Поцелуй под дождем - Лубенец Светлана - Страница 18
- Предыдущая
- 18/25
- Следующая
Лариса, еле сдерживавшая себя во время монолога учителя, на последнем его вопле тоже сорвалась в крик:
– Да что вы знаете про нас?! Я уверена, что и в ваше время были сволочи, которые… без любви… Только их по телевизору не показывали! К тому же ваши пересахаренные сказочки вроде «Свинарки и пастуха» не лучше!
– Этот фильм не моего поколения. Но лучше сказочки, чем грязь!
– Лучше любовь, чем сказочки!
– Да где она, любовь-то? Вы ее видели? Разве вы знаете, что это такое?
– Знаю… – Лариса вдруг растеряла весь свой пыл. – Я, например, просто… умираю от любви… – И она почему-то стала рассказывать Макаронычу о себе, о любви к Андрею, о Никите с Наташей, о том, как она, Лариса, ходила к Линде, о кукле с белыми волосами… – Вы можете себе представить, в каком я была состоянии, если готова была стереть Лазареву с лица земли?! А вы говорите…
– Погоди-погоди, – встревожился Макароныч, вдруг забыв о том, что всегда старательно обращался к своим ученикам отстраненно, на «вы». – Так ты все-таки сделала куклу? А потом ее сломала?
Лариса кивнула.
– Знаешь, – учитель потер пальцем переносицу, – я, честно говоря, не очень разбираюсь в таких вещах, но, может быть, тебе стоит сходить в церковь?
– Зачем? – удивилась Лариса.
– Ну… ведь эта кукла была… как бы Наташей…
– И что? – занервничала девушка.
– А ты ее сломала…
– Но ведь я так… просто… Я в тот момент никакого зла Лазаревой не желала.
– Все-таки сходи, Лариса, сними с себя грех, поставь свечку за здравие!
– Может, и схожу… Я сама тем, что произошло, очень мучаюсь… А вы верующий?
– Не знаю… Может быть… Когда Соня болела, мы все испробовали, чтобы ее спасти. Ничто не помогало. Оставалось одно – вера. Она, правда, тоже не спасла ее, но как-то облегчила ее страдания. И я до сих пор хожу в церковь. Ставлю свечи. Только уж теперь… за упокой…
– Отчего она умерла?
– Рак. Ей было всего тридцать два года.
– А дети? У вас есть дети?
– Дети… – Учитель покачал головой. – Не успели. Сначала боялись себе позволить, потому что в молодые годы мотались по гарнизонам, по забытым богом углам. Жили в бараках, без всяких удобств. Там зимой вода в чайниках за ночь ледяной коркой покрывалась. Какие уж там дети? А потом… она заболела…
– И что же вы, совсем один?
– Практически так. Но я никого не виню, не жалуюсь. За счастье, которое было у нас с Соней, надо платить.
– Знаете, мне ведь тоже та гадалка, ну… ясновидящая Линда сказала, что я должна свою любовь выстрадать. Я, наверно, тоже плачу за то, что с Никитой… просто так… действительно без любви… хотя я тогда еще не знала, какая она – любовь… Ну ладно, – девушка поднялась со стула, – я и правда пойду. Замучила вас своими разговорами. – Она двинулась по коридору, но остановилась и спросила: – Так когда вы придете в школу?
Макароныч вздохнул:
– Я, наверное, больше не приду. Пока еще у меня больничный лист, а потом – подам заявление об уходе. Я, в общем-то, и сам понимаю, что педагог из меня никакой. Когда уволился из полка в запас, никак места себе найти не мог. Деятельному человеку невыносимо весь день сидеть дома. Поэтому я сразу согласился, когда мне предложили вести в школе ОБЖ. Кто ж знал, что у меня ничего не получится…
– Получится! – тихо, но убежденно возразила Лариса. – Вы только разрушьте стену, которую сами построили.
– Какую стену?
– Ну… про которую говорили… между нами и вами… Честное слово, наши ребята расстроены, что все так отвратительно получилось. Все еще может быть хорошо! Вот увидите!
Макароныч покачал головой:
– Я подумаю над всем тем, что ты мне сегодня сказала, Лариса. И вообще, спасибо, что пришла, спасибо за… откровенность. И вот что я еще тебе скажу. Наташа Лазарева – девушка необыкновенной внешности. На нее все всегда будут оглядываться. У меня у самого голова все время поворачивалась в ее сторону на том единственном уроке, на котором она у меня присутствовала. И я имел возможность наблюдать, как смотрел на нее Андрей Разумовский, поскольку они сидели вместе.
