Муха и самозванный принц - Некрасов Евгений Львович - Страница 10
- Предыдущая
- 10/31
- Следующая
Можно по полной программе. Он обещал встретиться за ужином, вот и устроить встречу: швырнуть на стол его «жучок». Чтоб Михалыч видел, какие у него приятели, и мама видела, какие приятели у ее жениха. Чтоб Андровский с его внешностью благородного джентльмена краснел и блеял.
Можно ответить пакостью на пакость, скажем, разыграть перед «жучком» сценку «Заговор террористов», с клацаньем затворов и конспиративными шепотками. Мелковато, но месть поганцу не обязана быть благородной.
Наконец, можно все оставить как есть. Просто жить и знать, что тебя подслушивают. Дед поступил бы именно так. Он говорит, что не высовываться — правило октябрят для разведчика. Маша не была в октябрятах, но понимала, что правила у них, маленьких, должны быть простые и незыблемые. Железобетонные должны быть правила. «Кто смел, тот и съел». «Голова в холоде, а ноги в тепле». «Мал золотник, да дорог, а большой набит лапшой».
О-хо-хо, все равно невесело. Почему у взрослых гадство — норма жизни?
Маша отвернулась к спинке дивана. Вблизи было видно, что диванная кожа растрескалась на крохотные многоугольники. Если обидеться на Андровского и на маму с Михалычем и залечь до конца каникул, то многоугольники можно считать и закрашивать, чтобы не сбиться.
За дверью послышалась возня. В замочную скважину посопели, и кто-то тихо, но внятно прошептал:
— Спит!
Жизнь продолжалась.
Глава X МЕСТЬ НЕФТЯНОГО ПРИНЦА
Из замочной скважины высунулось что-то блестящее. Маша на цыпочках подскочила к двери — и вовремя. Блестящее оказалось трубочкой из фольги. В дверной щели метался огонек спички или зажигалки; уже тянуло горелой пластмассой. Дымовуха! Щелчком по торчащему кончику Маша послала ее отправителям. В коридоре взвыли:
— У-и-й!
— Что?
— За пазуху!
Звук падающего тела, топот, хлопок двери — один из мстителей заскочил в свой номер, оставив дымящегося брата в коридоре. Тот ударился в дверь, ругаясь на смеси русского и английского с вкраплениями азербайджанских слов.
— Беги в туалет, урод! — хладнокровно посоветовал запершийся.
Мимо Машиного номера протопали, и минут пять ничего не происходило. Потом Эльчин (Маша узнала его по голосу) вернулся и опять начал биться в дверь.
— Ты воняешь, — отвечал Сейран.
— Что мне, в коридоре теперь жить?! — вопил Эльчин.
— Зачем жить? Погуляй по морозцу, может, выветрится.
— Дай хоть во что переодеться, я в душ пойду!
— Нет, — подумав, решил Сейран. — Я открою дверь, а ты всунешь ногу.
— Ты баран и сын шакала! — сделал зоологическое открытие Эльчин.
Маша взяла свой спортивный костюм, полотенце и бросила в коридор:
— На, только успокойся.
— Девка! Думаешь, я тебя прощу?! — завопил Эльчин и кинулся к ней.
Растерявшись от такой черной неблагодарности, Маша захлопнула дверь чуть позже, чем надо бы. Эльчин уже набегал и не успел затормозить.
БУМ-М! Лоб нефтяного принца с барабанным звуком встретил препятствие. Даже Машу за дверью здорово ударило по рукам, а каково пришлось Эльчину, лучше и не думать. Попытка к примирению не удалась. Маша навалилась и заперла дверь на ключ. Эльчин выл и бесновался в коридоре — кажется, топтал ее костюмчик.
— Я ведь и выйти могу, — заметила Маша.
Угроза подействовала. Обругав девку последними словами и доказав таким образом свое мужество и бесстрашие, Эльчин удалился.
Маша долго вслушивалась в тишину за дверью. Надо было посмотреть, что там с ее костюмом. Тихо, стараясь не щелкнуть, повернула ключ. Приоткрыла дверь на щелку — никого. Тогда она вышла в коридор и огляделась. Ни костюма, ни полотенца. Помня, с кем имеет дело, посмотрела на люстры… И там нет. Взял. Благодарности от нефтяного принца не дождешься, но все равно приятно. Ведь ненавидит ее, а взял. Великодушие может действовать сильнее пощечины.
