 13

- Значит…

- Значит, мы давно могли поднять мятеж, но зачем? Путь революция - путь крови, тогда как эволюция требует лишь терпения. - Мастер Фельче глянул на часы и недовольно покачал головой. - Что-то они запаздывают сегодня… ну да есть еще время. Понимаешь, твое появление и планы вначале показались мне весьма опасными… противоречащими первому закону, но тщательно все взвесив, я решил, что ты можешь быть полезен.

- И чем же?

После столь подробного разъяснения Вальрик чувствовал себя не слишком уверенно. По логике выходило, что его присутствие нежелательно, а задание противоречит первому закону - не выделяться. Выходит, что людей в Империи сама Империя вполне устраивает? И Вальрик, и Карл ошибались?

- Ну хотя бы тем, что уничтожив, как и планировал, матку, ты ликвидируешь всех подчиненных ей модулей.

- Их место займут ваши люди?

- Хотелось бы.

- А не страшно, что если меня раскроют, то я вас сдам? Перескажу все здесь услышанное?

Мастер Фельче рассмеялся, а Вальрик в очередной раз за этот вечер ощутил себя дураком. Ощущение не понравилось, как и эта игра вслепую.

- Ну, - произнес Фельче, отсмеявшись, - во-первых, не «если», а «когда». Раскроют тебя обязательно, полагаю, месяца через три. Нам нужно время на подготовку. Во-вторых… к боли ты нечувствителен, к химическим стимуляторам тоже, ну а выломать что-то напрямую из головы сенсора способна только матка. Но ты ведь желаешь встретиться с ней, верно? А мы поможем… нет, ну что за манера вечно опаздывать, а?

Он встал и, подойдя к окну, раздраженно дернул тяжелую раму. Вечерний воздух освежил и немного успокоил. Но до чего же странно все вышло, и вроде бы удачный случай, но… не нравилась Вальрику эта затея. Одно смерть ради Княжества, долга и чести, и совсем другое - ради удовлетворения амбиций кучки интеллектуалов. А Карл еще утверждал, будто в Империи с учеными беда.

Беда. Вот уж действительно беда.

Но Фельче хотя бы не врет. Честолюбив - острая вонь гнилых соболей. Настойчив - бледно-серая шкура старого клинка. Правдив - снежная белизна дремлющей лавины.

Прощупать собеседника Вальрик мог. Понять - нет.

- А если я откажусь?

- Тогда ты тихо скончаешься в своей постели. Камрад Унд будет весьма огорчен, мне придется сменить место жительства, а Улла… ну она чересчур заметна, к тому же должен же я буду возместить Унду его финансовые потери.

- Шантаж?

- Увы, мой друг, нельзя работать на бойне и не заляпаться кровью, - мастер Фельче, прикрыв окно, вернулся к столу. - Но если согласишься, то… так и быть, забирай Уллу, скажем, в качестве утешительного приза.

- Последний вопрос, а почему вы, если так все хорошо, здесь? Почему вас судили? Лагеря? И Черный квартал? Почему не там, за стеной, где-нибудь в частном доме?

Легкое раздражение, которое быстро тает, оставляя флер неясного осенне-листвяного аромата. Снисходительный взгляд. Улыбка. Ответ:

- У меня, если ты заметил, тоже частный дом и весьма неплохой, климат опять же… тишина, спокойствие, добрые нелюбопытные соседи. Что касается суда, то… кому как ни тебе знать, что порой суд - лишь ступенька, ведущая к цели. И лагеря же бывают разные. А утраченное гражданство мне вернут по первой же просьбе. Но пока и без гражданства неплохо, работаю вот, людей слушаю… ищу интересные экземпляры, а потом думаю, куда их приспособить.

Громко хлопнула входная дверь, натужно заскрипели половицы: время отведенное на раздумья, истекло.

Рубеус

Коннован сидит на кровати, вроде бы рядом, но в то же время далеко, в каких-то своих мыслях, которые она тщательно прячет за стеной. Прячет, но не ото всех.

- И о чем вы с ним разговаривали?

- Да так… ни о чем.

Коннован отводит взгляд, и становится совершенно ясно - врет. А если врет, то не доверяет, или хочет что-то скрыть, но что? Гадать, упершись в стену отчуждения, унизительно, а мысль о том, что Карлу она доверяет, приводит в бешенство.

