Двенадцатый день Рождества - Мур Маргарет - Страница 9

• Предыдущая
• 9/23
• Следующая

– Не преувеличивайте моих заслуг, сэр. Не так уж сложно раздать неимущим пищу, которую не доели во время трапезы.

– Верно, но лишь очень и очень немногим дарящим удается держать себя так, будто их самих одаривают.

– Полагаю, это оттого, что от дарения я получила истинное наслаждение. Мне нравится видеть детские улыбки, нравится сама мысль о том, что хотя бы сегодня они будут сыты.

– Любите детей?

– Очень. А вы?

– Раньше я как-то не задумывался об этом, но сейчас, когда вы спросили, понял, что люблю.

Внезапно Майлс положил руку ей на плечо, вынуждая остановиться посреди пустынного двора. Девушка удивленно взглянула на своего спутника.

– Сэр?

Что-то вокруг неуловимо изменилось. Может, дело в нем, а может, в ней самой. Как бы то ни было, Жизель почувствовала, что между нею и Майлсом в этот момент протянулась незримая ниточка доверительности и душевности.

Куда только подевалась ее неприязнь к жениху, выбранному для нее дядей? Ведь он сразу не понравился ей из-за тщеславного высокомерия, из-за самолюбования и уверенности в своей неотразимости… Когда же этот надменный красавец дворянин превратился в почтительного и вежливого мужчину?

– Мне бы очень хотелось иметь собственных детей, – проникновенным, мягким голосом продолжал Майлс. – И еще хотелось бы, чтобы родили их вы, чтобы они были нашими детьми.

Жизель вздрогнула: желание его показалось ей не только осуществимым, но и… заманчивым.

И брак с ним – тоже.

Осознание этого явилось для девушки столь неожиданным, столь явно противоречило ее стремлению хотя бы еще ненадолго оттянуть вступление в брак и сохранить независимость, что Жизель резко отстранилась от Майлса и пошла в замок – настолько быстро, насколько позволяли приличия.

Ну вот, все опять повторяется, с отчаянием думала Жизель, стоя на следующее утро в часовне. Сэр Майлс снова, как и вчера, расположился позади нее и, хотя и хранил полное молчание, все равно умудрялся полностью владеть ее вниманием, будто только и делал, что нашептывал ей в ушко ласковые слова.

Как ни странно, Жизель даже не требовалось его физическое присутствие, чтобы постоянно думать о нем, как показал опыт прошлой ночи. До трех часов утра она металась в кровати, потом, оставив тщетные попытки забыться сном, вскочила и принялась нервно расхаживать по опочивальне, стараясь возродить в себе былое намерение не выходить замуж. Ни за кого!

Вот было бы замечательно, если бы сэр Майлс на самом деле оказался тем, за кого она приняла его с самой первой встречи, – эгоистичным, самовлюбленным и надменным человеком! Тогда ей было бы намного легче отказаться от мыслей о нем, легче вызвать в себе неприязнь к нему. Но теперь, когда она узнала нового сэра Майлса, дело значительно осложнилось.

Под самое утро Жизель пришла в конце концов к выводу, что лучше всего в сложившейся ситуации поговорить с сэром Майлсом начистоту, рассказать о том, как она относится к браку в целом, и признаться в недавней сделке с дядюшкой. Если Майлс действительно таков, каким раскрылся ей накануне, он непременно поймет – или хотя бы постарается понять.

Придя к такому решению, она загорелась желанием побеседовать с ним как можно скорее, этим же утром.

К сожалению, когда преподобный отец Павел завершил мессу и прихожане под чистые звуки торжественных гимнов потянулись к выходу, Жизель обнаружила, что сэр Майлс уже ушел. Разочарованная, она вернулась в замок, намереваясь подняться к себе и переодеться, прежде чем приступить к своим обычным обязанностям хозяйки.

У дверей солярия Жизель увидела того, о ком не переставала думать уже много часов подряд. По всей вероятности, сэр Майлс поджидал ее дядюшку. Вот и удобный случай все ему объяснить! Жизель быстро огляделась по сторонам и с облегчением поняла, что они здесь одни. Она подошла и негромко окликнула его:

– Сэр Майлс!

Обернувшись, он тепло улыбнулся, но девушка поспешила отогнать предательскую мысль, что улыбка эта приятна ей.

