Любовь в отеле «Ритц» - Картленд Барбара - Страница 27

• Предыдущая
• 27/29
• Следующая

Граф, прекрасно понимавший дочь, положил ей руку на плечо.

— Ты хорошая девочка, Вильма, — сказал он, — и, лишив тебя радостей летнего лондонского сезона, я обещаю устроить для тебя осенью самый большой и самый прекрасный бал, о котором только можно мечтать.

Сказанное им заставило девушку почувствовать себя виноватой.

Настоящая причина того, почему ей не хотелось возвращаться в Лондон, была в отсутствии всякого желания танцевать с молодыми людьми, к которым она не испытывала ни малейшего интереса.

Ей казалось, теперь любое сравнение всегда будет в пользу маркиза.

Кроме того, она опасалась возможности столкнуться с ним на каком-нибудь особо модном и многолюдном балу.

А подобной встречи, говорила она себе, необходимо избегать любой ценой.

В поместье Вильма чувствовала бы себя спокойнее. Ведь было совсем невероятно, чтобы они могли случайно встретиться в графстве.

Девушка думала, что, доведись им снова увидеться, ей понадобятся все силы, чтобы удержаться от желания броситься Вернону на шею и умолять его о поцелуе.

«А именно этого он и не захочет больше, если узнает, кто я есть на самом деле, — сказала она сама себе. — Так или иначе, он женится на принцессе».

Днем Вильме удавалось храбриться, но когда наступила ночь, она плакала, уткнувшись лицом в подушку.

Как она и ожидала, Питер Хэмптон появился около полудня.

— Я прибыл, чтобы сообщить вам самые свежие новости, — сказал он.

— Надеюсь, его сиятельству лучше, — церемонно произнесла Вильма.

— Он плохо спал. Его камердинер жаловался, что маркиз провел беспокойную ночь, и его рана очень болезненна.

— Так он еще не встает? — спросила Вильма.

— Конечно, нет! — ответил Питер Хэмптон. — Доктор запретил ему вставать в течение по крайней мере двух-трех дней.

Именно это Вильма и хотела бы услышать.

Она еще немного побеседовала с Питером. Потом отдала ему письмо, лежавшее на секретере.

Прежде чем откланяться, Хэмптон предложил Вильме пообедать с ним, но она отказалась.

— Очень любезно с вашей стороны пригласить меня, — ответила девушка, — но моему отцу сейчас лучше, и он скорее всего пожелает побыть в моем обществе.

— Мое предложение останется в силе и на завтра, — предупредил Питер Хэмптон, — если, конечно. Верной все еще не будет в строю.

Вильма подумала, что у него и в мыслях не было бы предложить ей провести вечер тет-а-тет, знай он ее настоящее имя.

Вот и ему в голову не приходило, будто она могла быть кем-то, кроме дочери электрика. Питер уехал.

Вильма знала, что завтра, когда он снова заедет сюда, они с отцом уже покинут гостеприимный дом виконта и будут в дороге.

По мнению Герберта, граф должен был не вставать с постели до самого последнего момента, а Вильма рассчитала: им следует отправляться на Северный вокзал приблизительно в семь часов.

После ленча она пробовала читать, чтобы занять время. Но страницы расплывались перед глазами, и она не в состоянии была понять ни слова.

Она глубоко вздохнула и подошла к открытому окну. За окном виден был небольшой садик, примыкавший к задней части дома.

Он не шел ни в какое сравнение с садом графа де Форэ, где проходила дуэль.

Питер Хэмптон рассказал, что де Форэ на самом деле в плохом состоянии, но ей не удалось почувствовать сострадание к нему. Она знала: даже если он и страдал, то его муки были наказанием за то, как он намеревался поступить с маркизом.

Она не смогла удержаться, и глаза ее наполнились слезами при одной только мысли о Верноне.

Сквозь слезы, как в тумане, она смотрела на сад. В этот момент послышался шум открывающейся двери.

— Мсье маркиз Линворт желал бы видеть вас, мадемуазель, — услышала она голос слуги.

Вильма повернулась.

Это было невероятно, но перед ней и в самом деле стоял маркиз.

Его рука была на перевязи, и выглядел он очень бледным. Но во всем остальном он по-прежнему был красив и столь же элегантен, как всегда.

Слуга прикрыл за ним дверь.

Мгновение никто из них не двигался.

