Батарея держит редут - Лощилов Игорь - Страница 41
- Предыдущая
- 41/58
- Следующая
Полковник Раевский лично возглавил атаку своего полка. Он нацеливался на холм, где развевалось знамя персидского принца. У его подножия драгуны спешились и бросились вперед. Поручик Левкович, под которым была убита лошадь, изрубил знаменосца и вырвал из его рук знамя с надписью «Победное». Аббас-Мирза сам очутился лицом к лицу с драгунами и почти в упор выстрелил в них из ружья, едва успев ускакать. Но еще дымившееся ружье и оруженосец, возивший его за наследником, были захвачены Львом Пушкиным, младшим братом знаменитого поэта, который лишь недавно был приписан к Нижегородскому полку в качестве юнкера.
Персы бежали, они потеряли 400 человек убитыми и 200 пленными. Наши потери оказались на порядок меньше. Среди особо отличившихся были нижегородцы, их командир полковник Раевский и поручик Левкович получили Георгия 4-й степени, а юнкер Пушкин был произведен в офицеры.
В тот же день Паскевич вернулся в лагерь под Аббасабадом. Осада крепости возобновилась, Паскевич приказал поставить на главной батарее отнятые у неприятеля знамена. К коменданту отправился один из пленных с известием о поражении Аббас-Мирзы, с ним было отправлено такое письмо:
«Вчерашний день Аббас-Мирза показался на высотах по ту сторону Аракса. Я ожидал, что он спустится ближе и вступит в дело с моим войском, но он на сие не отважился. Я сам пришел к нему навстречу, сбил и прогнал его. Трое из почтеннейших ханов взяты в плен; два знамени достались в добычу победителям, вся персидская конница, рассыпанная, бежала по разным направлениям... Вам уже неоткуда ждать помощи. Сдайтесь. Те, из ваших начальников и из самих вас, которых родина находится по сю сторону Аракса, будут отпущены к семействам своим на прежнее жительство, прочие будут содержимы в плену по приличию каждый по своему чину, вплоть до размена. Сдайтесь на сих условиях. Через несколько дней будет поздно – теперь или никогда. При овладении крепостью силою пощады не будет».
Тон письма и рассказы пленников поколебали решимость шахского зятя, он попросил три дня на размышление. Паскевич твердо отказал, добавив, что через три дня размышлять ему будет нечем. Вечером, едва в русском лагере пробили зорю, из Аббасабада явился парламентер с известием о безусловной сдаче.
На следующий день в 4 часа утра Паскевич прибыл на главную крепостную батарею, где его встретил сардар Махмет-Эмин-хан и подал Паскевичу ключи от крепости. Оружие положили 2700 человек, русскому военачальнику были вручены знамена и 23 пушки.
Паскевич был взволнован, приказал устроить торжественный молебен, простил всех наказанных, был милостив к пленным и велел отпустить на родину старых и немощных, «дабы они распустили слухи, каким образом мы поступаем с теми, кто нам покоряется». В послании государю об одержанной победе он позволил себе отойти от строго официального тона: «Я не могу и не в силах высказать все мои чувства в эти минуты. Этот день был в полном смысле слова прекрасен».
Несмотря на победы русских войск, персы еще располагали значительными силами. В Хое, в 125 верстах от Аббасабада, стояла 50-тысячная армия под командованием самого шаха – Фет-Али-хана, ближе, в 55 верстах, располагался ее авангард под командованием все того же Аббаса-Мирзы. У нас же под Аббасабадом не насчитывалось и шести тысяч человек, лихорадка и болезни продолжали свирепствовать. Кроме того, приходилось выделять отряды сопровождения для тысяч армянских семей, возвращавшихся из-за Аракса. Русская армия, обещавшая взять их под защиту, твердо держала свое слово. А и новые русские подданные платили добром: затруднений с продовольствием у нас не было.
