Взрыв у моря - Мошковский Анатолий Иванович - Страница 12
- Предыдущая
- 12/43
- Следующая
— Ребята, а я слышал, наш дот будут ломать! — разбил его мысли голос Женечки. — Ни к чему он вроде у моря, серый, старый, некрасивый и портит вид…
— Ну, это если Сашка позволит! — отозвалась Иринка, и Костя стал потихоньку приходить в себя. И острые лопатки его уже не так сильно прижимались к спинке сиденья.
Три раза «Лебедь» приставал к причалам прибрежных поселков, лежавших на линии Кипарисы — Скалистый: на его палубу прыгало несколько отчаянных пассажиров, он отваливал и двигался дальше.
— Скоро приедем? — спросила Иринка.
— Через десять минут. — Костя глянул на часы. Люда посмотрела на свое платье и ужаснулась:
— Ой, какое грязное!
— Ты что? — спросил Костя. — Нормальное, — однако, заметив рядом Иринку, прикусил язык.
Наконец из-за ближнего Тупого мыса показался Скалистый — он лежал у низкого берега, изогнутого подковой, и взбирался по холмам вверх. Костя смотрел, как надвигался железобетонный причал. Вон и дедушка. Поймав брошенный матросом конец, дедушка накинул петлю на тумбу и потер рука об руку. Он прихрамывал, и год от года все заметней: десять лет назад нога его попала между бортом и причалом. Он был в старомодном прорезиненном плаще. Костя любил дедушку и, спрыгнув на мокрый, со следами морской пены причал, подошел к нему. У дедушки было худое, поросшее седой и жесткой щетиной лицо, бурое от загара и ветра, с дряблыми мешочками под глазами. Он пристально посмотрел на ребят, прыгнувших вслед за Костей, словно ему было далеко не безразлично, с кем приехал его внук. Так оно в общем-то и было. Прежних Костиных дружков дедушка не жаловал, и за ужином ли, на скамье ли у подъезда или на причале припечатывал их одним-другим словечком: «дурошлепы, сорные головы», и Костя начинал замечать в своих дружках то, чего раньше не видел…
— Ездили в Кипарисы, — объяснил Костя дедушке свое появление на причале. — Это мои товарищи Сапожковы, Саша и Люда…
Дедушка кивнул, снял с тумб излохмаченные концы, и, когда «Лебедь», высоко подпрыгивая на волнах, отошел от причала, Костя спросил у дедушки, не забыл ли он взять еду. Он частенько стал забывать дома кошелку с пищей.
— Взял. — Дедушка вытер о полы плаща мокрые красные руки.
Костя пошел по пустому причалу догонять ребят. Уже с берега оглянулся на дедушку — он ковылял к небольшому крытому павильончику для ожидания на причале. Костя изрядно проголодался и надо бы ему сразу топать домой, да жаль было расставаться с Сапожковыми, и он решил немного проводить их. К Люде Костя не подходил, а шагал рядом с Сашкой. Так они дошли до высокого бетонного обелиска со звездой на вершине, с пустыми минами, литым тяжелым якорем у основания и оградой из настоящей корабельной цепи. Все в этом памятнике было тревожащим и настоящим… Костя всегда чуть замирал и останавливался при виде его и никак не мог привыкнуть к памятнику, под которым лежали морские пехотинцы, десантники сорок первого года, взорвавшие на окраине их городка нефтебазу. Ведь под ним, под этим обелиском, мог лежать и его отец, чудом оставшийся в живых, и тогда бы и его, Кости, не было на свете — представить это было невозможно. Когда они миновали обелиск, Иринка сказала:
— Теперь будем плавать в Кипарисы только морем! Никакой шторм мне больше не страшен! Я и не знала!
— Ты у нас храбрющая! — отозвался Сашка. — Это давно известно, да все вот случая не представлялось…
— А теперь всех нас заткнешь за пояс, — подала голос Люда.
— Заткну, — охотно согласилась Иринка.
— А не мог бы ты, Лохматый, доставить нас из Кипарисов на самолете? — спросил Сашка.
— Запросто, — не растерялся Костя. — На самолете какой марки предпочитаете летать?
Люда с Иринкой и Женечка громко рассмеялись. Сашка тоже улыбнулся и посмотрел на него очень дружелюбно.
— Ну я пойду, — Костя хлопнул Сашку по плечу и насторожился: позовут к себе или нет?
— А я думал, ты с нами.
