Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 180

• Предыдущая
• 180/235
• Следующая

— Могла бы заранее догадаться, что бросаешь слова на ветер, — сказал ей Котта, довольный.

— Да, но!.. — раздраженно воскликнула Рутилия. — Честное слово, Марк Аврелий, дочь меня поражает! Когда я попыталась утешить ее, она удивленно вскинула брови и сказала, что ей абсолютно все равно, какого пола у нее дети, лишь бы они все были здоровы!

— Но она же замечательная мать! — возразил Котта. — Те из нас, кто может прокормить детей, уже не подкидывают новорожденных девочек, как это делали четыреста-пятьсот лет назад. Всегда лучше, когда мать рада рождению девочек.

— Конечно, лучше! Я и не спорю, — резко прервала его Рутилия. — Нет, меня бесит не ее спокойствие, а то, как она делает из меня дуру, пытаясь втолковать мне очевидное!

— Я люблю ее, — тихо засмеялся Публий Рутилий Руф, присутствовавший при разговоре.

— Ну конечно! — фыркнула Рутилия.

— Девочка хорошенькая? — спросил Руф.

— Она — совершенство! А чего ты ждал? У этой пары не получится урод, даже если они будут делать детей, стоя на головах, — отвечала Рутилия, задетая за живое.

— Ну-ну, кто это у нас истинная римская матрона? — упрекнул ее Котта, подмигнув Рутилию Руфу.

— Чтоб у вас все зубы повыпали! — воскликнула Рутилия, бросаясь в них подушками.

Вскоре после рождения Ю-ю Аврелия вынуждена была наконец заняться таверной на перекрестке. Она все откладывала решение этой проблемы. Таверна располагалась в ее инсуле, однако Аврелия не могла получать за нее плату, поскольку та считалась местом встреч религиозного братства. Это братство не имело своего храма, но тем не менее считалось официальным и было зарегистрировано в книгах претора по делам граждан.

Это заведение досаждало решительно всем. Казалось, в таверне и вокруг нее жизнь не замирала ни на миг, даже ночью. Некоторые из ее завсегдатаев проворно сталкивали людей с тротуара, но при этом никогда не торопились прибирать с того же тротуара отходы.

Кардикса первой узнала черную сторону этого религиозного братства в таверне. Ее послали в лавку в доме Аврелии, чтобы купить мазь для попки Ю-ю. Войдя в помещение, Кардикса вдруг увидела, как двое бандитов прижали к стене хозяйку лавки. Это была старая женщина из Галатии — она знала толк во всяких снадобьях и лекарствах. Головорезы, издеваясь, спорили между собой, какой горшок или бутылку разбить сперва. Благодаря вмешательству Кардиксы ничего не было разбито — напротив, крепкая служанка Аврелии здорово отделала обоих. После того как бандиты, выкрикивая проклятия, разбежались, она заставила перепуганную старуху рассказать ей все. Оказывается, хозяйка не могла заплатить за охрану лавки.

— Каждый владелец должен платить братству, чтобы ему и дальше позволяли заниматься торговлей, — рассказывала Кардикса Аврелии. — Мол, это плата за то, что они обеспечивают охрану лавочек от грабителей. На самом деле настоящий грабеж случается тогда, когда владелец им не заплатит. Бедная старая галатийка недавно похоронила мужа, как ты знаешь, госпожа, — и похоронила его достойно. Поэтому у нее сейчас нет денег.

— Все, хватит! — сказала Аврелия, готовая к войне. — Пошли, Кардикса, кончим этот вопрос раз и навсегда.

Она решительно вышла из дома. И у каждого из хозяев лавочек по улице Патрициев выспрашивала, сколько тот платит за охрану. От некоторых она узнала, что темные дела братства не ограничиваются ее магазинами. Поэтому она обошла всех соседей. Постепенно перед ней открылась поразительная картина вопиющего вымогательства. Даже двух женщин, содержащих общественную уборную на противоположной стороне Малой Субуры, и тех заставляли платить братству проценты. Когда братство обнаружило, что эти женщины оказывали жильцам дополнительные услуги, собирая ночные горшки, опорожняя и отмывая их (этот доход работницы от «покровителей» скрывали), они перебили все горшки. Женщинам пришлось покупать новые. Бани по соседству с общественной уборной были частной собственностью — как и все бани в Риме. Здесь братство также установило плату. Иначе, пригрозили заправилы, посетителей утопят в воде.

