Дьявольское наваждение - Картленд Барбара - Страница 6

• Предыдущая
• 6/25
• Следующая

– Откуда вы знаете?

– Потому что… потому что я должна умереть… и…

Герцогу показалось, что она собиралась что-то добавить, но Джиованна вдруг осеклась. Последовало минутное молчание, и вновь послышался ее слабый голос.

– Я рассказала вам то, что вы хотели… так что, пожалуйста, давайте попрощаемся… и оставьте меня.

– Неужели вы думаете, – негромко спрашивал герцог, – что после этого я смогу жить спокойно и не думать о том, как вода швырнет вас о камни и унесет в море?

– Там… мне будет лучше.

– Но ваша смерть останется на моей совести, – парировал герцог, – а я этого не могу допустить.

– Но почему? Вы здесь чужой, вы ничего обо мне не знаете… Завтра вы решите, что вам все приснилось.

– А когда мне сообщат о вашей гибели, что я отвечу?

Джиованна попыталась рассмеяться, но вместо смеха у нее получился странный хриплый звук, хотя губы ее на миг сложились в улыбку.

– Неужели вы думаете, что об этом расскажут… вам или кому-то еще?

Тут она замерла, точно громом пораженная, и повернулась к герцогу.

– Кто вы? – спросила девушка. – Когда вы меня схватили, я приняла вас за местного… но вы говорите совсем иначе… Кто вы?

– Меня зовут Талбот.

Девушка умолкла, и герцог понял, что она перебирает в уме всех известных ей Талботов, гадая, которым из них он может быть. Наконец она чуть слышно произнесла:

– Талбот… Мак-Кэрон! Нет, нет… не может быть!

Вы – герцог?

Она посмотрела на него снизу вверх и вскрикнула.

– Ну зачем, зачем вы пришли! Зачем остановили меня!

Теперь меня наверняка убьют… а я не могу… не могу!

Она вновь вскрикнула и упала наземь у ног герцога.

Какое-то мгновение герцог остолбенело смотрел на девушку, а потом поднял ее на руки. Теперь он телом ощутил, что на ней действительно не надето ничего, кроме ночной рубашки. Герцог чувствовал каждую ее косточку и мог бы поклясться, что от голода у бедняжки часто случались обмороки. Волосы девушки, отливавшие серебром и струившиеся вниз, казались частью водопада.

«Что с ней делать?»– подумал герцог. Внезапно у него проснулось некое шестое чувство, появлявшееся всякий раз, когда он был в опасности или принимал ответственное решение. В Индии такое случалось с ним очень часто, но герцог так и не смог объяснить, что же не раз спасало жизнь ему и его людям. Впрочем, предчувствие никогда не обманывало герцога, и он знал, что этой подсказке стоит доверять.

Он без раздумий понес Джиованну назад. Выйдя из леса, герцог направился к фруктовому саду. Он шел, пока не оказался почти у самого конца аллеи, потом опустил Джиованну наземь под укрытие кустов. На миг ему показалось, что девушка мертва, однако ее грудь слегка приподнималась при дыхании, а пульс отчетливо прослушивался.

Герцогу приходилось видеть людей при смерти, здесь он не нуждался в совете врача: Джиованне нужна помощь как можно быстрее, не то она умрет. И вновь шестое чувство подсказало решение.

Герцог снял с шеи шелковый платок и, умело обмотав его вокруг запястья Джиованны, надежно привязал девушку к кусту рододендронов. Только сейчас он вспомнил, что оставил свой камзол на бревнах и, к сожалению, не мог подложить его девушке под голову. Однако ей, похоже, было все равно, герцог очень Сомневался в том, что Джиованна придет в себя скоро.

Он в последний раз взглянул на нее и, удостоверившись, что никто из проезжающих по аллее не увидит девушку, поспешил к дому. Дверь была открыта – он сам открыл ее, когда уходил. Герцог поднялся к себе в спальню, закрыл за собой дверь и позвонил камердинеру.

Уезжая из Индии, герцог забрал с собой своего денщика, прослужившего у него почти десять лет. Это был шотландец по имени Росс, единственный, если не считать командования, человек, знавший об опасной роли своего господина в «Большой игре».

«Большая игра» была частью разведывательной кампании, которая проводилась в строгой конспирации – даже агенты были известны только по номерам. Их действия в пользу Великобритании оставались в тайне, и никакие сведения никогда не выходили за пределы запертых кабинетов.

