Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 147

• Предыдущая
• 147/235
• Следующая

Голосование прошло очень быстро. Первые восемнадцать из тридцати пяти триб прокляли Квинта Сервилия Цепиона, а это означало, что остальные трибы могут даже не голосовать. Ободренный этим беспрецедентным показателем степени ненависти к Цепиону, Норбан попросил Народное собрание голосованием вынести специальный приговор. Приговор настолько суровый, что сенаторы взвыли. Но все было напрасно. И снова восемнадцать первых триб проголосовали за ужасное наказание Цепиону. Он лишался прав римского гражданства, ему запретили приближаться к Риму ближе чем на восемьсот миль, он должен был заплатить штраф в пятнадцать тысяч талантов золотом. До отъезда в ссылку ему предстояло находиться под охраной в тюрьме Лаутумии, без права разговаривать с кем-нибудь, даже с членами своей семьи.

Сопровождаемый победными криками толпы — всех особенно радовало, что у осужденного не будет случая увидеться со своими банкирами и тем самым утаить свое личное состояние, — Квинт Сервилий Цепион, экс-гражданин Рима, под охраной ликторов прошел короткое расстояние от колодца комиций до полуразрушенных камер Лаутумии.

Вполне удовлетворенная финальными событиями этого волнующего и необычного дня, толпа разошлась по домам, предоставив Римский Форум нескольким сенаторам.

Десять народных трибунов стояли отдельными группами. Луций Котта, Тит Дидий, Марк Бебий и Луций Антистий Регин с унылым видом топтались вместе. Четверо «средних» трибунов беспомощно поглядывали то налево, то направо. И только ликующие Гай Норбан и Луций Апулей Сатурнин, громко смеясь, что-то говорили Гаю Сервилию Главции, пришедшему их поздравить. В пылу схватки все десять трибунов поскидывали тоги.

Марк Эмилий Скавр сидел, прислонившись спиной к цоколю статуи Сципиона Африканского, а Метелл Нумидийский и два раба пытались остановить кровь, льющуюся из пореза на виске принцепса. Красс Оратор и его двоюродный брат Квинт Муций Сцевола вертелись около Скавра, потрясенные. Два молодых человека, Друз и Цепион Младший, застыли на сенатских ступенях под присмотром дяди Друза, Публия Рутилия Руфа, и Марка Аврелия Котты. Младший консул Луций Аврелий Орест, и в лучшие-то времена несильный человек, лежал, вытянувшись, в вестибюле. За ним ухаживал взволнованный претор.

Рутилий Руф и Котта метнулись к Цепиону Младшему, чтобы поддержать его, когда тот вдруг обмяк и навалился на побледневшего Друза, ухватившего его за плечи.

— Чем мы можем помочь? — спросил Котта.

Друз покачал головой, не в состоянии что-либо сказать, а Цепион Младший, казалось, вообще ничего не слышал.

— Кто-нибудь догадался послать ликторов к дому Квинта Сервилия, чтобы охранять его от толпы? — спросил Рутилий Руф.

— Я это сделал, — наконец промолвил Друз.

— А жена его? — спросил Котта, кивнув в сторону Цепиона Младшего.

— Я распорядился, чтобы ее и ребенка отвели в мой дом, — ответил Друз, дотрагиваясь рукой до щеки, словно хотел убедиться, что это не сон.

Цепион Младший пошевелился, удивленно посмотрел на троих мужчин, окруживших его.

— Только золото, — проговорил он. — Все, что их волновало, это золото! Они даже не подумали об Аравсионе. Они не прокляли его за Аравсион. Они думали только о золоте!

— Такова натура человеческая, — тихо молвил Рутилий Руф. — Заботиться больше о золоте, чем о жизни людей.

Друз внимательно посмотрел на дядю. Но если Рутилий Руф и произнес свои слова с иронией, Цепион Младший этого не заметил.

— В этом я виню Гая Мария, — сказал Цепион Младший.

Рутилий Руф взял Цепиона Младшего под руку.

— Успокойся, Квинт Сервилий, Марк Аврелий и я проводим тебя до дома Марка Ливия.

Когда они стали спускаться со ступеней Сената, Луций Антистий Регин отошел от Луция Котты, Дидия и Бебия и приблизился к Норбану, который отступил, приняв оборонительную позу.

— Можешь не волноваться! — выпалил Антистий. — Я не собираюсь пачкать руки о разных дворняжек вроде тебя! — Он выпрямился. Он был высокий, очевидно, с примесью кельтской крови. — Я отправлюсь в Лаутумию и освобожу Квинта Сервилия. Никто в истории нашей Республики еще не был брошен в тюрьму в ожидании ссылки, и я не допущу, чтобы первым стал Квинт Сервилий! Попытайся остановить меня, но я послал домой за мечом и клянусь Юпитером, Гай Норбан, если ты встанешь на моем пути, я убью тебя!

