Книга судьбы: ежедневные медитации с Конфуцием - Маслов Алексей Александрович - Страница 8

– Не того, кто с голыми руками бросается на тигра или вплавь переправляется через реку и в результате безрассудно гибнет. Я бы взял того, кто начинает дело с осторожностью, и не только любит продумывать планы, но и способен добиться успеха.

VII, 12

Учитель сказал:

– Если бы богатства можно было домогаться, то я согласился бы стать даже возницей. Поскольку домогаться невозможно, я займусь тем, что мне нравится.

VII, 16

Учитель сказал:

– Есть грубую пищу, пить воду, спать на согнутом локте – во всем этом тоже есть радость. А богатство и знатность, нажитые нечестно, для меня – что плывущие облака!

VII, 17

Учитель сказал:

– Если бы мне прибавили несколько лет жизни, то я имел бы возможность в пятьдесят лет изучать «Канон перемен» и, возможно, избежал бы больших ошибок.

VII, 24

Учитель сказал:

– Вы, ученики, полагаете, что я что-то скрываю от вас? Я ничего не скрываю от вас. Я ничего не делаю без вас. Таков я.

VII, 28

Учитель сказал:

– Вероятно, есть люди, которые могут делать что-либо, ничего при этом не зная. Я, увы, не таков. Мне приходится многое слушать, выбирать из этого доброе и следовать этому. Мне приходится наблюдать многое и запоминать это. И все же такие знания вторичны».

Вторичным знаниям противопоставлены те, что даны от рождения.

VII, 33

Учитель сказал:

– В учености я подобен другим людям. Что же касается достоинств благо–родного мужа, то в этом я, увы, не преуспел.

VII, 34

Учитель сказал:

– Что касается высшей мудрости и человеколюбия, то разве смею ли я обладать ими? И все же я учусь и тружусь, не зная пресыщения, обучаю, не ведая усталости, – только это и можно сказать обо мне.

Гунси Хуа сказал:

– Мы как раз этому и не можем никак научиться.

IX, 5

Когда Учителю угрожали в местечке Куан, он сказал:

– После смерти [чжоуского] Вэнь-вана я стал тем, в ком заключена культура (вэнь). Если бы Небо действительно хотело уничтожить культуру, то оно не наделило бы ею меня. А коль само Небо не уничтожило ее, стоит ли мне бояться каких-то куанцев?

Жители местечка Куан приняли Конфуция за их обидчика Ян Хо и продержали философа с учениками в окружении целых 5 дней.

IX, 13

Цзы Гун сказал:

– Вот кусок прекрасной яшмы. Спрятать ли нам ее в шкатулку или же постараться продать ее за хорошую цену?

Учитель сказал:

– Продать, продать! Я ожидаю покупателя.

Считается, что под «прекрасной яшмой» имеется ввиду сам Конфуций, который выбирает, либо ему укрыться от людей, либо служить достойным правителям.

IX, 19

Учитель сказал:

– Вот, например, я заканчиваю возведение холма. И пускай мне осталось насыпать лишь корзину земли, но я остановился. Вот это и есть остановка. Или, например, если я на ровном месте [начинаю возводить холм], то пускай я высыпал лишь одну корзину земли, то я уже продвинулся. Вот это и есть продвижение.

Конфуций имеет в виду постижение Учения, где истинное знание приходит от методичной работы. И даже у продвинутого человека перед достижением Высшего знания может быть остановка, что отбросит его назад.

IX, 15

Учитель сказал:

– После моего воз–вращения из царства Вэй музыка наконец была исправлена, а оды и гимны обрели должное место.

Речь идет о том моменте, когда 69-летний Конфуций после долгих странствий возвратился в родное царство Лу. Именно после этого, умудренный опытом, он начинает редактировать древние каноны.

XIII, 10

Учитель сказал:

– Если бы правитель использовал меня на службе, то уже через год я бы навел порядок, а через три года добился бы успеха.

XIII, 21

Учитель сказал:

– Увы, не вижу вокруг себя людей, что способны придерживаться середины. Посему вынужден сходиться с теми, кто своеволен или излишне осторожен. Своевольный хватается за любое дело, осторожный же избегает неприятностей.

XIV, 13

Учитель спросил у Гунмин Цзя о Гуншу Вэньцзы:

– Правда ли, что твой учитель не говорит, не смеется и не берет подношений?

Гунмин Цзя ответил:

– Те, кто сообщил об этом, ошибаются. Когда надо сказать, он говорит, но так, чтобы никого не утомить. Когда он весел, он смеется, но так, чтобы никого не задеть. Когда надо взять по справедливости, он берет, но так, чтобы ни у кого не вызвать осуждения.

Учитель сказал:

– Это так? Неужто он действительно так и поступает?

Гунмин Цзя служил при дворе аристократа Гуншу Вэньцзы. Гуншу Вэньцзы (Гунсунь Ба) – сановник из Вэй, внук правителя царства Сянь-гуна.

XIV, 29

Цзы Гун любил давать оценку людям. Учитель сказал:

– Как ты мудр, Цы! А вот у меня на это нет времени.

XV, 3

Учитель спросил:

– Цы! Ты полагаешь, что я, многое изучая, все запоминаю?

Тот ответил:

– Конечно, а разве не так?

– Нет, – ответил Учитель, – у меня все пронизано Единым.

XV, 16

Учитель сказал:

– Если человек сам не спрашивает себя: «Как же быть? Как же быть?» – то и я не знаю, как с ним быть.

XV, 31

Учитель сказал:

– Бывало так, что дни и ночи я проводил в раздумьях без сна и пищи. Но все тщетно... Лучше уж учиться!

В жизни Конфуция, несмотря на обширность биографических записей, существует немало загадок. И загадка его появления на свет – далеко не единственная и, тем более, не самая главная. Она, скорее, связана с неясностью его происхождения, и это в целом ничуть не влияет на его дальнейший путь. Но есть загадка куда более серьезная и темная – загадка, на которую до сих пор не ответил ни один исследователь его жизни. Более того, многие либо намеренно, либо случайно избегают обсуждения этого вопроса: чему и как обучался сам Конфуций, где исток его собственного знания. Обычно на это отвечают весьма поверхностно, следуя классической китайской историографии: с детства Учитель увлекался изучением древних канонов, в том числе «Канона песнопений» («Ши цзин»), много учился и размышлял. И на основе этого сплава постоянного обучения и личных переживаний и возникла философия Конфуция.

Безусловно, это правильно – действительно все источники указывают на то, что Конфуций уделял основное внимание именно изучению древних канонов, а также учился шести классическим искусствам «благородного мужа»: ритуалам, музыке, стрельбе из лука, управлению колес–ницей, письму и искусству счета. Впрочем, этому же обучались и сотни других выходцев из аристократическим семей, практически любой служивый муж (ши) проходил аналогичный путь. Но нет ответа на главный вопрос: что же позволило Конфуцию войти в историю не как чиновнику и администратору, коими он постоянно стремился стать, а как наставнику и проповеднику некой традиции, которая уже позже и была названа конфуцианством.