Дуэль сердец (Зловещая тайна) - Картленд Барбара - Страница 41

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая

В безыскусной простоте, с какой она сказала это, было нечто такое, отчего у Каролины неожиданно перехватило горло.

— О мадам, вы слишком добры! Я этого не заслужила.

— Нет, Каролина, не говорите так. Ведь если вы пошли на это, как сами мне признались, потому что любите Вейна, то я действительно понимаю вас. Мы все способны на необычные и воистину серьезные поступки, если они совершаются ради того, кого мы любим искренне и всем сердцем. Слова ее эхом отозвались в памяти Каролины.

— Мадам, знаете, мой отец сказал почти то же самое. Он сказал, что ради того, кого мы любим, можно пойти на любую жертву, на любой риск.

— Ваш отец прав, — мягко отозвалась леди Брикон. — Можно пойти на любой риск.

— Тогда я уверена, что поступаю правильно, — сказала Каролина. — Благодарю вас, мадам. А теперь я должна вас покинуть.

— Одну минутку, — остановила ее леди Брикон. — Будьте добры, дорогая, потяните за шнур звонка.

Каролина исполнила просьбу. Она услышала, как в соседней комнате слабо звякнул колокольчик. Почти тотчас между спальнями отворилась дверь, и Доркас, совершенно одетая, вошла в комнату. Леди Брикон взглянула на служанку и на ее лице прочла ответ на свой невысказанный вопрос.

— Значит, ты все слышала, Доркас? Принеси фамильную фату для ее милости и мою шкатулку с драгоценностями.

От тлеющих угольков в камине Доркас зажгла тонкую свечку и поднесла ее к свечам на каминной полке. Теплый золотистый свет разогнал тени. Из большого комода, стоявшего в дальнем конце комнаты, она принесла к постели что-то, тщательно упакованное в белую бумагу.

— Дорогая моя, это фамильная фата, — объяснила леди Брикон. — Мне хочется, чтобы вы надели ее, когда будете венчаться с Вейном. Я тоже венчалась в ней, как и многие поколения невест в Бриконе.

— Я с радостью надену ее, — просто ответила Каролина. Доркас опять прошла через всю комнату и на этот раз вернулась с большой квадратной шкатулкой для драгоценностей, обтянутой синей кожей с инициалами леди Брикон, увенчанными геральдической короной. Она поставила ее рядом с постелью и протянула ее милости ключ.

— Много лет минуло с тех пор, как я видела свои драгоценности, не говоря уже о том, чтобы их носить, — вздохнула леди Брикон. — Это мои собственные. Фамильные драгоценности хранятся в Лондонском банке.

Она открыла шкатулку, и Каролина увидела кольца, браслеты, броши, мерцающие на подушечках из бархата. Леди Брикон подняла верхний ряд и со дна достала бриллиантовую диадему. Диадема была изумительной работы. Камни были удивительно искусно обработаны в форме цветов; при свете свечей они засверкали и, казалось, подрагивали, словно живые, когда леди Брикон передавала переливающуюся корону в руки Каролины.

— Мой свадебный подарок будущей дочери, — произнесла леди Брикон.

— Но, мадам, разве я могу принять это? — запротестовала Каролина.

— Я хочу, чтобы эта вещь была у вас, — твердо сказала леди Брикон. — Это моя собственность и лучшее из того, что я могу подарить.

— Тогда я благодарю вас, мадам, от всего сердца, — мягко ответила Каролина и вновь наклонилась и поцеловала леди Брикон в щеку.

Взяв кружевную фату, она пожелала доброй ночи и направилась к дверям. Доркас открыла ей и, к удивлению Каролины, тоже вышла в коридор. Она явно хотела что-то сказать так, чтобы не слышала леди Брикон, и Каролина молча ждала. Доркас казалась еще более высокой и костлявой, чем всегда, но, когда она заговорила, голос ее звучал мягче обычного.

— Хочу пожелать вашей милости всяческого счастья.

— Спасибо, Доркас.

— Вы найдете его, миледи, потому что обладаете редким мужеством, — неожиданно добавила служанка. — Не пугайтесь, с какими бы странностями вашей милости не пришлось столкнуться.

Казалось, слова с трудом выходили из ее губ, словно она говорила наперекор привычке молчать.

— Спасибо, Доркас, — серьезно ответила Каролина. — Я постараюсь не пугаться.

