Владигор и Звезда Перуна - Махотин Сергей - Страница 8

• Предыдущая
• 8/95
• Следующая

Девочки выжили, от голода не опухли, перезимовали кое-как первый год. Когда совсем становилось невмоготу, Лерия подпирала дверь жердиной, занавешивала оконце, чтобы никто не подглядел, и начинала ворожить. Она от матери многое переняла, и Дуня страшилась за нее: не приняли бы и ее тоже за ведьму.

— Не трусь, — сердилась та. — Садись рядом и смотри.

Они устраивались перед печью, в которой лежало тонкое березовое поленце. Лерия пристально смотрела на него, хмурилась и беззвучно шевелила губами. Наконец поленце вспыхивало и горело ясным жарким пламенем всю ночь, прогревая избу.

— У тебя тоже должно получиться, попробуй, — уговаривала старшая сестра. — Надо только очень сильно пожелать.

Но Дуня отнекивалась. Она не хотела обнаруживать в себе способности к ворожбе, боялась их и считала, что они к добру не приводят.

А затем опять настали злые времена, когда люди беспричинно ярились друг на друга, ссорились и искали выход своей злобе. Князь Климога Кровавый правил тогда в Синегорье. По ночам близкий Заморочный лес пугал нечеловеческими воплями и диким хохотом. Лерия стала неулыбчивой, подолгу сидела уставившись в одну точку и шевеля губами, будто беседуя с кем-то. Она научилась предсказывать несчастья.

— На землянику нынче не зарься, — крикнула она как-то вслед Дуняше, которая отправлялась пасти козу. — Перетерпи.

Та, конечно, не придала значения словам сестры. Коза спокойно паслась на зеленом склоне холма близ Чурань-реки. Было солнечно, и Дуня направилась под сень нескольких молодых березок. Еще не успев присесть, она увидела поблизости множество красных ягод, заманчиво выглядывающих из-под кружевных листиков. Она шагнула к ним и остановилась в ужасе. В двух саженях от нее свернулась в огромный клубок узорчато-черная змея. С тихим шипением гадюка подняла голову и нехотя уползла прочь. Дуня попятилась и всю обратную дорогу домой, опасливо глядя под ноги, все никак не могла унять дрожь в коленях.

В другой раз Лерия сказала вдруг:

— Потаня-кузнец завтра жену изувечит…

— Он же тихий, не пьет, — удивилась Дуня.

Лерия помолчала, затем быстро поднялась и отправилась в кузню.

— Да ты что, девка! — возмутился кузнец. — Как это «завтра не работай»? Ты, что ль, у наковальни встанешь? Работы невпроворот, люди ждут, что я, по-твоему, народу скажу?

— Ступай, ступай отсюдова, — сердито велела ей жена кузнеца Анисья. — Ишь заботливая какая выискалась. Неча о чужих мужиках заботиться, о себе позаботься, пока я косы твои не повыдергала, бесстыжая!

Назавтра в полдень Анисья понесла мужу жбан молока с пирогом. Она переступила порог кузни как раз в тот момент, когда Потаня в очередной раз взмахнул молотом, выправляя сошный лемех. Полупудовый молот сорвался с треснувшей рукояти и, описав короткую дугу, раздробил правое плечо Анисьи. Удар опрокинул ее на спину, и, когда Потаня подбежал к жене, лицо Анисьи было таким же белым, как молоко, льющееся жирным потоком из лежащего рядом жбана.

Лерию с того дня начали сторониться, пошли разговоры про ее дурной глаз. Особенно усердствовала та же Анисья, у которой правая рука теперь двигалась плохо и стремилась как бы спрятаться за спину, отчего искривилась и шея женщины, и ее походка, да и характер стал еще сварливей и въедливей.

— Мать ее ведьмой была, и сама она ведьма, — злобно шипела Анисья в окружении других баб. — Вчера меня сгубить хотела, завтра до вас доберется. Пока живет она тут, ни с мужей, ни с дитев своих глаз не спускайте. Не ровен час, попадут под ведьмины чары.

Бабы ахали и разбегались по своим избам, нашептывая мужикам разные ужасы про молодую колдунью.

— Меня убить хотят, — сказала однажды Лерия. В голосе сестры Дуня услышала не страх, а горькую печаль. Девочка заплакала. — Нельзя мне здесь больше жить. Не плачь, я далеко не уйду, навещать тебя буду.

— Куда же ты пойдешь? — безнадежно спросила Дуня, вытирая ладонями мокрые щеки.

— В отцову избушку.

