Неразгаданное сердце - Картленд Барбара - Страница 41

• Предыдущая
• 41/47
• Следующая

— Он неотразим, — прошептала Вирджиния и повернула голову в сторону Маркуса Рилла.

Сквозь ветви деревьев, скрывавших ее, она увидела, что он держал в руке. Это была шпага. Несясь галопом прямо на герцога, он вынул ее из ножен. Вирджиния хотела закричать что было сил, предупредить герцога, но потом подумала, что он тоже должен заметить шпагу. Герцог все так же совершенно спокойно поджидал верхом на коне своего кузена.

«Он не посмеет, — рассуждала про себя Вирджиния. — Он не сможет сейчас заколоть герцога».

Она ждала, что Маркус приблизится к герцогу, и смотрела на него как на движущуюся картину, не воспринимая его в действительности; к ее изумлению, он на полном скаку изменил направление, подъехал к коню сзади и вытянул вперед руку.

Вирджиния с трудом подавила крик, готовый сорваться у нее с губ. Маркус нанес удар шпагой не герцогу. Он уколол черного скакуна в ляжку, и раненое животное высоко взметнулось в воздух, делая невероятные скачки и лягаясь от боли. Маркус развернул свою лошадь и вновь пошел в атаку. Герцог, который старался успокоить своего коня, ничего не мог предпринять, чтобы помешать Маркусу снова напасть на животное, и клинок вошел в блестящий бок скакуна на два или три дюйма, из раны хлынула кровь мощной струей. Обезумев от боли, жеребец стал убегать от своего врага, но Маркус Рилл не отставал от него. Свесившись далеко вперед, он снова и снова наносил удары по кровоточащим ляжкам животного.

С невыносимым ужасом Вирджиния поняла, что Маркус Рилл гонит коня прямо к руднику, направляя его безжалостными ударами своей шпаги, а измученный пытками конь то вставал на дыбы, то принимался скакать во весь опор. Вирджиния слышала, как кто-то кричал в бешенстве, но не могла понять — герцог или Маркус, так как слов из-за ветра нельзя было разобрать. Оба всадника все ближе и ближе подъезжали к пропасти, а ей оставалось только ждать и смотреть с замирающим сердцем.

Затем, чувствуя, что сейчас потеряет сознание от ужаса, с которым не в силах справиться, Вирджиния увидела, что герцог, оказавшись на краю черной зияющей ямы, в последний момент сумел с невероятным мастерством повернуть своего коня. А Маркус Рилл на полной скорости, с вытянутой вперед шпагой, понял, что его перехитрили, но было уже слишком поздно. Держа поводья только одной рукой, он не имел возможности как следует управлять лошадью. И всадник, и лошадь под ним увидели опасность перед собой. В неосознанном, инстинктивном стремлении избежать гибели, лошадь сделала прыжок. На секунду их силуэты четко обозначились на фоне яркого неба — и тут же пропали! Исчезли из виду в мгновение ока!

У Вирджинии потемнело в глазах. Голова ее наклонилась, и она почувствовала, что сползает с седла в полуобмороке. Но с почти нечеловеческим усилием она заставила себя сесть прямо, и из груди ее вырвался глубокий вздох, после того как она, казалось, целую вечность не дышала. Глаза у нее были прикрыты, но все же она видела герцога. Он стоял рядом с конем, поглаживая и успокаивая испуганное животное. Затем он взял коня под уздцы и пошел к ней. И пусть мир вокруг перевернулся, для нее самым главным было, что он жив.

Замок совсем опустел. Прошло всего шесть дней, как герцог уехал на север, в Йоркшир, с гробом Маркуса Рилла, но для Вирджинии прошла целая жизнь. Она не видела его с того самого момента, когда он подошел к ней в лесу, и она усилием воли не позволила себе упасть в обморок, а осталась в седле.

Казалось, им нечего сказать; они просто смотрели друг другу в глаза и знали, что прошли через ад. Вирджиния дрожала, по ее лицу неудержимо катились слезы. Затем герцог резко произнес:

— Возвращайся в замок. Ей с трудом удалось обрести голос.

— Куда… ты… едешь?

— За подмогой, — ответил он. — Никто не должен знать, что мы были здесь вместе. Я не допущу, чтобы тебя допрашивали. Скажешь на конюшне, что устала, и я уехал на равнину один.