– Влюбленно, вот как! – горько воскликнула Лариса.
– Нет, он смотрел всего лишь удивленно. Восхищенно, может быть…
– Разве это не одно и то же?
– По-моему, нет. Повторяю, Наташиной внешностью все будут восхищаться. А у влюбленных взгляд другой…
– Какой?
– Наверное, такой, как у тебя, Лариса.
Пока Лариса беседовала с Макаронычем, на улице похолодало. Легким белым пушком засыпало лужи и грязь. Дышать стало легче, и даже настроение у девушки несколько поднялось. Может, преподаватель прав: Андрей всего лишь удивлен сказочной белизной Наташи и ее непохожестью на других, а душа его свободна для Ларисы, только он просто об этом еще не догадывается?
Лариса, задумавшись, занятая своими мыслями, шла быстро и не глядя перед собой. Завернув за угол, она вдруг натолкнулась на парня в черном пуховике с надвинутым на глаза капюшоном и… рухнула, поскользнувшись, прямо ему под ноги.
– Смотреть надо, куда идешь, тетеря! – зло выкрикнул парень, но все-таки помог девушке подняться на ноги.
Лариса, потирая ушибленное колено, ничего не ответила.
– Идти-то можешь? – спросил парень и, откинув капюшон, встревожено заглянул Нитребиной в глаза.
Лариса тоже посмотрела ему в лицо и, несмотря на саднящую боль в коленке, рассмеялась:
– А я тебя знаю! Ты пару часов назад наряжал елку в витрине кондитерской «Белочка».
– Ну… вообще-то… было дело… А ты откуда знаешь?
– Видела!
– Видела? И что? А знаешь-то меня откуда?
Лариса уже пожалела, что заговорила с парнем, убрала с лица улыбку и по-деловому ответила:
– На самом деле я тебя вовсе не знаю. Я заглянула в витрину магазина, когда вы с девушкой-прадавщицей вешали на елку игрушки. А твоя подруга заметила меня и почему-то на это вдруг рассердилась.
Лариса хотела уже отправиться дальше, но парень загородил ей дорогу.
– Прекрасно! Замечательно! Тебя-то мне и надо! – ядовито и даже как-то брезгливо воскликнул он.
Лариса в испуге прижалась к стене дома. Вечно она влипает в какие-то истории. И кто ее за язык тянул? Шла бы себе тихо домой.
– Кто тебя просил соваться к нам, заглядывать в витрину? – продолжил парень, в своем толстом пуховике нависая над Нитребиной. – Из-за тебя Дашка на меня надулась, хотя я тебя до этого момента ни разу в жизни и не видел!
– Надулась? – Лариса вспомнила, что уже тогда, стоя перед витриной, почувствовала недовольство девушки, которую, оказывается, зовут Дашей. Но она никак не думала, что то мимолетное происшествие может иметь какое-то продолжение. – Больно надо мне к вам соваться! Я просто разглядывала елку, игрушки и думала о Новом годе. Кто сказал, что этого нельзя делать? Витрины, между прочим, для того и существуют, чтобы в них люди заглядывали! Ты в курсе?
– Нет! Вы только посмотрите на нее! Она, видите ли, думала о Новом годе… А меня потом Дашка заподозрила в каких-то с тобой отношениях!
– Я не виновата, что твоя Дашка такая ненормальная! – рассердилась Лариса.
– Много ты понимаешь! Сама-то ты нормальная? Лезешь в витрину, где у людей только-только начинается самое главное…
У парня сделалось такое смешное от огорчения лицо, что Лариса расхохоталась.
– А нечего начинать это ваше «самое главное» в витрине, у прохожих на виду! Пригласил бы девушку в кино на последний ряд и начинал бы там!
– Очень умная, да? – Парень засунул руки в карманы пуховика и весь как-то съежился от расстройства. Нитребиной даже стало его жалко.
– Ну… хочешь, пойдем к твоей Дашке, и я скажу, что ты ни в чем не виноват и вообще меня не знаешь и никогда раньше не видел? – предложила она.
– Совсем с ума сошла! Да если я тебя приведу, то она вообще никогда и ничему не поверит! Неужели не понимаешь?
– Вообще-то, ты прав, – согласилась Лариса. – Я тоже не поверила бы.
– И что же теперь делать?
- Предыдущая
- 18/25
- Следующая