Талбот Мак-Кэрон считал Росса незаменимым помощником и опасался только, что тот не пожелает выйти в отставку вместе со своим господином и лишиться всего, что было так важно для него в течение долгих лет.

Когда герцог одевался к ужину, Росс сказал ему:

– Удобно вашу светлость устроили, даже очень! Тут и звонок в мою комнату есть, если вам вдруг чего ночью понадобится.

– Это вряд ли. – Герцог рассмеялся.

– Ну, я услышу, если что, – ответил Росс. – Тут не Проспишь – звонок-то прямо над кроватью!

Герцог снова посмеялся. Он тоже отметил, что вдовствующая графиня окружила высокопоставленного гостя всеми удобствами, и это еще раз доказывало, что ненавистного брака ему не избежать.

Герцог ждал, гадая, что же делать, если Росс не услышит звонка или если механизм не сработает. К его великой радости, он наконец услышал шаги по коридору. Дверь тихо приоткрылась.

– Ваша светлость звонили?

– Да, Росс, – ответил герцог. – Входи и закрой дверь.

Таинственный голос хозяина подсказал камердинеру, что, по его собственному выражению, «какая-то каша заваривается», а в глазах господина он увидел блеск, которого не было еще вечером.

Примерно через час герцог, которого колотил озноб, был закутан в одеяла и сведен по лестнице дворецким и собственным слугой. Он так слаб от малярии, его трясет «как осиновый лист», рассказывал Росс. Им пришлось едва ли не нести больного в холл, а потом в ожидавший у дверей закрытый экипаж.

Только когда мужчины опустили беспомощного герцога на сиденье, он сумел прошептать:

– Мне так жаль… скажите ее светлости… мне очень жаль…

– Она будет очень огорчена, ваша светлость, – отозвался дворецкий. – Будем надеяться, что ваш врач сумеет усмирить этот ужасный приступ и вылечит вас.

– Благодарю вас… – с трудом выговорил герцог.

Росс укутал ему ноги и сел в карету напротив господина.

Дворецкий произнес:

– Дайте знать ее светлости, когда его светлости станет лучше. Она будет так огорчена! Этим вечером она собиралась дать вечер в его честь.

– Его светлость тоже будет расстроен, когда придет в себя, – ответил Росс. – Он после этих приступов слабее котенка!

Дворецкий сочувственно вздохнул и отошел от кареты.

Лакей захлопнул дверцу, взобрался на запятки и лошади тронулись.

Герцог немедленно вылез из многочисленных одеял и спросил:

– Ты сказал Сазерленду, где надо остановиться?

– Сказал, ваша светлость, – ответил Росс, – но вам бы лучше самому ему показать.

Он выглянул в небольшое окошко за спиной господина.

– Мы уже не видны из дома, ваша светлость.

– Ну так открой окно, ради Бога! Я задыхаюсь! – волновался герцог.

Он стянул с себя последнее одеяло и сложил всю стопку на сиденье.

Когда лошади остановились, Росс распахнул дверь и герцог вышел.

Пока герцог шел к месту, где он оставил Джиованну, кучер медленно ехал следом.

Герцог подходил к кустам. Его не покидало опасение, что Джиованна могла прийти в себя, освободиться и исчезнуть. Конечно, узел был прочным, но ведь у девушки оставалась свободной одна рука…

Тут он увидел белое пятно рубашки на траве и понял, что за время его отсутствия девушка даже не пошевелилась.

Герцог развязал платок, оставив его болтаться на запястье девушки, и поднял ее на руки. Быстро подбежав к карете, герцог укутал Джиованну одеялами, в которых уезжал из дома графини. Уложив девушку на заднее сиденье, он быстро забрался внутрь. Росс, не дожидаясь команды, захлопнул дверцу и вскочил на запятки рядом с лакеем.

Когда карета тронулась, герцог подумал, что поступил довольно некрасиво по отношению к графине, не сделав предложения ее падчерице. Однако в эту минуту его беспокоила лишь жизнь Джиованны, кем бы эта девушка ни оказалась. Герцог готов был защитить незнакомку of людей, намеревавшихся убить ее. История звучала невероятно, и многие наверняка сочли бы ее плодом больного воображения, однако герцог решил во что бы то ни стало спасти Джиованну.

• Предыдущая
• 6/25
• Следующая