Мелодия сердца - Картленд Барбара - Страница 23

• Предыдущая
• 23/28
• Следующая

Граф не отрывал от нее взгляда, а Илука никак не могла понять: нет ли в его глазах презрения?

Потом на нее навалился отчаянный страх. А вдруг он скажет нечто такое, отчего ее мать сразу поймет — они уже встречались, они знакомы?

Охваченная тревогой, она силилась разгадать выражение серых глаз графа. А вдруг на ее лице отразятся истинные чувства и о них догадается не только граф, но и мать, и отчим?

Затем словно сама судьба пришла ей на помощь. Тогда, когда она уже перестала надеяться на благополучный исход этой встречи, раздался голос:

— Джеймс! Как приятно видеть тебя? И почему ты так долго не обращал на меня внимания?

Женщина, сверкая сапфирами, в синем платье, подчеркивающем синеву ее глаз, встала между графом и сэром Джеймсом и взяла отчима под руку.

Дама отделила Илуку с графом от матери и отчима. Лэвенхэм открыл было рот, но тут Илука грустно проговорила:

— Я… я должна объяснить…

— Я должен увидеть вас, — перебил ее граф, — тем более что вам надо что-то мне объяснить.

— Я… знаю.

— Где мы можем увидеться наедине?

Она попыталась вспомнить место, где можно поговорить без свидетелей.

Граф, догадавшийся о ее затруднении, сказан:

— Завтра рано утром я буду прогуливаться верхом в парке. Приезжайте к статуе Ахиллеса в семь.

Только это и успела услышать Илука, как рядом с ней оказалась мать, говоря:

— Илука, дорогая, я хочу, чтобы ты познакомилась с французским послом и его женой.

— О да, конечно, мама.

— А я должен вернуться к своим обязанностям, — заметил граф. — Спокойной ночи, леди Армстронг. Спокойной ночи, мисс Кэмптон.

Он официально раскланялся со всеми и отошел к группе послов и иностранцев, ожидавших, чем наконец займут их при английском дворе.

Илука посмотрела ему вслед, и ей показалось, он уходит из ее жизни, как она недавно ушла из его.

Зато по крайней мере завтра она увидит графа. Конечно, будет неловко, ей придется объяснять, почему она выдала себяза актрису, он станет злиться и упрекать, но она же с ним встретится, а это главное, и только это имеет значение.

Остаток вчера она не запомнила.

Дома мать возбужденно говорила о великолепии дворца, а сэр Джеймс, как показалось Илуке, чувствовал себя немного неловко за экспансивную манеру, в которой его приветствовала некая леди, явно его прежняя любовница.

Но до Илуки их голоса доносились как будто издалека, ничто из происходившего не имело для нее никакого значения.

Девушка обдумывала способ уйти завтра утром из дома незамеченной.

Если она скажет, что отправляется верхом, сэр Джеймс, без всякого сомнения, поедет ее сопровождать. Или мать решит, что дочери утром надо как следует отдохнуть. Об отдыхе она говорит постоянно, с тех пор как они приехали в Лондон. Ясно, конечно, каждый вечер — бал.

"Я должна его увидеть, — думала Илука. — Но как?»

Спать она не могла, раз десять подходила к окну, смотрела на звездное небо. Интересно, думает ли сейчас граф о ней?

Илука не сомневалась: он шокирован ее поведением и ужасно злится за обман.

Ну и пусть, не это важно. Важнее всего добиться от него обещания не рассказывать ни матери, ни сэру Джеймсу о ее предосудительном поведении.

В общем, эта ночь для Илуки была самой длинной.

Стоя у окна, она слышала, как часы пробили пять. А ей казалось, прошло сто лет с тех пор, как она встретилась с графом. Он ушел от нее, и она больше для него ничего не значит.

Положение, которое он тогда предлагал ей занять в его жизни, было унизительным. А причина — в ее хорошеньком личике!

Но ей с детства внушили, и она верила, что личные достоинства важнее внешности. Илука, конечно, была благодарна людям, считавшим ее красивой, но полагала, что она обладает большим, чем просто красота.

Это большее — сама ее сущность.

Танцовщица, актриса, женщина, способная стать любовницей, для мужчины просто предмет собственности, гораздо менее ценный, чем лошадь, участвующая в скачках.

