Первый человек в Риме - Маккалоу Колин - Страница 68

• Предыдущая
• 68/235
• Следующая

Когда голоса центурий были собраны, начиная с первой центурии первого класса, стала вырисовываться следующая картина: Луций Кассий Лонгин — первый кандидат от каждой центурии, но кандидатов на должность второго консула было много. Конечно, первый и второй классы так единодушно голосовали за Луция Кассия Лонгина, что он был поставлен на первое место и назначен старшим консулом. Но имя младшего консула оставалось неизвестным до конца голосования третьего класса. Бок о бок шли Гай Марий и Квинт Лутаций Катул Цезарь.

Победу одержал Гай Марий. Он стал младшим консулом. Цецилии Метеллы еще могли влиять на голосование центуриата — но недостаточно, чтобы совсем вычеркнуть Гая Мария. А это можно было расценивать как триумф Гая Мария.

Он стал действительно одним из «новых людей». Первый в своем роду получил место в Сенате и обустроился в Риме, сделал карьеру в армии, разбогател.

Во второй половине дня выборов Гай Юлий Цезарь устроил праздничный семейный ужин. Его контакты с Марием ограничивались лишь кратким рукопожатием на Форуме и другим таким же кратким рукопожатием на Марсовом поле, когда собрались все центурии, — так сильно занят был Марий в течение пяти дней выборной кампании.

— Тебе невероятно повезло, — сказал Цезарь, ведя своего почетного гостя в столовую, пока его дочь Юлия ушла в поисках матери и младшей сестры.

— Знаю, — кивнул Марий.

— Сегодня за ужином у нас будет мало мужчин. Оба моих сына до сих пор в Африке, но я могу предложить еще одного мужчину, чтобы нас было столько же, сколько женщин.

— Я получил письма от Секста и Гая Юлия; они сообщают много новостей о своих подвигах, — сказал Марий, усаживаясь с Цезарем на скамье.

— Об этом после.

Обещанный третий мужчина вошел в столовую, и Марий вздрогнул от неожиданности. Он узнал молодого, но уже зрелого мужчину, который три года назад стоял среди всадников во время церемонии в честь нового консула. Жертвенный бык тогда никак не хотел умирать… Как можно забыть это лицо, эти волосы?

— Гай Марий, — промолвил Цезарь сдержанно, — позволь представить тебе Луция Корнелия Суллу, не только моего ближайшего соседа, но также коллегу и будущего зятя.

— Ну! — воскликнул Марий, тепло пожимая руку Суллы. — Ты счастливый человек, Луций Корнелий.

— И хорошо сознаю это, — с чувством ответил Сулла.

Цезарь немного нарушил обычай рассаживать гостей за обеденным столом. На среднее ложе он сел сам и усадил Мария. Суллу он устроил на второе ложе. Это ни в коей мере не являлось оскорблением, как он поспешил объяснить, просто нужно рассредоточить гостей, чтобы им не было тесно.

«Как интересно, — подумал Марий озабоченно, — я никогда раньше не видел Гая Юлия Цезаря чувствующим себя неловко. Но этот странно красивый парень каким-то образом выводит его из душевного равновесия…»

А потом вошли женщины, сели напротив мужчин на стулья с высокими спинками, и ужин начался.

Как ни старался Марий не выглядеть ослепленным любовью старым мужем молодой жены, взгляд его постоянно устремлялся в сторону Юлии. За время его отсутствия та превратилась в восхитительную молодую матрону, грациозную, не боящуюся своих новых обязанностей, превосходную мать и хозяйку дома — идеальную жену. А вот Юлилла, решил Марий, тоже изменилась, но не в лучшую сторону. Конечно, он не видел ее в худший период ее болезни, которая, кажется, отступила совсем недавно. Разрушительные следы недуга еще оставались: исхудавшее тело, неразвитый интеллект, отсутствие жизненного опыта, неудовлетворенность… Лихорадочная речь, резкие манеры, вскакивает испуганно, не может спокойно усидеть на стуле. Она все время старалась привлечь внимание своего жениха, так что зачастую он даже не мог вставить слово в разговор Мария и Цезаря.

Однако Сулла относился к этому весьма спокойно. Ему, без сомнения, нравилось внимание Юлиллы. Но, как решил практичный Марий, после женитьбы это не продлится и полугода.

Семейное счастье с истеричкой — не для Луция Корнелия Суллы! Ничто в нем не говорило о будущей преданности супруге. И вряд ли Сулла предпочитает женское общество.