Норбан засмеялся:

— Забирай его! Отведи Квинта Сервилия домой и утри ему слезы! Не забудь заодно подтереть ему задницу! Хотя на твоем месте, я даже близко не подошел бы к его дому.

— Смотри, слупи с него побольше! — крикнул Сатурнин вслед удалявшемуся Антистию. — Он может заплатить золотом, ты ведь знаешь!

Антистий резко обернулся, поднял руку и сделал всем известный жест.

— О, мне этого не надо! — воскликнул Главция, смеясь. — Если ты педераст, это еще не значит, что и все остальные тоже.

Гай Норбан потерял интерес к происходящему.

— Хватит, пошли домой, поедим.

Хотя Скавра сильно тошнило, он скорее умер бы, чем унизил себя рвотой на людях. Поэтому он заставил себя отвлечься и сосредоточиться на удалявшейся тройке, смеющейся, оживленной, победившей.

— Они оборотни, — сказал он Метеллу Нумидийскому, чья тога была испачкана в крови Скавра. — Посмотри на них! Куклы Гая Мария!

— Ты можешь встать, Марк Эмилий? — спросил Метелл.

— Не могу, пока не пройдет тошнота.

— Я видел, как Публий Рутилий и Марк Аврелий повели домой двоих парней Квинта Сервилия, — сообщил Метелл.

— Хорошо. Нужно, чтобы за ними кто-то присмотрел. Я никогда не видел, чтобы толпа так жаждала нашей крови, даже в худшие дни Гая Гракха, — молвил Скавр, стараясь глубоко дышать. — Нам нужно идти очень спокойно, Квинт Цецилий. Если мы будем торопиться, эти оборотни побегут за нами.

— Будь проклят Квинт Сервилий и это золото! — не выдержал Метелл.

Почувствовав себя лучше, Скавр с помощью своего приятеля поднялся на ноги.

— Значит, ты веришь, что он взял его?

Метелл Нумидийский презрительно фыркнул;

— Перестань, Марк Эмилий, не пытайся одурачить меня! Ты знаешь Цепиона так же хорошо, как и я. Конечно, он взял это проклятое золото! Я никогда его не прощу за это. Это золото принадлежало казне.

— Дело в том, — проговорил Скавр, трогаясь в путь неуверенными шагами, — что у нас отсутствует наша, внутренняя система правосудия, с помощью которой такие люди, как ты и я, могли бы наказывать предателей из нашей среды.

Метелл Нумидийский пожал плечами:

— Такой системы и быть не может, ты же сам знаешь. Учредить такую систему — значит признать, что сенаторы не всегда соответствуют надлежащему уровню. И если мы продемонстрируем нашу слабость — нам конец.

— Я лучше умру, чем допущу это, — согласился Скавр.

— И я тоже. — Метелл Нумидийский вздохнул. — Я только надеюсь, что наши сыновья будут такими же сильными, как мы.

— Тебе бы не следовало это говорить, — заметил Скавр, скривив губы.

— Марк Эмилий, Марк Эмилий! Твой мальчик еще очень молод! Я пока что не вижу в нем ничего плохого, правда.

— Тогда, может, поменяемся сыновьями?

— Нет — хотя бы потому, что такой жест убьет твоего сына. Больше всего ему мешает твое неодобрение. Он знает: что бы он ни сделал, ты его не поддержишь.

— Он слабак, — сказал сильный Скавр.

— Вероятно, ему могла бы помочь сильная жена, — предположил Метелл.

Скавр остановился, повернулся к своему другу.

— А это мысль! Правда, я еще не подобрал ему жены. Он еще совершенно незрел. У тебя есть кто-нибудь на примете?

— Моя племянница Метелла Далматика. Дочь Далматика. Через два года ей будет восемнадцать. Сейчас, после смерти Далматика, я ее опекун. Что ты скажешь на это, Марк Эмилий?

— Договорились, Квинт Цецилий! По рукам!

Как только Друз понял, что Цепиона-отца признают виновным, он послал своего управляющего Кратиппа и всех физически сильных рабов в дом Сервилия Цепиона.

Обеспокоенная судом и тем немногим, что ей удалось подслушать из разговора Цепиона Младшего с Цепионом-отцом, Ливия Друза, за неимением иного дела, решила поработать за ткацким станком. Книга не могла ее отвлечь, и даже пикантные любовные стихи Мелеагра пропадали втуне. Не ожидая вторжения слуг своего брата, она испугалась. На лице Кратиппа читалась явственная паника.

• Предыдущая
• 147/235
• Следующая