Мольба о милосердии - Картленд Барбара - Страница 1

• 1/31
• Следующая

За время наполеоновских войн контрабанда в Англии превратилась едва ли не в национальный бизнес.

В конце восемнадцатого столетия контрабандисты терроризировали все южное побережье, и там шла еще одна самая настоящая война — между ними и таможенной службой.

В годы, когда происходили описываемые события, контрабандисты были «друзьями» Наполеона Бонапарта, и тот разрешил им строить в Кале вельботы, что было запрещено в Англии.

По словам самого императора, только в одном Дюнкерке насчитывалось свыше 500 английских контрабандистов.

Выручка за товары, купленные во Франции и Голландии, достигала десяти. — двенадцати тысяч золотых гиней в неделю.

Кроме того, контрабандисты передавали военные тайны и переправляли французских шпионов через Пролив. Когда был схвачен печально известный контрабандист Джек Раттенбург, выяснилось, что он за сто фунтов стерлингов согласился перевезти в Англию четырех французских офицеров.

1814 год

Мариста принесла из кухни яйца, приготовленные Ханной. Опустив поднос на стол в маленькой гостиной, она взглянула на часы.

Может; хоть сегодня Летти явится вовремя…

С тех пор как сестра пристрастилась к чтению по ночам, она частенько опаздывала к завтраку.

Но сегодня Мариста особенно беспокоилась: яйца для них были роскошью, а если они остынут, Летти не станет их есть.

К счастью, ее опасения были напрасны.

За дверью послышались знакомые шаги, и в гостиную ворвалась Летти.

— Доброе утро, дорогуша! — выпалила она. — Я голодная как волк!

— Сегодня куры для разнообразия решили снестись, — улыбнулась в ответ Мариста. — Так что ешь скорее, пока яйца не остыли.

— Не премину!

Летти села за стол спиной к окну.

Освещенные солнцем, ее волосы образовали золотой нимб, и Мариста невольно залюбовалась: на свете нет девушки прекраснее, чем ее сестра; жаль только, в этой глуши некому восхищаться ее красотой.

Легация — так звучало ее полное имя — с каждым днем становилась все прелестнее, и все чаще ее юную головку посещали грустные мысли: вот если бы мама была жива и они по-прежнему обитали в замке, приглашения на балы, приемы и званые вечера сыпались бы на них как из рога изобилия.

Но сейчас никого не интересовали две скромные девушки, прозябавшие в маленьком домике на окраине поместья, которое им уже не принадлежало.

Бывало, по несколько дней, а то и недель они не видели никого, кроме старой Ханны и деревенских жителей.

Однако же к чему горевать, думала Мариста, когда остается лишь как можно лучше распорядиться тем, что у них есть в настоящем.

Покончив с завтраком, Летти с нескрываемым волнением произнесла:

— Ты знаешь, Мариста, вчера к замку опять подъезжали фургоны, я видела, как выносили мебель и, кажется, картины. Они были упакованы в ящики.

Мариста недовольно сжала губы.

— Я уже говорила тебе, Летти, мы не должны подглядывать и шпионить. Замок больше не имеет к нам отношения.

— Я знаю, — молвила девушка. — Но мне все равно любопытно. Как ты думаешь, граф приедет сюда собственной персоной?

Мариста ответила с некоторой заминкой:

— Ханна слышала, будто он уже приехал, вчера вечером.

— Не может быть! — восторженно вскричала Летти. — Как интересно! Наверное, он будет устраивать приемы. Конечно, нас туда не позовут, зато мы сможем посмотреть, как съезжаются гости.

— У меня нет ни малейшего желания хоть как-то соприкасаться ;с графом Стэнбруком, — холодно произнесла Мариста.

Летти пристально посмотрела на сестру, пораженная ее тоном.

— Разумеется, дорогуша, я могу тебя понять. Я сама чувствую то же самое. Граф — отвратительный, гнусный тип, и если мы его когда-нибудь увидим, то скажем ему об этом в глаза. Но здесь так скучно, что любое событие — уже развлечение.

Это была правда, и у Маристы не нашлось, что возразить.

Она молча намазала гренок тоненьким слоем масла, а сверху положила джем, который они с Ханной сварили из кислых яблок с дичка, растущего у них в саду.