В конце ужина Цезарь объявил, что забирает Гая Мария в свой кабинет для личного разговора.

— Оставайтесь здесь, если хотите, или разбредайтесь, кто куда хочет, — сказал он спокойно. — Мы давно не виделись с Гаем Марием.

— В твоем доме большие перемены, Гай Юлий, — сказал Марий, когда они удобно расположились в таблинии.

— Действительно, перемены есть — и в этом заключается главная причина моего желания, чтобы ты без промедления зажил своим домом.

— Думаю, со следующего года моя жизнь упорядочится, — улыбнулся Марий. — Всем этим я обязан тебе. И не только консульством. Счастьем иметь идеальную жену, идеального партнера во всех моих делах… С тех пор как я возвратился, я мало уделял ей внимания, но теперь намерен исправиться. Через три дня я увезу Юлию и сына в Байи, и на целый месяц мы забудем обо всем на свете.

— Ты не представляешь себе, насколько приятно мне это слышать.

Марий поудобнее устроился в кресле:

— Очень хорошо. А теперь — о Луций Корнелии Сулле. Я помню, ты говорил как-то об одном аристократе без денег, который хотел бы жить так, как подобает ему по праву рождения. И звали его так же, как твоего будущего зятя. Что же случилось, почему такие перемены?

— Ему везет. Он говорит, если все будет идти так, как идет, то он прибавит еще имя «Феликс» к тому, которое унаследовал от отца, пьяницы и никчемного человека. Три года назад Луций Корнелий встретил Юлиллу, и она дала ему венец из трав, не вполне понимая смысла своего деяния. Сулла считает, что именно с того дня удача повернулась к нему. Сначала умер племянник Клитумны, который был ее наследником. Потом умерла женщина по имени Никополис и оставила Луцию Корнелию небольшое состояние. Думаю, она была его любовницей. А через несколько месяцев после этого покончила с собой Клитумна. Не имея прямых наследников, все свое состояние она оставила Луцию Корнелию — дом на Палатине по соседству с моим, виллу в Цирцеях и около десяти миллионов денариев.

— Боги! Он действительно имеет полное право носить имя Феликс, — произнес Марий довольно сухо. — Но ты наивен, Гай Юлий, если веришь, что Луций Корнелий Сулла не сам подсадил этих покойников в ладью Харона!

Цезарь принял выпад, выставив руку, усмехнулся:

— Нет, Гай Марий, уверяю тебя, я не наивен. Я не могу подозревать Луция Корнелия ни в одной из этих трех смертей. Племянник Клитумны умер после продолжительной болезни желудка; гречанка Никополис скоропостижно скончалась вследствие отказа почек. В обоих случаях было произведено вскрытие, и ничего подозрительного обнаружено не было. Клитумна перед смертью находилась в глубочайшей депрессии. Она покончила с собой в Цирцеях, в то время, когда Луций Корнелий оставался здесь, в Риме. Я подверг строжайшему допросу всех рабов в доме Клитумны — и в Риме, и в Цирцеях. Больше мы ничего не можем узнать о Луций Корнелии. — Он поморщился. — Я всегда был против пыток рабов с целью получения доказательства преступления. Доказательства, добытые пытками, не стоят даже ложки уксуса. Не думаю, что рабы Клитумны вообще имеют что сказать, даже под пытками. Поэтому я отказался от этой идеи.

Марий кивнул:

— Я согласен с тобой, Гай Юлий. Показания раба имеют значение, только если они даны добровольно, если в них есть логика и они явно правдивы.

— Так что в результате Луций Корнелий превратился из бедняка в состоятельного человека, — продолжал Цезарь. — От Никополис он унаследовал достаточно, чтобы получить статус всадника, а от Клитумны — довольно, чтобы войти в Сенат. Благодаря шуму, устроенному Скавром по поводу отсутствия цензоров, в прошлом мае были выбраны два новых. Иначе Луцию Корнелию пришлось бы ждать права допуска в Сенат еще несколько лет.

Марий засмеялся:

— Так что же произошло в действительности? Неужели никто не хотел быть цензором? Я хочу сказать, в какой-то степени выбор Фабия Максима Эбурна логичен, но Лициний Гефа? Ведь цензоры изгнали его из Сената за аморальное поведение восемь лет назад. А он все-таки вернулся в Сенат, после того как пролез в народные трибуны!

• Предыдущая
• 68/235
• Следующая