Мадонна с лилиями - Картленд Барбара - Страница 8

• Предыдущая
• 8/37
• Следующая

С первого взгляда опытный торговец понял, что перед ним не просто Ван Дейк, а один из шедевров этого непревзойденного мастера.

Ошибки быть не могло — складки плаща мадонны были нарисованы с тем же поразительным мастерством, как и на другой картине этого художника, которую Айзексу довелось увидеть два года назад в картинной галерее в Мюнхене, куда он ездил по делам.

Айзексу, разумеется, было известно, что великий фламандец создал в общей сложности сотни произведений, в том числе портреты и множество картин на библейские сюжеты.

За это английский король Карл I назначил художнику пенсию, составлявшую двести фунтов в год, подарил два дома и пожаловал в рыцари.

Айзеке восхищался Ван Дейком, пожалуй, больше, чем любым другим художником. Он был бы счастлив, доведись ему заполучить какое-нибудь из творений фламандца, а потом продать его.

И вот, похоже, эта честолюбивая мечта сбылась — перед ним настоящий Ван Дейк! Еврей все не мог отвести глаз от картины. Наконец, понимая, что посетительница ждет от него каких-то слов, Айзеке спросил:

— Где вы ее взяли?

— Она принадлежит моему отцу. Вы уже имели с ним дело — однажды он продал вам картину. Это было не так давно…

— Какую картину?

— Стефана Лохнера…

Девушка явно колебалась, прежде чем произнести эти слова. Однако услышав их, Айзеке чуть не подпрыгнул от восторга.

Еще бы ему не помнить Лохнера! Принц Уэльский был поражен этой картиной, а маркиз Фейн, не торгуясь, выложил за нее кругленькую сумму. Это была сделка века!

И вот перед ним еще один шедевр из того же источника. Айзеке ни минуты не сомневался в том, что принц Уэльский, слывший тонким знатоком искусства, придет в восторг, увидев мадонну кисти Ван Дейка.

Однако хитрый еврей тут же одернул себя. Не следует показывать девушке, каким сокровищем она обладает.

Умерив свой пыл, Айзеке спросил как бы между прочим:

— Я полагаю, у вас есть доверенность от отца на продажу этой картины?

— Д-да, конечно.

Голос девушки задрожал. Прожженный делец Айзеке не понимал, что своим вопросом затронул чувствительную струну в сердце Сириллы. Она поняла, что он считает ее воровкой, укравшей картину в каком-нибудь богатом доме.

— В таком случае я заберу ее у вас и постараюсь как можно скорее найти покупателя.

— А разве… разве вы не заплатите мне прямо сейчас?

Айзеке покачал головой.

— Я редко так поступаю. А сколько вы за нее хотите?

Еврей был уверен, что неискушенная девушка не представляет себе подлинной стоимости картины, однако, к его удивлению, она, хоть и робко, назвала сумму, которую сам он считал вполне приемлемой, — лишь немного ниже рыночной цены.

— Вряд ли мне удастся выручить за нее столько… — с сомнением в голосе произнес Айзеке.

— Прошу вас, постарайтесь! Поверьте, это очень важно… Моему отцу крайне нужны деньги…

«Карточные долги, не иначе!» — подумал проницательный Айзеке. В противном случае с чего это вдруг человек стал бы продавать две ценные картины подряд?

Все они таковы, эти джентльмены, презрительно думал еврей, не сводя сочувственных глаз с посетительницы. Не думая о будущем, они просаживают целые состояния за коварными зелеными столами, а потом их несчастным родственникам приходится жить буквально впроголодь.

Однако сочувствие сочувствием, а дело делом. И Айзеке произнес в своей обычной манере:

— Попробую сделать для вас все, что смогу. Но спешка в таком деле только вредит.

Сирилла прерывисто вздохнула и, запинаясь от охватившего ее чувства унижения, робко пролепетала:

— А не могли бы вы дать мне немного денег прямо сейчас… авансом?.. Мой отец тяжело болен. Необходимо купить лекарства, заплатить доктору…

Первым побуждением Айзекса было отказать посетительнице — такова была обычная манера еврея вести дела. Однако он неожиданно почувствовал симпатию к этой миловидной худенькой девушке, смотревшей на него с такой мольбой. Возможно, его тронула необычная мелодичность ее голоса, а может быть, что-то еще, но как бы то ни было, Айзеке вдруг полез в карман.