На то, чтобы успокоиться, уходит несколько секунд. Коннован понимает затянувшееся молчание по-своему и, потупившись, бормочет:

- Извини.

- Извинятся не за что. - Вышло резко, она вздрагивает, как от удара, и отодвигается. Убегает. Какого черта она убегает?

- Пожалуйста, не сердись, я… мне плохо, когда ты сердишься.

Взгляд-мольба, и становится стыдно. Еще Мика… по какому праву он требует доверия, если сам никак не решится рассказать правду? Может, сейчас? Она ведь все равно узнает. И останется в Саммуш-ун. Разум подсказывал, что это было бы оптимальным решением, позволяющим избежать многих проблем, но… она и Карл… вдвоем.

Холодная незнакомая ярость ледяной волной смывала все доводы рассудка.

- В этом наряде я чувствую себя полной дурой, - Коннован раздраженно дернула широкую горловину рубахи. Одеяние и вправду было специфичным. Свободное, даже чересчур свободное, из мягкой ткани грязно-желтого цвета, оно, быть может, и не травмировало обожженную кожу, но и выглядело нелепо. Рубеус отвернулся, чтобы она не заметила его улыбки.

- Вот, смешно тебе… хотя действительно смешно. В ночной рубашке за столом.

Нужно поговорить. Нужно, чтобы она приняла решение сама и понимая, что делает. В конце концов, Рубеус - не ребенок, который не находит в себе сил расстаться с понравившейся игрушкой, он - взрослый разумный человек. Не совсем, правда, человек, но это детали. Несущественные, не заслуживающие внимания детали. И глупо уговаривать самого себя.

Рубеус вздохнул и, мысленно досчитав до трех, произнес:

- Коннован, мне нужно поговорить с тобой. Это серьезно.

Какие испуганные у нее глаза. И улыбка исчезла, а руки вцепились в некрасивую ткань платья-рубахи. Неужели знает? Нет, Карл обещал молчать, тогда…

- Я не хочу, - прошептала она. - Пожалуйста, я не хочу разговаривать об этом сейчас… потом, хорошо?

- Хорошо, - Рубеус согласился с немалым облегчением.

- Спасибо. Наверное, пора идти. Карл не любит, когда к столу опаздывают.

Коннован встала, угловатые детские контуры тела прорисовывались сквозь рубаху, в этом нелепом наряде она выглядела такой беззащитной, хрупкой и… и появившиеся мысли совершенно не соответствовали моменту.

- А лестница длинная? - поинтересовалась она, критически рассматривая свое отражение в зеркале. - Ну и страшилище.

- Нет. Точнее да. Ну, то есть, нет, ты не страшилище. Это пройдет. Ты же знаешь, на нас быстро все заживает.

- Ну да… я вообще живучая. - Странный взгляд, странное выражение лица и странное ощущение будто невидимая стена стала чуть выше.

- А лестница длинная, - Рубеус постарался выбросить мысли о стене, и те, другие, которые не о стене, тоже. - Давай, помогу.

Легкая. Нервная. Пугливо сжимается в дрожащий комок, но потом, точно опомнившись, обнимает за шею и, уткнувшись носом в грудь, невнятно шепчет.

- Прости. Ты не при чем, это воспоминания… не надо было их вытаскивать.

Ее страх причиняет боль, ее недоверие - унижает и бесит, но несмотря ни на что, он не отпустит Коннован. Почему - сам не знает. Нужна и все.

- Мы кого-то хороним? - Карл пил кофе мелкими глотками, чашка в его руках казалась игрушечной, но к процессу вице-диктатор относился со всей серьезностью.

Ужин подходил к концу, и честно говоря, Рубеус был рад. Взгляды, которыми обменивались эти двое, мимолетные улыбки, интонации, жесты - беседа на тайном языке, непосвященные не поймут.

Рубеус и не понимал. Чувствовал себя лишним и злился, и с каждой минутой злости становилось все больше и больше.

- Так как насчет бильярда?

Черт, кажется, он слишком ушел в себя и потерял нить беседы. Пришлось переспрашивать.

- Что?

- Бильярд, русский. Партия. А то, гляжу, тебе энергию некуда девать, снова вилки в штопора крутишь. Конни, ты как, не устала?

Он произнес это с такой заботой, что… вилка хрустнула в руке. Нужно взять себя в руки. Успокоиться.

- В бильярд? Идет. Три партии, зачет по последней. Ставка обычная.