Падшая звезда - Нейтак Анатолий Михайлович - Страница 66

Она появилась словно из воздуха, замглившегося на секунду, на самом краю Пустошей.

Видел её появление только Ныммух: человек Куттаха, принадлежащий разом к числу старых и к числу знающих. Если бы они находились в Аг-Лиакке, его можно было назвать и старейшиной, и патриархом, и ведуном. Он по-прежнему ходил на охоту с молодыми и крепкими мужчинами, но прямого участия в ней давно не принимал. Его делом были многообразные опасности территории, где ощущается "дыхание" ядовитого океана, территории, которая и зовётся Пустошами. Если издалека приходило что-то губительное, не сразу ощутимое для простых охотников, и в первую очередь — смертоносные лиловые бури, задача Ныммуха заключалась в том, чтобы предупредить их и скомандовать отступление. Пища — это, конечно, и важно, и нужно… да только пища, за которую заплачено слишком дорого, не идёт на пользу племени Хурл.

Она появилась на краю Пустошей, и сначала Ныммух принял её за одно из видений. Многое может привидеться человеку в этих местах, и отнюдь не все явления следует принимать всерьёз. Как говорится, не всё наделённое плотью опасно, не всё лишённое плоти смертоносно. Хотя она и походила на женщин людей Куттаха, она также в равной, если не в большей мере отличалась от них. Когда она, оглядевшись, неторопливо двинулась к Ныммуху, он напряг горло, выкрикнул утробно сигнал "неизвестное-живое" и принялся разглядывать незнакомку.

Волосы чёрные, с синеватым отливом. Вполне обычные. Но заплетены в одну косу. Женщинам так делать строго запрещено, это — привилегия охотников. Кожа очень бледная и словно желтоватая, как брюхо у песчаного полоза. Даже у покойников такой не бывает. Одежда странная, новая, богатая. Богаче, чем у любого человека племени Хурл. Нож на поясе… неужто из металла? А рядом с ножом… ну, это уже в голове не помещается. Кто же станет делать металлической флягу? Кто может быть богат настолько? Ныммух попробовал взглянуть на странную женщину глазами охотника, чего давно уже не делал, и обнаружил, что она напоминает ему о гибкой повадке ядозуба. Или даже долгохвоста, который полозов, ядозубов и прочих холоднокровных ловит и жрёт.

Женщины людей Куттаха так не двигаются. Так двигаются только немногие сильнейшие охотники: Сыйлат, Когур…

Дойти до Ныммуха явившаяся не успела. Потому что охота только началась, и трое охотников, возглавляемых Когуром, вернулись назад очень быстро. Увидев женщину с одной косой, старший сын Когура крикнул:

— Обернись! — и добавил дурное слово.

Но женщина и не подумала оборачиваться.

— Стой, чужая! — рявкнул на бегу уже сам Когур.

Женщина остановилась. Ныммух видел, как она закрыла глаза, и подумал, что это от страха. Но как раз страха-то он в ней и не чуял. Ни страха, ни злости, ни возбуждения, ни спокойствия. Тогда, сосредоточившись и устремив свой дух, он попробовал понять, какие чувства владеют чужой женщиной. Он, знающий, это умел…

Чувства? Никакие. Даже голодного ожидания ядозуба не ощутил он.

Ныммух словно пытался проникнуть в чувства мёртвого камня, а не живого существа. И старик-знающий уже хотел выкрикнуть сигнал "неизвестное-опасное", но не успел. Когур, его старший сын и его племянник добежали до женщины раньше. И разлетелись в стороны, словно та на мгновение превратилась в тугой, очень быстрый вихрь.

Кинулись снова — и снова были отброшены, вдвое дальше и много жёстче.

Ныммух всё же выкрикнул "неизвестное-опасное", пусть с опозданием, но охотники не обратили на это внимания. Все трое, оскорблённые случившимся, уже провалились в Алую Тьму. Уподобились почуявшим кровь хищникам. Слова в них уснули, и условные сигналы утратили смысл. В Алой Тьме, как помнил по собственному опыту Ныммух, есть место только атакующей ярости, звериной хитрости и чувству локтя. Очень мало кому из обитателей Пустошей можно не бояться свежей, не утомлённой преследованием тройки охотников, спаянной Алой Тьмой в стаю.