Улыбаясь, Маша повернулась к своему номеру, распахнула дверь… На диванчике неподвижно и беззвучно, как большая кукла, сидел чернявый парень. Она еще не видела его без маски, но догадаться было нетрудно: брат-2. Сейран.
ЧАСТЬ II РАБОТА ПО СПЕЦИАЛЬНОСТИ
Глава I КАФИРСКИЙ РАЙ
Бисмилляхи, л-рахмани, л-рахими. Велик Аллах в неиссякаемой милости к рабам своим. На перевале отряд Вахи засекли пограничники. Налетели вертушки, положили в снег и давай гвоздить из всех калибров. По головам ходили. Араб-инструктор подбежал, Ваху в бок ботинком. «Фая!» — орет по-английски, а какая фая, когда в отряде гранатомета завалящего не осталось, а не то что «Стрелы». Много ты навоюешь с автоматом против авиационных пушек.
Попало в араба, лежит, не дышит. Ваха к нему под бок: какое ни есть, а укрытие.
Аллаху акбар, поднялся ветер, нагнал тучи. Улетели вертушки. Погранцы подтащили станковый гранатомет, и опять Аллах помог: повалил снег, видимость упала, все разрывы мимо легли.
Снег зарядил на неделю. Ваха уже в Грузии лечил стертые в кровь ноги, а он все шел и закрыл перевал до весны. Моджахеды, кто не успел прорваться, вернулись зимовать в родные села. Плохо. В Ичкерии кафиры лютуют. Взорвет кто-нибудь их машину рядом с селом — все село под зачистку. За найденный патрон бросят в кузов и увезут, и не каждый потом вернется. А Вахе спокойно жилось. Автомат, гранаты положил под кровать; зайдет грузинский патруль, поговорит с хозяином, на тебя даже не посмотрит.
Приютил его местный старичок-мусульманин. Смешной. Ваха чистит автомат или палочку строгает. Одна кончится — возьмет другую. А старичок: «Ты бы почитал что-нибудь». Он раньше был учителем. Книг в доме много, три полки. Вахе стыдно признаться, что читает он плохо, всего две зимы в школу ходил. Он и скажет: «Зачем твои книги, старик? Все мудрые мысли есть в Коране». Учитель ему: «Но ты же и Коран не читаешь». А Ваха: «По-арабски не умею, а переводы врут, их кафиры делали». Так говорил араб-инструктор (мир с ним). Старичок аж стонет: «Тебе четырнадцать лет всего, как жить будешь?!» А Ваха: «Живу же». — «А дальше? Всю жизнь собираешься воевать?» — «Зачем всю жизнь, — говорит Ваха. — Победим кафиров и будем жить, как предки жили». — «Твои предки, — говорит старичок, а он по отцу был грузин, — твои предки грабили моих предков и в рабство продавали. И ты будешь?» Ваха не может сказать «буду», нельзя же оскорблять хозяина дома, в котором гостишь. Он и говорит: «На все воля Аллаха». И опять сидит, палочку строгает. Вспоминает своих, кто на перевале остался: Ибрагимова Абали и Ибрагимова Бектемира, Канташева Давлета и татарина Галиуллу (мир с ними). Отдохнуть ему надо было, вот что.
До декабря так прожил. Отъелся, ноги залечил. Потом его нашел Муса — командир отряда. «Надо, — говорит, — ехать в Москву, помочь одному мусульманину, большому другу нашего народа». «Ладно, — говорит Ваха, — только огород копать, как в прошлый раз, я не буду. Эта работа не для воина. А по специальности, если взорвать чего, всегда пожалуйста, Аллах велел помогать братьям по вере». Муса смеется: «По специальности, по специальности».
Сделали Вахе грузинский паспорт, национальность написали: «ингуш». Старичку за приют он оставил долларов из полученных за подорванный бронетранспортер. Они фальшивые были, но в горах и такие ходят. Какая разница: старичок ими кому-то заплатит, тот еще кому-то, и на круг выйдет без обмана. Если бы за фальшивые доллары давали фальшивого барана, тогда, конечно, было бы нехорошо.
Перед отъездом Ваху одели во все гражданское. Муса перетряс его вещи, нашел пластит в пакете от сока и камуфляж-лохмашку. Орал: «В тюрьму захотелось, на нарах отдохнуть?!». Ваха не оправдывался — знал, что виноват. А только страшно было ехать в кафирскую столицу совсем безоружным. И лохмашку жалко. Приберут ведь к рукам, Муса и приберет.
- Предыдущая
- 10/31
- Следующая