Белый тапир и другие ручные животные - Линдблад Ян - Страница 17

Ядовитые змеи могут стать совсем ручными, но вы никогда не застрахованы от того, что какой-нибудь не предвиденный пустяк вызовет атаку. К тому же неядовитые змеи ничуть не менее интересны. Одно время у меня жила пара североамериканских подвязочных ужей, радующих глаз замечательно яркой окраской. Они ели рыбу из моих рук, и я получил от них бездну удовольствия.

Как я уже говорил, ядовитые змеи тем и привлекают юных герпетологов, что опасны. Однако есть впечатлительные люди, которые с испугом, даже с ужасом глядят на совсем безобидных змей. Что ни говори, факт остается фактом: отвращение к змеям и большим паукам у человека в крови. Недаром для любителей розыгрышей в магазине продаются подделки под змей и пауков — пугай сограждан и упивайся своим остроумием… И право, лучше уж развлекаться игрушками, чем живыми гадами. Реакция перепуганного насмерть человека, чью шею вдруг обвила живая змея, может, конечно, доставить огромное наслаждение недалекому шутнику, однако подвергать людей таким испытаниям предельно глупо и жестоко.

Почему-то особое отвращение у большинства вызывают питоны и удавы. Быть может, неторопливые движения придают этим змеям столь зловещий вид, а быть может, людей пугают их размеры или ощупывающий воздух язык — кто знает.

Укротительницы змей на эстраде чаще всего танцуют с удавом Constrictor constrictor. Этот вид чрезвычайно легко приручается, а живописная расцветка делает его очень красивым. В Южной Америке на удавов часто возлагают борьбу с крысами в доме, и они отменно справляются со своей задачей, причем дети не подвергаются никакой опасности. Зато родич констрикторов, обитательница вод анаконда, ведет себя совсем иначе, ее не приручишь. Анаконда только и ждет случая вонзить зубы в свою жертву. На первый взгляд вроде бы медлительная змея, и тем сильнее поражает молниеносность ее выпадов. Меня всего трижды кусали до крови животные: один раз это был жалкий лисенок, которого я спас из выгребной ямы, оба других — анаконды.

В первом случае, заметив, как что-то шевелится под кустом, корни которого купались в разбухшем от дождей ручье, я сунул руку в мутную воду. И сразу узнал, кто там шевелился. Небольшая, каких-нибудь два метра в длину, анаконда незамедлительно поставила свою печать.

Во втором случае экземпляр был покрупнее, на пять с лишним метров, и весом, как мы потом установили, свыше шестидесяти килограммов. Анаконда не спеша плыла по речушке неподалеку от нашего лагеря в горах Кануку в Гайане; русло в этом месте мелкое, но, к сожалению, закрыто от солнца зарослями. При достаточной осмотрительности на мелководье можно в одиночку справиться даже с такой большой анакондой, а вот в глубокой воде с ней лучше не связываться, тут не увернешься от колец, которыми змея норовит обвить нарушителя спокойствия. Знаю это по собственному опыту, ведь годом раньше мне пришлось побывать в железных объятиях четырехметровой анаконды. Правда, все кончилось благополучно, только шея до сих пор — четыре года спустя — упирается всякий раз, когда мне надо резко повернуть голову, скажем, если я подаю машину назад.

В случае, о котором идет речь, мелководье как будто позволяло мне не опасаться объятий змей, но я по легкомыслию упустил из виду, что анаконда в воде довольно скользкая. Змея направлялась в густую тень, мне же хотелось снять ее на более светлом участке, и я схватил ее за шею обеими руками. Это было все равно, что пытаться удержать борца, намазавшего тело жиром. Анаконда вырвалась, мотнула головой и прошлась челюстями по моему левому запястью, порвав нерв и кровеносный сосуд. Пришлось, отложив съемки, останавливать кровотечение и обматывать руку пластырем. С помощью моего товарища Эллиота Олтона, приехавшего с Тринидада, и Уильяма, одного из моих индейских сотрудников, удалось загнать кинозвезду в мешок, после чего я отправился в амбулаторию, где мне сделали укол от столбняка.

На следующий день мы приступили к съемке эпизода, который был мне нужен для задуманного фильма. Облюбовав на той же речушке место чуть поглубже, я вошел в воду. К сожалению, дно здесь было илистое, и мне пришлось ждать почти четверть часа, пока не улеглась желтая муть. Стоя по шею в воде с камерой для подводной съемки, я выжидал момента, когда можно будет присесть на корточки и запечатлеть на пленку, как скользит у поверхности красавица-анаконда… Это я рассчитывал, что она будет держаться на поверхности, но когда мои друзья выпустили анаконду, она нырнула и направилась ко мне, погрузившись настолько, что пропахала в иле борозду и прозрачная вода превратилась в густую жижу. Мечта о хорошем кадре улетучилась. И змея тоже!