По инструкции, присланной Нессельроде, Паскевич в случае сколько-нибудь заметного успеха должен был сделать персиянам предложение о мире. Взятие Аббасабада могло служить хорошей отправной точкой, и с помощью шахского зятя Мамед-Эмин-хана Паскевич устроил переговоры с Аббас-Мирзой. Его представителю, мирзе Салеху, Паскевич объявил, что территориальные требования России ограничиваются берегом Аракса и вознаграждением за понесенные убытки. Салех ответил, что шах согласен на передачу нам двух провинций по эту сторону Аракса, но взамен требует две другие. Что же касается военных издержек, то шах вряд ли согласится на их уплату, поскольку Персия и так много потеряла. «А я советовал бы ему согласиться, – твердо ответил Паскевич, – иначе, чем дальше мы пойдем, тем вам более придется платить. Ваше вероломство должно быть наказано, дабы все знали, что значит объявить войну России». Неуступчивость персидской стороны была подтверждена новым ответом Аббас-Мирзы: «Шах, возможно, согласится на уплату издержек, но ни пяди земли не уступит». – «Тогда пусть говорят пушки, – закончил переговоры Паскевич, – они сделают вашего шаха более сговорчивым».
Зная, что главные силы персов находятся в Хое, Паскевич вздумал обратиться к своему первоначальному намерению идти на Тавриз. Но собранные на военный совет военачальники решительно высказались против. Большой падеж скота, когда ежедневно погибала едва ли сотня быков, плохие дороги, невыносимый зной и открывшаяся эпидемия делали невозможным движение большого войска. Тогда Паскевич решил сделать временную остановку в горной части Нахичеванской области и приказал войскам покинуть Аббасабад.
Однако горы не принесли ожидаемой прохлады, число больных не уменьшилось, к тому же появились трудности в обеспечении войск продовольствием. И все же Паскевич был вынужден оставаться здесь, понимая, что нахождение в этих краях русских войск служит для неприятеля надежным остережением. Тем более что, несмотря на чувствительное поражение, персы не думали ослаблять военных усилий и надеялись на реванш. Особую непримиримость выражал сам Аббас-Мирза, а сбежавший из своей крепости Эриванский сардар постоянно подогревал ее. Хитроумный старец отслеживал движение русских войск, подводил наследника трона к карте боевых действий и убеждал его воспользоваться разобщенностью сил противника. Он предлагал тревожить Паскевича постоянными наскоками, что вынудит того еще больше распылить силы, а пока он, подобно отдыхающему льву, будет отмахиваться от укусов многочисленных слепней, войско правоверных следует двинуть к Эриванской крепости, чтобы истребить находящихся там гяуров. Аббас-Мирза поморщился.
– Ты уподобляешь Паскевича гордому льву, а мое войско слепням.
– Вовсе нет, повелитель! – воскликнул Амир-хан. – В здешнем краю много разбойного люда, они и будут слепнями...
Аббас-Мирза подумал и сказал:
– Вот и займись ими. Пусть эти безмозглые твари знают, куда лететь и кого жалить.
Самым опасным вожаком одной из разбойных шаек был Керим-хан. На него и сделал ставку Эриванский сардар, посулив богатый бакшиш и милость персидского принца. Тот, разумеется, обрадовался: раньше приходилось разбойничать на свой страх и риск, а теперь по указанию высокого покровителя. Первой его жертвой должен был стать давний приверженец России Насиб-Эксан-хан, владелец Урдабадский. Ему уже приходилось сталкиваться с Керимом, а недавно, во время осады русскими Аббасабада, даже основательно потрепать его. Теперь же усиленный персами Керим явился в Урдабад и после отчаянного сопротивления вынудил Эксан-хана запереться в своем замке. Тот обратился к русским с просьбой о помощи. Посланец обрисовал самое отчаянное положение нашего союзника, выдерживающего осаду многочисленного войска и не имеющего уже ни воды, ни боеприпасов.
Паскевич немедленно откликнулся и послал на выручку все, что находилось в непосредственной близости от Урдабада: часть Грузинского полка, сотню казаков, два орудия, армянскую сотню и конное грузинское ополчение. Едва явились русские, Керим-хан бежал за Аракс, показав непременные качества своей разбойничьей натуры не принимать открытого боя. Наши войска вошли в город и были поражены произведенными разрушениями – разбойники не оставили в нем камня на камне. Из подвалов и погребов стали выползать перепуганные насмерть жители, многие лишились от страха рассудка, иные не могли произнести и слова. Не лучше выглядел сам повелитель: его, израненного и обессилевшего, принесли на носилках. Защищать город более не имело смысла, и русские войска под командованием генерал-майора Багратиона в сопровождении несчастных жителей и их наиба двинулись в горы, где надеялись найти временный приют.
- Предыдущая
- 41/58
- Следующая