— Да, постарайтесь, миледи, — сдержанно произнесла Доркас, — ведь бывает, что на самом деле все не так, как кажется.

Каролина хотела спросить Доркас, что означает столь загадочная фраза, но, прежде, чем она успела задать вопрос, служанка вошла обратно в спальню леди Брикон и тихо закрыла дверь.

Каролина вернулась к себе. Ее ждала Мария, по-прежнему взволнованная и возбужденная.

— Ох, миледи, я вся дрожу, ведь кто знает, куда вы подевались! Что это в руках у вашей милости?

Каролина отдала Марии диадему и фату.

— Надень-ка все это, — велела она и села перед туалетным столиком.

Мария развернула фату. Она была из тончайшего брюссельского кружева, нежная, словно паутинка.

— Ох, миледи, красота-то какая! — воскликнула Мария. Она продолжала говорить без умолку все время, пока расправляла на Каролине фату и надевала поверх нее сверкающую диадему.

Каролина ее не слушала. Она думала о необычайной доброте леди Брикон и неожиданных словах поддержки от Доркас. Нет, она не испугается!

Пусть Вейн и сердится на нее, но, по крайней мере, в гневе он забыл о своем твердом намерении расстаться с ней.

Как бы тяжело ей ни пришлось, какой бы ужасной ни оказалась его тайна, сказала себе Каролина, это лучше, чем разлука с ним. Она была столь уверена в своей любви, столь непоколебимо убеждена, что Вейн предназначен ей судьбой, а она — ему, что теперь думала о тайне, которую скоро сможет по праву разделить с Вейном без особых опасений. У Каролины не было ни малейшего сомнения, что они рождены друг для друга и именно поэтому самой судьбой им было предначертано встретиться столь странным образом. Она верила, что, в конце концов, все обернется удачнее, чем если бы они встретились в обычной спокойной обстановке.

Стоило ей только вспомнить свое безразличие по отношению к другим мужчинам, объяснявшимся ей в любви, как возник вопрос: а полюбила бы она Вейна столь глубоко, с такой всепоглощающей страстью, если бы их представили друг другу на балу, и он начал ухаживать за ней элегантно, неторопливо, сдержанно — по всем правилам светского этикета?

Такое поведение для Вейна казалось немыслимым. Нет, их любви суждено быть бурной и неистовой! Быть может, преодолевая трудности, она лишь окрепнет и закалится, так что это чистое и негасимое чувство будет длиться целую вечность.

Мария отошла назад полюбоваться творением своих рук.

— Ну вот, миледи, я закончила. Уж такой красивой я вас еще никогда не видала!

В первый раз с того момента, как Каролина села к туалетному столику, она взглянула на себя в зеркало. Мягкие, словно призрачные складки кружевной фаты обрамляли лицо, но почти не скрывали сияния золотых волос. Голову ее венчала диадема с бриллиантами. Она придавала Каролине царственный вид, достойно завершая и подчеркивая горделивый взлет головы на длинной изящной шее.

Да, она была красива, но в глубине глаз, в подрагивании нежных губ таилось нечто большее, чем красота. В зеркале отражалось лицо девушки, сделавшей шаг на пути к женской судьбе, предчувствующей, какие таинства ждут ее впереди.

На мгновение Каролина закрыла глаза, чтобы не видеть того, что открыло ей собственное лицо. Было почти невыносимо смотреть на себя такую: полуиспуганную-полуторжествующую, полуребенка-полуженщину, словно подвешенную между небом и землей, но при всем том уверенно идущую навстречу своей судьбе, потому что в груди ее жило величайшее чувство на свете. Каролина встала.

— Который час?

Мария взглянула на часы, стоявшие на каминной полке.

— Без двух или без одной минуты полночь, миледи, — ответила горничная. Не успела она договорить, как в дверь громко постучали.

Мария открыла. На пороге стоял Джеймс, но на сей раз он явно сознавал торжественность момента, и на лице его не было ухмылки; он даже не подмигнул.

— Миледи, его милость ждет вас внизу.

Мария закрыла дверь и повернулась к Каролине. На глазах у нее выступили слезы и побежали по щекам.

— Ох, миледи! Миледи!

— Вытри глаза, Мария, — тихо сказала Каролина, — и ступай в часовню, потому что я хочу, чтобы ты видела мое венчание. Я сейчас тоже приду.

• Предыдущая
• 41/71
• Следующая