Неподдельная любовь - Картленд Барбара - Страница 19

• Предыдущая
• 19/31
• Следующая

Лила ответила, смеясь:

– Я уверена, в Голландии так говорить не разрешается.

– Конечно, – подтвердила баронесса с улыбкой. – Но в Англии меня бы поняли.

Лила ушла в малую столовую, где ей подали ленч, а когда она поела, к ней явилась няня с категорическим заявлением.

– Ваша тетя хочет заснуть, так что извольте ее не тревожить. И я тоже собираюсь лечь отдохнуть, как и остальная прислуга.

Эти слова прозвучали довольно сердито, словно няня боялась, что Лила потребует немедленно отправиться в музей.

Однако она ласково сказала:

– Отдыхай, няня. А я почитаю что-нибудь – в гостиной я видела много интересных книг. Может быть, попозже, если станет прохладнее, мы пойдем в «Маурицхейс».

Няня просияла – ответ Лилы ее явно обрадовал.

Встав из-за стола, девушка перекочевала в гостиную, где были открыты окна.

Двери тоже оставили открытыми, так что весь дом вобрал в себя аромат цветов из сада.

Большинство книг, как и следовало ожидать, оказались на голландском языке, но все-таки нашлось там несколько книг на французском и даже пара английских романов.

Решив, что полезно было бы попрактиковаться во французском, Лила выбрала роман Ги де Мопассана. Устроилась на кушетке и вскоре целиком погрузилась в сюжет.

Прошло около часа, когда она краем глаза заметила в гостиной какое-то движение.

Она подумала, что это няня, и ласково спросила:

– Хорошо ли тебе спалось?

И, лишь тогда в растерянности поняла, что ошиблась: в гостиную вошла не няня, а незнакомый молодой человек, коренастый и не очень привлекательный. У него оказались тяжелые и довольно грубые черты лица, характерные для многих голландцев.

Секунду Лила удивленно смотрела на пришельца, а тот, в свою очередь, с не меньшим удивлением взирал на нее, словно не ожидал ее увидеть здесь.

Наконец Лила поднялась.

– Добрый день!

Она сказала это по-английски, и молодой человек ответил на том же языке, но с ярко выраженным акцентом:

– Кто вы? Почему вы здесь?

– Я – гостья баронессы ван Алнрадт, – объяснила Лила. – Боюсь, она не сможет вас принять – она больна.

– Я это знаю, – ответил незваный гость. – Я – Никлас Алнрадт, пасынок баронессы.

Лила поняла: перед ней тот самый молодой человек, о котором тетушка говорила, что он плохо себя ведет и пытается продать картины, принадлежащие его старшему брату.

С опаской глядя на молодого повесу, Лила сказала:

– Баронесса – сестра моей матери. Я – ее племянница, Лила Кавендиш.

– Если это так, то можете передать ей от меня кое-что! – заявил Никлас Алнрадт.

Быстро оглядевшись, он прошел через всю гостиную к противоположной стене, на которой висела прекрасная картина Хендрика Аверкампа с изображением конькобежцев на фоне зимнего пейзажа. Картина была небольшая, но в высшей степени добротная.

Увидев, что Никлас снимает ее со стены, Лила с беспокойством спросила:

– Что вы делаете?

– Беру эту картину, потому что считаю ее своей.

– Вы не имеете права! – возмущенно воскликнула девушка. – Она не ваша! Она… принадлежит вашему брату!

– Да что вы об этом можете знать? – грубо отрезал он. – И вообще это вас не касается!

– Я не позволю вам красть картины у моей тети, пользуясь тем, что она больна и не может вам помешать! – решительно заявила Лила. – Немедленно повесьте картину на место! И вам лучше уйти отсюда: вы не имеете права сюда приходить!

Ее голос звенел от гнева, и Никлас грозно нахмурился.

Он не выпускал полотно из рук, явно не собираясь его возвращать.

– Ну что, будете путаться у меня под ногами? – угрюмо проворчал он. – Убирайтесь с дороги, не то пожалеете!

– Только посмейте унести картину из дома – я немедленно вызову полицию! – пригрозила ему Лила.

Она загородила похитителю путь из гостиной, прекрасно сознавая, что с него вполне станется отпихнуть ее в сторону и уйти с картиной. Но она была полна решимости помешать столь откровенному грабежу.