— В другой раз, — сказал Костя. — Ну всего! — Он махнул им рукой и побрел назад.
Все было хорошо. Хорошо, как никогда в его жизни.
Костя даже забыл о своих дружках, о том, что они могут подстеречь и поколотить его. Нельзя даже представить себе, что они так легко простили ему «измену». Без них ему было непривычно и странно: ни воплей и крика, ни острых вспышек веселья, ссор и подначиваний, ни вечной ругани, опасений и невольной оглядки, как бы взрослые не заметили, что они делают, не подловили и не отвели куда следует, лучшее из этого куда были, конечно, родители… То новое, что внезапно ворвалось в Костю, еще не улеглось, не захватило до конца, не проникло во все его потайные закоулки. Будто прыгнул он очертя голову с отвесной скалы в морскую круговерть и упрямо плыл, плыл к чему-то новому, но еще не доплыл, не дотянул, а лишь, преодолевая сильное течение, ухватился кончиками пальцев и с трудом подтягивался к этому новому, чтоб окончательно выбраться, отряхнуться и зажить совсем по-иному…
Костя шагал не оглядываясь.
Вышел на Центральную улицу — автостраду, соединявшую все курортные городки их побережья, дошагал до обширной оживленной площади с большими рекламными щитами для отдыхающих, с сувенирными и газетными киосками, со стоянками автобусов и такси. Шел, — руки в карманах, что-то напевая про себя и улыбаясь. Как все хорошо! Как отлично съездили туда и обратно, как замечательно окатило их волной, как сверкали, переливаясь, прозрачные крупные капли на ее черных ресницах…
Знакомый голос заставил Костю остановиться.
— Не волнуйтесь, гражданочка! Зачем такой тон? Нервные клетки не восстанавливаются! — уверял кого-то его отец, а ему отвечал другой, возмущенный, женский, тоже очень знакомый Косте голос:
— Вы бросьте свои шуточки! Сажать надо в порядке очереди, а не так… Мы уже полчаса ждем!
У Кости сдавило дыхание.
Он увидел возле стоянки такси с буквой «Т» на указателе Веру Александровну, свою учительницу, сухонькую, седую, в белой батистовой кофточке, с двумя большими кожаными сумками у ног: уезжала куда-то? Она стояла первой в очереди, а его отец сидел в машине цвета морской волны, с шашечками на дверце и возле нее суетились трое загоревших курортников с чемоданами. Они о чем-то вполголоса, отчаянно жестикулируя, упрашивали отца. Впрочем, было совершенно ясно, о чем.
— Спокойненько! — Отец высунулся из окошечка машины, и прядь густых, белых, как и у Кости, волос съехала набок. И обратился к очереди: — Я прибыл к ним по вызову через диспетчерскую…
— А чего же они тогда вас упрашивают? — спросила женщина с девочкой, стоявшая за учительницей. — Вы просто набираете выгодных клиентов!
— Да боже упаси! Они меня выбирают, а не я их. И вы могли бы заказать… — возразил отец, однако очередь не поверила ему и шумно поддержала женщину:
— Возят, кого хотят, будто машина не государственная! Разбаловались!
Костя смотрел на все это и не мог сдвинуться с места. А когда внутри чуть-чуть отпустило, он быстро встал за рекламный щит с изображением бодрого румяного красавца, с улыбкой разглядывавшего с борта сверкающего экскурсионного теплохода их курортный берег, поросший кипарисами и соснами. Костя прижался щекой к деревянной раме щита и обострившимся слухом слышал все, что делалось по ту сторону.
— Я где-то видела этого таксиста, — сказала Вера Александровна кому-то в очереди, — кажется, он приходил в нашу школу узнать о своем сыне… Как же его фамилия? Вылетело!
Костя весь пылал липким жаром: конечно же, приходил! Отец приходил в школу полгода назад, когда его вызвал классный руководитель за то, что Костя поколотил на переменке одного малого — ябеду.
— Наверно, посулили ему хороший калым, — сказал чей-то голос.
— А то как же! Смотрите, как управляется с их чемоданами.
— Стреляный воробей.
Взревел мотор, и отцовская машина умчалась с площади.
— Хоть бы номер записали, — сокрушался кто-то, — возмущаемся, а мер не принимаем…
— Записывай не записывай — выкрутится! — безнадежным голосом ответил какой-то скептик. — Опытный народ, правды у них не добьешься, рука руку моет…
- Предыдущая
- 12/43
- Следующая