– Я хотела бы поговорить с вами, сэр, если вы располагаете свободной минутой… – Украдкой заглянув в солярий, она убедилась, что и там никого нет.

– Всегда к вашим услугам, миледи, – с поклоном ответил Майлс. Он отошел от косяка и галантно пропустил ее в дверь. – Буду счастлив снова остаться с вами наедине.

Вслед за ней он вошел в солярий, в центре которого стоял огромный дубовый стол. За столом возвышалось большое кресло с резной спинкой – там, вероятно, любил восседать сэр Уилфрид, а напротив – кресло поменьше, для посетителей. В углу, в камине, уже весело полыхал огонь: так распорядилась Жизель, предполагая, что дядя наверняка захочет сыграть партию-другую в шахматы с кем-нибудь из гостей.

Свет в комнату проникал сквозь три узких оконца, скорее похожих на бойницы, зато они имели неизмеримое преимущество – почти совсем не пропускали в помещение ветер, даже в такой студеный, морозный день, как сегодня. Пол покрывали камышовые циновки, на которых тут и там были разбросаны кустики сухой блошницы, и только в одном углу, где обычно лежали дядюшкины борзые, каменный пол был чист. На стенах, лишенных гобеленов, висели два зажженных факела, так как небо с утра хмурилось.

Сэр Майлс плотно закрыл за собой дверь. Жизель хотела было запротестовать, но передумала: об их довольно необычном уговоре с дядюшкой нужно действительно говорить без случайных свидетелей, тайно, не посвящая в подробности проходящих мимо слуг.

Покуда она размышляла, Майлс сунул руку в кошель, висевший у него на поясе, и достал большую, богато и витиевато украшенную зелеными и желтыми драгоценными каменьями брошь.

– На второй день Рождества! – торжественно возвестил Майлс, вручая брошь Жизель.

Занятая мыслями о предстоящем разговоре и застигнутая врасплох, девушка оторопело уставилась на подношение, оттянувшее ее руку своей тяжестью. Дорогая, аляповатая вещица показалась ей безобразной: как правило, она отдавала предпочтение украшениям пусть менее ценным, но зато куда более изысканным.

– Спасибо, – растерянно пробормотала Жизель. Интересно, сколько может стоить эта брошь? – подумала она про себя, сожалея о пустой трате денег. Потом подняла глаза на Майлса и заметила, что он чем-то озабочен. Чем? Понравилась ли ей брошь? – Благодарю, – повторила она, взволнованная тем, что ее реакция на подарок настолько ему небезразлична. – Эта брошь… она…

Выражение озабоченности на лице вельможи внезапно уступило место злости. Горящий взгляд пронзил девушку насквозь.

– Почему вы так неблагодарны, миледи? – в ярости воскликнул он. – Неужели вас никто не учил, как следует принимать подарки благовоспитанным девушкам?

Смущенная, пристыженная и огорченная своим промахом, Жизель почувствовала, как к глазам подступили жаркие слезы. Однако девушка нашла в себе силы не расплакаться. Гордо вздернув подбородок, она отчетливо произнесла:

– Я считаю, что вы поступили крайне неразумно, притворив дверь. Неужели вас никто не учил, как следует вести себя благовоспитанным джентльменам?

Темные брови Майлса угрожающе сдвинулись на переносице, лицо потемнело.

– Полагаю, излишне напоминать, что идея поговорить в солярии принадлежит исключительно вам, миледи, – сквозь зубы процедил он. – Я рассчитывал, что вам не понравилось бы, если кто-то из слуг или гостей, проходя мимо, подслушал бы наш разговор. Как видите, я поступил мудро, ибо мы с вами… немного погорячились, о чем тоже не обязательно знать случайным людям. И вот что я собираюсь вам сказать…

– Мне нет нужды выслушивать вас… – начала было Жизель, но осеклась, услыхав звук шагов и приглушенные голоса слуг. Она не желала, чтобы ее застигли в этой комнате наедине с мужчиной – ситуацию истолковали бы неверно, а что-либо объяснять не хотелось. – Так и быть, скажите, что намеревались, и я пойду по своим делам. Так что же?

Однако вместо того, чтобы договорить, Майлс окинул Жизель с ног до головы медленным дерзким взглядом, от которого щеки девушки покрылись румянцем. Затем, насладившись вдоволь ее смущением, он резко повернулся на каблуках, обошел стол и уселся в кресло сэра Уилфрида.

• Предыдущая
• 9/23
• Следующая