Женщина не испугалась.

Ядозуб? Длиннохвост? Нет! Со стремительной грацией, сравнения с которой не выдержал бы даже матёрый клыкач, женщина ринулась на Когура. На самого старшего. И несколькими неразличимо-слитными ударами опрокинула его. Хотя число и характер ударов остались неизвестны, Ныммух видел, как упал Когур. Бойцы, если ещё в сознании, так не падают. Рывок племянника и сына Когура должен был смять уже чужую, но она очень быстро и точно сместилась в сторону, небрежно отбив потянувшуюся к ней руку племянника. Своим предплечьем — его предплечье. Вот только для неё это столкновение оказалось нипочём, а рука племянника повисла, сломанная…

Считанные секунды длилась схватка. И закончилась, когда Ныммух даже испугаться толком не успел. Сильнейший в тройке охотник лежал без движения, двое просто сильных шевелились в пыли, и даже Алая Тьма, отнимающая дар чувствовать боль, не помогала им подняться. А чужая женщина преспокойно оставила их за спиной и снова пошла в сторону Ныммуха.

Бегство не имело смысла. Старик видел, как быстра чужая. Может, она и не быстрее лиловой бури, но ему, утомлённому жизнью, хватит с избытком. Не двигаясь и замедлив дыхание, Ныммух ждал, замерев, как ушастый норник замирает при виде песчаного полоза.

Чужая остановилась в десяти шагах. Посмотрела жутковатыми, почти белыми глазами на сидящего Ныммуха. И… села, подобрав длинные ноги, прямо на уплотнившийся воздух. Так, чтобы не быть ни выше, ни ниже, чем сидящий на плоском камне старик.

"Приветствую тебя, почтенный", — сказали её глаза.

Как-то сразу ушли страхи. Затянулась пеленой равнодушия память о недавней жестокой расправе над Когуром с его родичами. Даже привычные боли в спине ушли куда-то, зато ясным и гладким стало сознание. Таким ясным и гладким, каким ещё никогда не бывало.

"И я приветствую тебя, дочь чужих законов", — ответил Ныммух при помощи Тихой речи.

"Скажи, твои сородичи всегда так агрессивны?"

"Нет. Они приготовились охотиться, рисковать и драться, а тебя сочли нарушительницей законов племени. Когда ты воспротивилась воле охотников, их души решили, что пришло время сражения за жизнь до смерти".

"Понятно. Надеюсь, если я вылечу их, они не станут нападать на меня снова?"

"Если я объясню им, что к чему, то нет. Глупо бороться с непреодолимым".

"Непреодолимого не существует".

"Для тебя — быть может. Но не для нас. Значит, ты умеешь не только сражаться?"

"Да. Я умею многое… и надеюсь, что я буду для вас полезна".

"Зачем тебе это?"

"Видишь ли, почтенный, иногда люди помогают друг другу просто так. Но такое бывает редко, и я не настолько добра, как немногие действительно хорошие люди. Поэтому буду честна. Я надеюсь, что когда настанет ваша очередь быть для меня полезными, вы не откажете мне в помощи. А теперь объясни вашим охотникам, что я не собираюсь причинять им лишней боли… если, конечно, они не будут глупы и не повторят попытки напасть".

"А если они всё же будут… глупы?"

"Вторично я не стану сдерживать свои удары. Глупцов я убиваю".

Мертвящим холодом веяло от этого ответа.

И Ныммух ни на миг не усомнился в том, что будет именно так, как сказала чужая. Он чувствовал это так же ясно, как и то, что она уже убивала раньше. Много, много раз.

…Исцеление Когура и его родичей заняло у неё почти так же мало времени, как нанесение увечий. Устав удивляться, наблюдал Ныммух, как на глазах срастаются сломанные кости, как вправляются словно сами собой вывихи, как рассасываются кровоподтёки. Такого попросту не могло быть, потому что требовало поистине огромного расхода маны. Много большего, чем способен накопить один человек… но разве могло быть так, чтобы одна женщина могла одержать верх над тремя сильными охотниками, вошедшими в Алую Тьму, и не по очереди, а одновременно? Чтобы она же, вооружённая, принадлежала к числу знающих Тихую речь взглядов, хотя, судя по гладкой упругости её кожи, число виденных ею Потемнений было совсем невелико?