Они просто стояли и смотрели друг на друга.

Вильме показалось, будто вся комната заполнилась ослепительным светом.

Маркиз медленно направился к ней.

Когда он подошел совсем близко, девушка едва слышно, каким-то не своим голосом произнесла:

— По почему вы здесь? Я думала…

Ведь доктор не разрешил вам вставать…

— Я не смог оставаться в постели, — маркиз говорил глубоким проникновенным голосом, — потому что, когда я получил ваше письмо, то сразу понял — вы уезжаете.

— Но как вы догадались? — вымолвила Вильма.

— Мне кажется, нам с вами всегда было легко понимать друг друга без слов.

Она подняла на него глаза, страшась или, может быть, стесняясь встретить его взгляд.

Тогда он медленно произнес:

— Я приехал, любимая моя, просить вас оказать мне честь стать моей женой.

На мгновение у Вильмы перехватило дыхание, и она застыла не в состоянии пошевелиться, глядя на него в замешательстве.

Заметив это, он сказал:

— Простите меня! Как мог я быть таким глупцом и не понять сразу, что ничто в жизни не имеет для меня значения, кроме вас? Я люблю вас, я желаю вас! Вы уже принадлежите мне, поскольку я принадлежу вам!

— Но… но… — пыталась что-то проговорить Вильма, но маркиз обнял ее.

— Никаких «но», — сказал он. — Мы поженимся, что бы ни говорили вокруг.

Он коснулся ее губ, и девушке почудилось, словно она растворяется в его объятиях.

Она чувствовала, что он прав, и они действительно были двумя частями одного целого, и их нельзя было разделить.

Когда наконец маркиз оторвался от поцелуев и поднял голову, она выговорила:

— Вам нельзя было приходить сюда… ведь вам велели не вставать с постели.

— Но тогда я мог бы потерять вас! — удивился маркиз. — И вы еще не сказали мне, моя любимая, как скоро вы станете моей женой.

Вильма прижалась к его плечу.

— Я люблю вас! — промолвила она.

— Это единственное, что может иметь для меня значение, — сказал маркиз.

Ей хотелось еще что-то ему сказать, но, когда она повернула к нему лицо, он снова начал целовать ее.

Своей здоровой рукой он все крепче и крепче прижимал ее к себе.

Девушке казалось, она слышит вокруг ангельское пение и видит небесный свет, озаривший комнату.

В этот момент они вдруг услышали, как открылась дверь.

Вильма быстро отодвинулась от маркиза, недоумевая, кто бы мог помешать им. Оглянувшись, она увидела, как в комнату вошел незнакомый ей мужчина.

Он был средних лет, красивый. Казалось, какой-то ореол значительности и благородства окружал его. Незнакомец направился было к ней, но тут заметил маркиза и воскликнул.

— Боже правый! Линворт! Не думал встретить вас здесь! Я уже слышал, хотя и прибыл всего лишь час назад, о вашем ранении на дуэли.

— Кто же мог рассказать вам об этом? — спросил маркиз.

— Ваш рефери, ведь он доводится мне родственником! — объяснил незнакомец. — Не похоже на вас позволить противнику одержать верх над вами!

Тут он обратился к Вильме:

— Вы, должно быть, моя гостья. Мне необходимо извиниться за свое отсутствие, не позволившее мне лично приветствовать вас и вашего отца сразу, когда вы прибыли.

Вильма ошеломленно слушала этого человека. Потом сообразила, что это, по всей вероятности, виконт Сервез, неожиданно вернувшийся в Париж.

С усилием она сумела проговорить:

— Моему отцу уже лучше. Мы чрезвычайно благодарны вам за оказанное нам гостеприимство на то время, пока он проходил курс печения.

— Я знал: Бланк не может не справиться, — заметил виконт. — Но слуги утверждают, будто вы уезжаете уже сегодня вечером.

— Папа стремится вернуться в Англию как можно скорее, — объяснила Вильма.

— Я полагаю, он скучает по своим лошадям, — усмехнулся виконт.

Он повернулся к маркизу и снова обратился к нему:

— Я уверен, вы с Катсдэйлом нашли много общего, особенно когда речь заходила о лошадях. Я сам был восхищен, услышав, как вы выиграли Дерби, а о победе графа на скачках «Две тысячи гиней» говорил весь Лондон.

• Предыдущая
• 27/29
• Следующая