Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 149

• Предыдущая
• 149/235
• Следующая

Цепион Младший послушно кивнул. Друз сидел с бокалом в руке, и лицо его ничего не выражало.

— Клянусь тебе, отец, пока я — глава семьи, наш род никогда не утратит своего достоинства, — торжественно провозгласил Цепион Младший. Теперь он уже успокоился.

В эти минуты Ливия Друза ненавидела своего мужа даже больше, чем его отца. «Почему я так его ненавижу? — думала она. — Почему мой брат заставил меня выйти за него?»

Потом ее мысли рассеялись. Выражение лица Друза ее удивило, озадачило, вызвало новый поток мыслей. Не то чтобы Друз был совершенно не согласен с тем, что сказал их свекор и тесть. Он словно квалифицировал услышанное и отложил это в уме вместе со всем другим. Совершенно явно, что не все из сказанного Цепионом-старшим имело для Друза смысл. И вдруг Ливия поняла: «Ведь мой брат сильно не любит нашего свекра-тестя! О, он изменился, этот Друз! А вот Цепион Младший никогда не изменится, только закоснеет».

— Что же ты теперь намерен делать, отец? — осведомился Друз.

Ох, какая интересная улыбка появилась на лице Цепиона! Раздражение ушло из его глаз, сменилось смешанным выражением торжества, лукавства, боли, ненависти.

— А что я должен делать? Дорогой мой, я уезжаю в ссылку, как повелело Народное собрание, — сказал он.

— Но куда, отец? — спросил Цепион Младший.

— В Смирну.

— А как же нам быть с деньгами? — спросил Цепион Младший. — Не так мне — Марк Ливий мне поможет, — как тебе. Как ты сможешь нормально жить в ссылке?

— У меня депозит в Смирне. Мне хватит. Что касается тебя, сын мой, не беспокойся. Твоя мать оставила большое состояние, которым я управлял на правах опекуна. Оно тебя поддержит, — сказал Цепион.

— Но разве его не конфискуют?

— Нет, по двум причинам. Во-первых, деньги вложены на твое имя, не на мое. Во-вторых, они на депозите не в Риме, а в Смирне, вместе с моими деньгами. — Улыбка Цепиона-отца стала еще шире. — Тебе придется прожить здесь, в доме Марка Ливия, несколько лет. После этого я начну частями посылать тебе твое состояние. И если что-нибудь со мной случится, мои банкиры продолжат это делать. А тем временем, зятек, записывай все деньги, что ты будешь тратить на моего сына. Со временем он выплатит тебе все, до последнего сестерция.

Сильные чувства почти осязаемы были в наступившей тишине. Каждый понимал, о чем умолчал Квинт Сервилий Цепион. О том, что он украл золото Толозы, что золото Толозы находилось в Смирне. Золото Толозы было теперь собственностью Квинта Сервилия Цепиона. Надежная собственность, надежно укрытая, вне всяких подозрений. Квинт Сервилий Цепион был почти так же богат, как весь остальной Рим.

Цепион повернулся к Антистию, молчавшему, как и все остальные:

— Ты подумал о том, что я тебе говорил по пути сюда?

Антистий громко откашлялся:

— Подумал, Квинт Сервилий. Я согласен.

— Хорошо! — Цепион посмотрел на сына и зятя. — Мой дорогой друг Луций Антистий согласился сопровождать меня в Смирну. Он составит мне приятную компанию и, кроме того, сможет защитить меня, пользуясь привилегиями народного трибуна. Когда мы достигнем Смирны, я попытаюсь убедить Луция Антистия остаться там со мной.

— Этого я еще не решил, — сказал Антистий.

— А мы никуда не спешим, — спокойно отозвался Цепион. Он потер руки, словно хотел согреть их. — Я так голоден, что способен съесть ребенка. Готов ли обед?

— Конечно, отец, — сказала Сервилия. — Если вы, мужчины, пройдете в триклиний, мы с Ливией Друзой пойдем на кухню и посмотрим, как там дела.

Это, конечно, было не принято. За кухней следил Кратипп. Обе женщины искали его и наконец нашли в лоджии. Он смотрел на Римский Форум, где уже сгущались сумерки.

— Гляньте только! Вы видели когда-нибудь такой беспорядок? — возмущался управляющий. — Везде разбросанные вещи! Обувь, тряпки, палки, объедки, пустые бутыли из-под вина — это же позор!

И там был он, ее рыжеволосый Одиссей, он стоял с Гнеем Домицием Агенобарбом на балконе дома, расположенного ниже.

Как и Кратипп, те двое, казалось, возмущались беспорядком на Форуме.

Ливия Друза вся затрепетала, облизнула пересохшие губы, голодными глазами глядя на молодого человека, который так близко был от нее и так далеко. Управляющий убежал на кухню. Вот теперь у нее появился шанс. Сейчас это будет выглядеть как простое любопытство.