— Один бог знает, почему я ради вас нарушаю свои правила! — патетически воскликнул он. — Держите. Здесь пять фунтов. Но учтите — этот аванс и комиссионные, разумеется, будут учтены при окончательном расчете!

С этими словами он опустил пять золотых соверенов в затянутую в перчатку руку Сириллы.

— Спасибо вам, большое спасибо! — взволнованно пролепетала девушка. — Вы так добры… Я приду через два дня, в среду. Может быть, к тому времени вам удастся продать картину…

— Вы, юная леди, очевидно, полагаете, что я волшебник! Даже мне не под силу так быстро найти покупателя… А впрочем, пусть будет, как вы хотите. Оставьте-ка мне свой адрес. Вдруг у вас найдется еще что-нибудь на продажу? Я мог бы зайти и посмотреть…

Айзеке произнес эти слова нарочито небрежным тоном, не желая показывать посетительнице своего интереса.

Подумать только, так бедна — и владеет Лохнером, Ван Дейком! Интересно, что там еще в запасе у этой красавицы?

Впрочем, пока достаточно и Ван Дейка. Айзеке был уверен, что принц Уэльский придет в восторг от картины…

Он так углубился в воспоминания о визите незнакомой девушки, что забыл о маркизе. А между тем Фейн, высказав свое предложение, уже направился к двери.

— Милорд, милорд! — бросился Айзеке вслед за гостем.

— Как я понимаю, мои условия вас не устраивают, — хладнокровно изрек маркиз. — Значит, говорить не о чем. Картина остается у вас, и принц о ней не узнает.

— О нет, милорд! — взмолился обескураженный еврей. — Прошу вас, выслушайте меня…

Фейн тем временем уже вышел из лавчонки на улицу, где его ждал фаэтон, запряженный парой великолепных лошадей.

— Итак?.. — грозным тоном потребовал он.

— Ее адрес — Куин-Энн-терэс, семнадцать, Айлингтон!

Усаживаясь в экипаж, маркиз пообещал:

— Деньги за Ван Дейка вы получите завтра утром.

Кучер вскочил на облучок. Лошади рванули, и через минуту фаэтон скрылся из виду, а Айзеке, печально вздохнув, вернулся в лавку.

У него было такое чувство, что он только что совершил непоправимую ошибку. Но разве мог он поступить иначе? Ведь с маркизом Фейном так трудно спорить…

Куин-Энн-терэс, расположенная в самой бедной части Айлингтона, по мнению Айзекса, не принадлежала к числу мест, наводненных произведениями искусства, тем более шедеврами Лохнера или Ван Дейка.

Чем больше еврей размышлял об этом, тем ему становилось яснее, что что-то здесь нечисто. Надо было выяснить все поточнее, прежде чем предлагать столь сомнительный товар принцу Уэльскому.

Вместе с тем у Айзекса не было причин не доверять джентльмену, принесшему ему Лохнера. Он интуитивно чувствовал, что с этой картиной все в порядке. А вот девушка почему-то внушала ему подозрения.

Во-первых, настоящая леди ни за что бы не отправилась на Бонд-стрит без провожатых. Во-вторых, она вряд ли сама бы принесла картину.

Еще когда странная посетительница покидала лавку, Айзексу пришло в голову, что картина, должно быть, украдена и теперь разыскивается полицией.

Более осторожный торговец наверняка навел бы справки, но Айзеке был не так богат, чтобы заниматься подобной ерундой, рискуя в то же время упустить выгодную сделку. Ему хотелось как можно скорее предложить принцу Уэльскому столь неожиданно попавший к нему шедевр.

Айзеке был еще полон воспоминаний о том, как удачно он сумел пристроить Лохнера — не только угодил Его Высочеству, но и сам сорвал солидный куш. Но одной сделки явно недостаточно. Надо ковать железо, пока оно горячо, тем более что теперь Айзеке получил наконец доступ в Карлтон-хауз, давно бывший предметом его мечтаний.

Лишь когда фаэтон маркиза скрылся из глаз, еврей с запоздалым сожалением подумал: «Надо было дать ему фальшивый адрес — тогда бы его светлости ничего не оставалось делать, как вернуться ко мне…»

Айзекса поразило, как легко Фейн раскусил все его хитрости. Казалось, проницательный маркиз с первой минуты догадался, что еврей лжет, и задался целью выудить у него правду, в чем, надо отдать ему должное, без труда преуспел.

• Предыдущая
• 8/37
• Следующая