Он сел на коня и отъехал, даже не закончив фразу; и хотя внешне он сохранял полнейшее самообладание, Вирджиния поняла но мертвенной бледности его лица и по напряженному голосу, что он находится в состоянии глубокого шока. Ей ничего не оставалось, как подчиниться его приказу. И только когда ей удалось вполне беспечным голосом переговорить с грумами и добраться до убежища своей спальни, она осознала весь ужас случившегося. Стоя перед зеркалом, она почувствовала, что ей невероятно холодно.

Но радость от того, что герцог наконец освободился от грозящей ему опасности, постепенно сгладила потрясение от гибели Маркуса Рилла. Несколько часов спустя в замке узнали, что он мертв. Мисс Маршбанкс сообщила Вирджинии, что тело доставят в Йоркшир, где живет его мать, и герцог будет сопровождающим. Теперь, лишенная своих привычных дел и обязанностей, мисс Маршбанкс совершенно расклеилась. Несмотря на все протесты с ее стороны, Вирджиния настояла, чтобы послали за доктором, который прописал ей покой и постельный режим. Но он не прописал никакого лекарства от разбитого сердца, а ведь вся жизнь мисс Маршбанкс была сосредоточена на герцогине, и теперь ей не для чего было жить.

Много времени провела Вирджиния у постели мисс Маршбанкс, и та рассказывала девушке о давно минувших днях, когда она впервые оказалась в замке. Она рассказывала о великолепных балах, на которых герцогиня была прекрасней всех. Она рассказывала о званых обедах, на которых герцогиня блистала красотой и умом. Она рассказывала о том, как в замок приезжала королевская чета погостить, поохотиться или пообедать; о том, какие приготовления осуществлялись к их приезду и каких гостей приглашали для встречи с ними. Слушая эти рассказы, Вирджиния как бы погружалась в анналы истории; иногда ей даже хотелось записать эти воспоминания, она была уверена, что в будущем они могут послужить историческим документом. Но об одном мисс Маршбанкс никогда не упоминала. Вирджиния так и не услышала о тайных поручениях, с которыми герцогиня посылала мисс Маршбанкс в деревню, и почему герцогиня велела ей забирать некоторые письма у почтальона до того, как он доставит их в замок. Все это держалось в секрете, и хотя Вирджиния упрекала себя в излишнем любопытстве, она не могла не ломать голову над этими необъяснимыми поступками.

Дни тянулись бесконечно. Утром Вирджиния отправлялась верхом на прогулку, днем проводила час-другой с мисс Маршбанкс. После второго завтрака, когда мисс Маршбанкс отдыхала, Вирджиния обычно бродила по комнатам, стараясь хоть что-то узнать о тех сокровищах, которые заполняли замок.

Раскинувшись на четырех акрах, замок являл собой живой памятник прошлому, и Вирджиния постепенно начала понимать, как много означает в жизни такое достояние. Оно никогда не может принадлежать одному человеку — только семье, каждому последующему поколению, и из-за его огромной ценности те, кому оно доверено, должны постараться передать его еще более приумноженным и ценным.

Как-то раз вернувшись из сада позже обычного, Вирджиния, к своему сожалению, отметила, что опоздала на чай к мисс Маршбанкс. Она знала, что чайный поднос относят к ней в комнату ровно в половине пятого, сейчас было гораздо позже пяти. Время пробежало незаметно, потому что она бродила в уголке с лекарственными травами, впервые посаженными в елизаветинские времена, и пыталась найти с помощью старинной книги рецептов, обнаруженной ею в кладовой, какие именно травы используют от разных болезней. Это было увлекательное занятие, но сейчас она укоряла себя, что следовало бы не нарушать заведенного порядка, и поспешила к лестнице, намереваясь бегом подняться к мисс Маршбанкс.

— Простите, мисс, — услышала она за спиной, а когда обернулась, увидела Маттьюза.

— Да, Маттьюз? — спросила она.

— Вам записка, мисс, от его светлости. Он протянул ей серебряный поднос, и Вирджиния почувствовала, как ее сердце вдруг взволнованно забилось.

— Его светлость вернулся? — спросила она. Она заставила себя говорить спокойно.

— Да, мисс! Его светлость прибыл почти полчаса тому назад, — ответил Маттьюз. — Его уже ждал управляющий. Кажется, они ушли вместе.

• Предыдущая
• 41/47
• Следующая