Она ухватилась за раму картины, пытаясь вырвать ее из его рук, и без устали повторяла:

– Вы ведете себя неприлично. Уходите, иначе я позову слуг, они не дадут вам обворовать тетю!

Она тянула картину к себе, но Никлас только крепче цеплялся за нее.

– Уйди с дороги, глупая английская девчонка! – рычал он. – Какое тебе, к черту, дело до того, что я забираю эту картину? Уж не хочешь ли ты сама ею завладеть?

– Она принадлежит моей тете, пока она жива, а потом она перейдет к вашему брату! – гневно ответила Лила и снова потянула ее к себе.

Продолжая удерживать картину одной рукой, Никлас сжал вторую в кулак и изо всех сил ударил девушку в плечо.

Она отчаянно закричала.

Простившись с Лилой, маркиз долго сидел в гостиной, разглядывая оставленный ею этюд.

За этим его и застал вернувшийся домой граф.

– Прекрасные новости, Кэрью! – выпалил он. – Примерно через час сюда доставят великолепное полотно Адриана ван де Велде и еще одно, кисти Якоба ван Рейсдала.

– Я очень рад, – ответил маркиз. – А что ты скажешь вот об этом?

Взглянув на картину, которую маркиз продолжал держать в руках, граф воскликнул:

– Тот самый Вермер, о котором было столько разговоров! Кто тебе сделал эту копию?

– Это не подделка, – промолвил маркиз, – а подготовительный этюд, написанный Вермером прежде, чем закончить портрет, который сейчас висит в музее «Маурицхейс».

– Этюд? – изумленно переспросил граф.

Он взял в руки картину, внимательно ее осмотрел, затем перевернул, чтобы взглянуть на обратную сторону холста.

– Он действительно кажется старинным, – согласился он. – Но кто тебе его привез?

– Молодая девушка, назвавшаяся племянницей баронессы ван Алнрадт.

Граф искренне удивился.

– Я был знаком с бароном. Да и с баронессой тоже, если на то пошло. Очаровательная была пара! Но после его смерти она нигде не показывалась.

– Мне сообщили, что она больна, – сказал маркиз, – а ее племянница хочет продать эту картину, чтобы заплатить за серьезную операцию, которую надо сделать баронессе.

– И она утверждает, что это – этюд Вермера?

– Она считает, что человек, завещавший «Маурицхейсу» «Головку девушки», был дружен с бароном.

– Кажется, это похоже на правду, – медленно произнес граф. – Но я не могу поверить, что это – действительно этюд, написанный Вермером. Если бы такой этюд существовал, о нем уже было бы известно.

– Мне и самому так кажется, – кивнул маркиз.

– Картина, конечно, прекрасная, – выдавил из себя граф. – Но я бы на твоем месте тщательно проверил ее подлинность, прежде чем платить за нее хоть одно пенни.

– Именно это я и намерен сделать, – заявил маркиз. – Мисс Кавендиш предложила мне связаться с торговцем картинами по фамилии Нийстед.

– Я о нем слышал, – сказал граф, – но не стал бы безоговорочно ему верить. Впрочем, это относится почти ко всем торговцам.

Подлинность картин, которые я тебе привез, удостоверена директором Государственного музея.

Маркиз рассмеялся.

– Ну, лучше не придумаешь!

– И я так считаю, – улыбнулся граф.

– В то же время, – задумчиво промолвил маркиз, – мне жаль мисс Кавендиш. Она очень тревожится о своей тетке. И она оказалась очень хорошенькой девушкой!

– Ага, – воскликнул граф, – тогда тебе надо быть еще осторожнее! Покупка картин – это одно дело, но когда в продаже замешана очень хорошенькая девушка, положение становится чрезвычайно рискованным.

– Да ты, оказывается, циник! – заметил маркиз.

– Не тебе это говорить! – парировал граф. – Ты сам уже давно стал циником!

И маркиз мысленно вынужден был согласиться с другом. А в последнее время, после того разочарования, которое принесли ему сразу две женщины, его цинизм стал еще глубже. Как ни старался, забыть об их обмане он не мог.

Но в следующую секунду он снова вспомнил огромные голубые глаза Лилы, в которых ясно читался страх, ее дрожащие пальцы.

• Предыдущая
• 19/31
• Следующая