Однако я не думал сдаваться. Мы пошли вдоль берега вверх по течению, но змея не показывалась. Обычно потревоженная анаконда прячется под водой в корнях какого-нибудь большого дерева. Я знал, где находится такое дерево, и направился туда. В воде тесно переплелись толстые корни, и один из них под моей рукой вдруг зашевелился! Мы приготовились к бою, и я начал тискать и щекотать «корень». Змея зашевелилась поэнергичнее, потом стала медленно выползать из укрытия. Мои друзья пытались нашарить в желтой жиже голову анаконды.

Неожиданно голова вынырнула из воды за спиной у Эллиота.

Специалист по отлову бушмейстеров и лабарий на ходу осваивал технику поимки анаконд. Схватив шипящую голову, он вцепился в нее, как клещ. Я продолжал щекотать змею, она все больше выползала из своего убежища и кидала нас из стороны в сторону. Так и брели мы вниз по течению, словно подвыпившая троица, стараясь не дать анаконде обвить нас своими кольцами. Наконец выбрались на подходящее место и получили желаемые кадры. Вдоль берега речушки проходила торная тропа, и мы не могли выпустить змею на волю в этом месте. Индейцы не жалуют анаконд, и я их понимаю. Попадись им это чудовище — изрубят на куски. Я предпочел другое решение. Змея в мешке — неудобный груз, и мы основательно помучились с этими шестьюдесятью килограммами. Пришлось-таки потрудиться, поочередно неся на спине мешок с анакондой. Один несет, двое раздвигают или рубят мешающие ветки. И когда мы наконец добрались до места назначения, до чего же приятно было разогнуть спину и отдышаться! Анаконда, надо думать, тоже облегченно вздохнула. Мы переправили ее через лес к другой речушке, куда обычно не заходили поплескаться юные представители племени макуси. Тугой свиток мускулов расправился в прохладной воде, анаконда обрела свободу.

Змеи, жабы, летучие мыши — с такими домашними животными средневековый колдун в два счета мог угодить на костер. Выходит, мне повезло, что я родился в просвещенный век… По-моему, жертвами расправы тогда оказывались люди, о которых я говорил во второй главе, — боязливые и недоверчивые, льнущие к существам, не способным отплатить за дружбу злом.

Представьте себе старую женщину, травмированную осознанной или неосознанной жестокостью людей, которая предпочла уединиться в лесу, завела себе черную кошку, дружит с ушастой совой, или потчует молоком ужей, или кормит мухами жаб… Естественно, в стародавние времена столь необычное поведение пугало людей, и старушку ставили в один ряд со всякой лесной нечистью. «Не нашего роду — прикончить, убить» — психология, которая недалеко ушла от так называемой звериной. И так ли уж далеки от этой стадии люди, когда они представляют какую-нибудь неорганизованную толпу?..

Чтобы реабилитировать тех, с кем водились колдуны и ведьмы, расскажу еще о таких симпатичных тварях, как жабы и летучие мыши. К паукам у меня никогда не лежала душа, хотя мне известно, что крупные южноамериканские пауки поддаются приручению. Я, например, даже помыслить не могу, чтобы по моей ноге или руке ползал паук. А вот в институте Бутантан в Сан-Паулу есть девушка, которая разрешает прогуливаться по своим голым рукам чудовищу длиной около четверти метра (вместе с конечностями). Главное — победить в себе страх к необычной твари. Ведь и человек в глазах паука, всех восьми, тоже необычен…

В тот день, когда мне удалось заполучить паука-птицеяда, прибывшего к нам в ящике с бананами, я, разумеется, обрадовался такому объекту исследований. Первым делом надо было его сфотографировать, и, надо полагать, нервы моей многотерпеливой мамы были натянуты как струна, когда я наконец уговорил ее подержать ветку, по которой медленно передвигалось это славное существо. Теплые лучи фотоламп подбодрили короля тропиков, и он спланировал вниз на длинной паутинке. Достигнув пола, птицеяд вприпрыжку стремительно направился к маминой спальне. И вновь квартира огласилась звуками восхитительного сопрано; боюсь, к маме не скоро вернулся нормальный сон.