Дуня отца не помнила. Он утонул в Чурань-реке, когда она только родилась, а Лерии было столько лет, сколько ей сейчас. Отец был рыбаком. С матерью они жили то вместе, то порознь, то ссорились, то опять мирились. Однако была, верно, меж ними искра любви, коль родила от него мать двух дочек. Дуня и не знала, что существует на той стороне реки отцовская избушка. Да и цела ли по сию пору? В последнем и Лерия не была уверена. Нужно было проверить.

Через день-другой они спустились к реке, подтащили к воде полурассохшийся челн и переплыли на левый берег. Тропинка к избушке, которую Лерия по старой памяти отыскала, сплошь заросла высокой травой и зарослями дикой малины. Сестры исцарапали ноги и совсем измучились, когда вышли наконец на небольшую поляну, посреди которой была срублена маленькая изба. Дверь так густо была обвита лишайником, что отворить ее им оказалось не под силу. Пришлось забираться внутрь через окошко, с которого свисали лохмотья бычьего пузыря.

Они сразу же запутались в паутине и сперва руками, а затем длинной метлой долго снимали ее с потолка, со стен и углов. Пол был сплошь покрыт сухим мхом, с громким шорохом рассыпающимся под ногами. На крепком березовом столе лежал слой цветочной пыльцы, ею же были осыпаны обе лавки, полки вдоль стен с горшками и прочей посудой. Несколько березовых поленьев терпеливо дожидались у печи своего огненного часа. Нашлись и коса, и топор, и ухват, и всякая другая утварь.

Лерия с топором вылезла из окна наружу, обрубила цепкие стебли вокруг крыльца и отворила дверь. Солнечный свет хлынул внутрь избушки, вытесняя из нее застоявшийся нежилой воздух.

До вечера они приводили в порядок заброшенное жилье, и, когда на небе зажглись первые звезды, в очаге весело затрещали дрова, на чистом столе появилась нарядная льняная скатерка, а на ней луковицы, козий сыр и большой кусок испеченного накануне рыбника.

— Можно, я тоже буду здесь с тобой жить? — сказала Дуня.

— Не сейчас, — ответила Лерия. — Выждать надо. Если они искать меня примутся, то и тебя убьют, коли найдут. А пока говори всем, кто спросит: ушла сестра, а куда, не ведаю.

— А тебя не найдут?

— Не найдут, — улыбнулась Лерия.

Под утро она перевезла Дуню через реку и тут же, на берегу, попрощалась с ней, не велев запирать на ночь дверь.

— Но если вдруг… — засомневалась Дуня, но Лерия прервала ее:

— Вот такой круг обозначь пальцем на двери. — Она щепочкой начертила на песке знак Перуна с шестью лучами. — Никто не откроет, кроме меня. А теперь ступай.

Весь день Дуня просидела дома, скучая по сестре и жалея себя. Невыпасенная коза выдернула из земли привязной колышек и беспрепятственно наслаждалась капустной грядкой. Под вечер к избе подошло с десяток мужиков, у одного на плече кольцами висела толстая веревка.

— Слышь, девка, выходи! — крикнул он. — Спалим не то!

Девочка вышла на крыльцо. Сильные руки отодвинули ее в сторону, и мужики затопали в избу. Раздались звуки бьющихся горшков, грохот опрокинутого стола и голоса:

— Нету ее тута! Убегла!

Мужики вышли и окружили Дуню, что-то крича и размахивая руками. Лица их были злобны и решительны. Такие лица она уже однажды видела. Дуня побледнела и вся затряслась, не в силах выговорить ни слова.

— Э, да что с ней толковать! — крикнул кто-то. — Может, ее заместо ведьмы порешим?

Однако это предложение общей поддержки не встретило. Мужики как-то разом поскучнели, сникли и пошли всей гурьбой прочь, изредка оглядываясь и грозя кулаками то ли Дуне, то ли избе ее, то ли еще кому, кто не скоро позволит забыть лицо перепуганного ими ребенка.

Ночью пришла Лерия. Она прибралась в избе, поставила на ноги опрокинутый стол, долго искала что-то в огромном мамином сундуке. Дуня настолько была измучена, что спала, забившись в угол, и проснулась, лишь когда сестра подняла ее на руки, чтобы переложить на лавку. Дуня крепко обняла ее за шею.

— Мне страшно, — прошептала она.

— Все позади, — сказала Лерия, целуя ее. — Теперь никто не посмеет тронуть тебя. Ты теперь заговоренная. Ты, изба и даже коза.

• Предыдущая
• 8/95
• Следующая