«Но именно так он меня и воспринимает».

Илуке показалось, что она тонет в какой-то вязкой темноте, откуда ей уже никогда не выбраться.

Потом, заметив на крыше проблески первых лучей солнца, она поняла, что ночь прошла, и скоро она увидит графа.

Но даже когда она увидит его, надо проявить смирение, извиниться за обман, который он наверняка осуждает, — леди, а так непристойно повела себя.

А может быть, не стоит встречаться с ним? Нет, если она не придет, он явится в дом и расскажет матери об их знакомстве при весьма странных обстоятельствах.

И тогда Илука твердо решила идти и быстро надела платье для верховой езды.

Лошади сэра Джеймса стояли в конюшне за домом, туда легко прошмыгнуть через заднюю дверь.

Поскольку они выезжали каждый вечер, леди Армстронг будет отдыхать до девяти утра, а сэр Джеймс завтракает в восемь тридцать. И если она уйдет в половине седьмого, ее никто не увидит.

Илука тщательно осмотрела свой наряд, собрала волосы в аккуратный пучок и надела шапочку для верховой езды с газовой вуалью.

В последнее время стало модно кататься в очень широких юбках и в приталенной муслиновой блузке с бантом на шее, а поверх надевать маленький жакет.

В зеркале Илука увидела очень юную девушку, пышные волосы выбивались из-под строгой шапочки, как пламя цыганского костра.

Из-за ужасной тревоги глаза Илуки стали огромными и, казалось, заняли все лицо.

Велев приготовить лошадь, она немного нервничала, потом уселась в седло и поехала к парку в сопровождении сонного конюха, весьма недовольного, что его потревожили так рано. Он держался в нескольких шагах от Илуки, а она соображала, как убить время до назначенного часа, до семи утра, когда граф появится возле статуи Ахиллеса.

Она по мосту пересекла озеро, пустила лошадь галопом по траве, где ее никто не мог увидеть, кроме мальчишек, игравших в мяч. Потом спустилась к Роттен-Роу, там тоже никого — только несколько молодых людей атлетического сложения практиковались в верховой езде.

Когда Илука издали увидела статую Ахиллеса, ее сердце гулко забилось.

Граф был там, он восседал верхом на огромном черном жеребце. Ей вдруг захотелось развернуть лошадь и немедленно умчаться прочь.

Но слишком поздно: он уже увидел ее. Девушку потянуло к графу, будто магнитом, и она направила к статуе коня, чувствуя себя так, будто идет на гильотину.

Она придержала лошадь и уставилась на него, широко распахнув испуганные глаза.

Граф снял шляпу.

— Доброе утро, мисс Кэмптон.

— Доброе утро, милорд. Голос ее слегка дрожал, и она не могла унять эту дрожь. Ей показалось, она заметила легкую циничную улыбку, пробежавшую по губам графа.

— Пойдем к озеру?

— Да… это будет… очень приятно.

Ей казалось, ее голос звучит неестественно, но она ничего не могла поделать.

Они ехали бок о бок, а грум, поодаль, следом.

Илука не могла вымолвить ни слова, граф, кажется, тоже не собирался, так они и ехали в полном молчании под цоканье копыт.

Они добрались до озера, сверкавшего в лучах солнца.

Граф остановил лошадь и сказал:

— Я думаю, нам лучше оставить лошадей с вашим грумом, пройтись пешком, потом где-нибудь сесть и поговорить.

—Да… конечно… если хотите, — проговорила Илука.

Граф поманил грума, слезая с лошади, кинул ему поводья и дал указания, как показалось Илуке, слишком резким тоном, будто пребывал в дурном настроении.

Потом подошел к ее лошади и помог Илуке спешиться.

Едва он коснулся ее талии, едва Илука ощутила его близость, к ней вернулись воспоминания, точно молния осветила их вспышкой. Нет, как бы он ни сердился, как бы ни презирал ее, она все равно его любит.

Ах, если бы он еще раз поцеловал ее! Это было бы самое прекрасное, что только можно вообразить.

Они медленно пошли под сенью берез по узкой тропе, вьющейся среди кустов. Илука увидела скамейку, утопающую в зелени, и решила: вот самое удобное место для неудобного разговора с графом Лэвенхэмом.

• Предыдущая
• 23/28
• Следующая