При этом она вспоминала деревья в саду на территории замка — ветви гнулись под тяжестью перезревших плодов.

А какие были оранжереи!

Хоть они и нуждались в ремонте, там вызревали персики и виноград, которые зачастую портились, потому что никто их не собирал.

Потом она представила и сам замок с закрытыми ставнями, запертый и опустевший.

Всякий раз, когда Мариста смотрела на него, он казался ей скорбным памятником безрассудству ее отца, и она едва сдерживала рыдания.

Летти прервала ее мысли, обронив задумчиво:

— Интересно, какой он на самом деле?

— Кто?

— Граф, конечно. Из-за того, что случилось с папенькой, мы всегда видели в нем чудовище, людоеда, который пожрал наше счастье, и потому мы в ужасе прятались от него.

В ее голосе было столько драматизма, что Мариста невольно улыбнулась.

— Вряд ли кто мог бы выглядеть ужаснее, чем ты его расписала, — заметила она мягко. — Тем не менее наша ненависть к нему вполне объяснима.

— Да, он омерзителен, — согласилась Летти, — однако я не думаю, что он жульничал, когда играл с папенькой, хотя нам, разумеется, хотелось бы думать, что он мошенник.

— Не сомневаюсь, все было честно, — кивнула Мариста. — В конце концов, Летти, он джентльмен и спортсмен. И все-таки…

Она замолчала.

— Продолжай! — потребовала Летти.

— Бесполезно говорить об этом, — махнула рукой Мариста. — Что сделано, то сделано, и теперь ничего не исправишь.

Летти поставила локти на стол и уперлась подбородком в ладони.

— Оглядываясь назад, когда, я была слишком юная и не понимала, что именно произошло, я не могу избавиться от ужасной мысли: как мог отец решиться на такое безрассудство, как попытка расплатиться с долгами при помощи карточной игры?

— А что еще ему оставалось? — Мариста пожала плечами. — Вообще-то маменька говорила ему то же самое, но его уже было не остановить.

Летти улыбнулась.

— Папенька был довольно импульсивным человеком, и я вся в него. А ты больше похожа на маменьку.

— Надеюсь, — оживилась Мариста. — Для меня очень лестно быть хоть чуточку похожей на нее.

— Ты просто ее копия, — убежденно заявила Летти. — В деревне все так и говорят: «Мисс Мариста точно как ее мать, царствие ей небесное. Самая прекрасная леди из всех, кто жил когда-нибудь на этой земле!»

Она так похоже изобразила деревенский выговор, что Мариста рассмеялась.

— Приятно все-таки, что нас здесь уважают.

Сестры некоторое время пребывали в задумчивом молчании, пока Летти не произнесла неуверенно:

— Предположим… Только предположим, что.., граф пригласит нас на прием… Ты пошла бы?

— Разумеется, нет! — отрезала Мариста. — — Я не желаю иметь с ним ничего общего. Не забывай, именно из-за него бедному Энтони приходится работать на ферме у Доусона, которого он ненавидит.

— По крайней мере он зарабатывает деньги, — парировала Летти. — Я вчера не спала, все думала, есть ли какой-нибудь способ и нам заработать на жизнь. Что-то же мы умеем, Мариста…

— Я тоже об этом думала. Но, хотя по настоянию маменьки мы получили неплохое образование, вынуждена признать, как это ни обидно, что у нас нет никакой надежды заработать хотя бы пенни, если только мы не станем мести улицы или разносить молоко!

И уже другим тоном Мариста добавила:

— Кстати о молоке. Сегодня твоя очередь забрать его с фермы и заплатить за эту неделю. Деньги на шкафчике в кухне.

Летти вздохнула.

— Значит, мне опять придется выслушивать охи и ахи матушки Джонсон насчет «старого доброго времени» да бесконечные жалобы, что самых лучших и сильных мужчин забрали на войну и теперь некому починить ей крышу.

— Я тоже все это выслушивала. Что ж, мне очень жаль Джонсонов, они совсем состарились. Ферма слишком велика, а сыновья их воюют с Наполеоном, и единственные помощники у них — шестидесятилетний старик да деревенский дурачок.

• 1/31
• Следующая