К тому времени, как Аврелия закончила расспросы, она разгневалась так, что решила сперва пойти домой и успокоиться, прежде чем встречаться с братством в его логове.

— Я выгоню их из моего дома! — сказала она Кардиксе. — Из моего дома!

— Не беспокойся, госпожа Аврелия, мы дадим им хорошую взбучку, — утешала ее Кардикса.

— Где Ю-ю? — спросила Аврелия, переводя дыхание.

— Наверху, на пятом этаже. Сейчас очередь Ребекки кормить малышку.

Аврелия нервничала:

— Почему у меня нет молока? Как у высохшей старухи!

Кардикса пожала плечами:

— У некоторых женщин есть молоко, у других нет. Никто не знает почему. Не унывай из-за этого. Что тебя действительно должно беспокоить, так это братство и его делишки. Никто не отказывается давать Ю-ю молоко, ты ведь знаешь. Я пошлю служанку наверх попросить Ребекку ненадолго подержать Ю-ю у себя, а мы с тобой отправимся в таверну и выгоним этих негодяев.

Аврелия поднялась:

— Ну так покончим с этим раз и навсегда.

Таверна была плохо освещена. Но вот на пороге, на фоне светлого дверного проема, возникла Аврелия — в расцвете своей знаменитой красоты, которая не увядала всю ее жизнь. Шум сразу утих, но снова все зашумели, когда за спиной Аврелии замаячила Кардикса.

— Эта слониха поколотила нас утром! — послышался голос из мрака.

Скамьи заскрипели. Аврелия решительно вошла и встала посреди таверны, оглядываясь по сторонам. Кардикса за ее спиной держалась настороже.

— Где у вас главный, отребье? — требовательно спросила Аврелия.

В дальнем углу поднялся из-за стола худощавый мужчина — небольшого роста, лет сорока с небольшим. Без сомнения, римлянин.

— Это я, — сказал он, выходя вперед. — Луций Декумий, к твоим услугам, госпожа.

— Ты знаешь, кто я? — спросила Аврелия.

Он кивнул.

— Вы занимаете — без арендной платы! — жилую площадь, которая является моей собственностью, — сказала она.

— Эта площадь не принадлежит тебе, госпожа, — спокойно возразил Луций Декумий. — Она принадлежит государству.

— Нет, она не государственная, — возразила Аврелия и огляделась вокруг. Теперь ее глаза уже привыкли к тусклому освещению. — Это место портит репутацию моего дома. Вы совсем не следите здесь за чистотой. Я выселяю вас.

Все дружно ахнули. Луций Декумий прищурил глаза, насторожился.

— Ты не можешь нас выселить, — сказал он.

— Увидишь.

— Я буду жаловаться претору по делам граждан.

— Пожалуйста! Он — мой кузен.

— Тогда Великому Понтифику.

— Он тоже мой кузен.

Луций Декумий фыркнул — презрительно? Или насмешливо?

— Не могут же все в Риме быть твоими кузенами!

— Могут. — Аврелия грозно выдвинула вперед подбородок. — Не совершай ошибки, Луций Декумий! Будет лучше, если ты со своими головорезами уберешься отсюда!

Он стоял в раздумье. Разглядывал ее, почесывая подбородок. Где-то в глубине его ясных серых глаз притаилась улыбка. Потом он отступил и кивнул в сторону стола, за которым раньше сидел.

— Может, обсудим нашу проблемку? — спросил он, спокойный, как Скавр.

— Нечего обсуждать, — отозвалась Аврелия. — Вы освободите помещение.

— Фу-у! Всегда есть что обсудить. Прошу, госпожа, давай лучше сядем, — попытался подольститься Луций Декумий.

Аврелия почувствовала, что с ней происходит что-то ужасное. Ей начинал нравиться Луций Декумий! Но это же смешно. И тем не менее это факт.

— Хорошо, — согласилась она. — Кардикса, встань за моим стулом.

Луций Декумий подал ей стул, а сам уселся на скамью.

— Немного вина, дорогая госпожа?

— Конечно, нет.

— О-о…

— Ну?

— Что — ну? — спросил Луций Декумий.

— Это же ты хотел что-то обсудить, — напомнила она.

— Правильно. — Луций Декумий прочистил горло. — Так против чего именно ты возражаешь, госпожа?

— Против вашего присутствия под моей крышей.

• Предыдущая
• 180/235
• Следующая