— Сестра, кто этот рыжеволосый человек на террасе с Гнеем Домицием? Он уже много лет приходит в этот дом, а я не знаю, кто он, и никак не могу узнать.

Сервилия фыркнула:

— Ах, этот! Это Марк Порций Катон, — объяснила она презрительно.

— Катон? Из Катонов Цензоров?

— Тех самых. Выскочки! Он — внук Катона Цензора.

— Но разве его бабушка не была Лицинией, а его мать Эмилией Павлой? Ведь это делает его довольно знатным! — возразила Ливия Друза. Глаза ее сияли.

Сервилия Цепиона опять фыркнула:

— Не та ветвь, моя дорогая. Он не сын Эмилии Павлы. Будь он ее сыном, он был бы значительно старше. Нет, нет! Он Катон не от Лициниев. Он — Катон от Салониев. И правнук раба.

Придуманный мир Ливии Друзы поколебался, в нем появились едва заметные трещинки.

— Я не понимаю, — промолвила она, озадаченная.

— Как, ты не знаешь эту историю? Он — сын сына Катона Цензора от второго брака.

— С дочерью раба? — ахнула Ливия Друза.

— Точнее, с дочерью его раба. Салония — так ее звали. Думаю, это полный позор, что им разрешили официально общаться с нами наравне с потомками от первой жены Катона Цензора, Лицинии! Они даже пробрались в Сенат. Конечно, Порции Катоны от Лицинии не разговаривают с ними. Мы — тоже.

— Тогда почему Гней Домиций принимает его у себя в доме?

Сервилия засмеялась так же громко, как ее невыносимый отец.

— Домиций Агенобарбы не так уж знатны, не так ли? У них больше денег, чем предков, несмотря на все эти россказни о том, что Кастор и Поллукс, мол, покрасили их бороды в красный цвет! Не знаю в точности, почему Агенобарб его принимает. Но могу догадаться. Мой отец вычислил.

— Что вычислил? — спросила Ливия Друза с замиранием сердца.

— Рыжеволосое потомство Катона Цензора — от второго брака. Катон Цензор был сам рыжеволосый, кстати. Но Лициния и Эмилия Павла имели темные волосы, так что у их отпрысков каштановые волосы и карие глаза. А вот раб Катона Цензора Салониан был кельтибером из долины реки Салон в Ближней Испании, и он-то был очень светловолосый. И его дочь Салония была белесой. И поэтому все Катоны от Салонии наследуют рыжие волосы и серые глаза. — Сервилия Цепиона пожала плечами. — Домиций Агенобарбы должны поддерживать миф о том, что они наследовали рыжие бороды от предка, которого коснулись Кастор и Поллукс. Поэтому они всегда женятся на рыжеволосых. И если нет рыжеволосой женщины хорошего происхождения, то, думаю, какой-нибудь Домиций Агенобарб женился бы на женщине из рода Катона от Салонии. Они такие высокомерные, что думают, будто их кровь способна поглотить любой старый хлам.

— Значит, у друга Гнея Домиция должна быть сестра?

— У него есть сестра. — Сервилия Цепиона поежилась. — Надо идти. Боги! Какой день! Пойдем, обед, наверное, уже подали.

— Ты иди, — сказала Ливия Друза. — А я должна сперва накормить дочь.

Упоминания о ребенке было достаточно, чтобы бедная бездетная Сервилия поспешила удалиться. Ливия Друза вернулась к балюстраде и посмотрела вниз. Да, они все еще были там, Гней Домиций и его гость. Его гость, чей прадед был рабом. Может быть, наступающие сумерки были виноваты в том, что волосы того человека внизу были уже не такими яркими, и сам он уже не казался таким высоким, и плечи его уже перестали выглядеть такими широкими. У него немного странная шея — слишком длинная и тонкая для настоящего римлянина. Четыре слезинки упали звездочками на крашенные желтым перила. Но — не больше.

«Как и всегда, я была дурой, — подумала Ливия Друза. — Целых четыре года я мечтала о человеке, который оказался потомком раба. Реального раба, а не мифического. А я представляла его себе царем, знатным и храбрым, как Одиссей. Я превратила себя в терпеливую Пенелопу, ожидавшую его. А теперь я узнаю, что он вовсе не знатен. И даже не прилично рожденный! В конце концов, кто был этот Катон Цензор, как не тускуланский крестьянин, которому помог патриций Валерий Флакк? Такая же судьба, как у Гая Мария. Этот человек на террасе внизу — близкий потомок испанского раба и тускуланского крестьянина. Какая я дура! Глупая, глупая идиотка!»

• Предыдущая
• 149/235
• Следующая