Скрытное сердце - Картленд Барбара - Страница 30
- Предыдущая
- 30/69
- Следующая
Было совершенно ясно, почему она этим интересовалась. Инстинктивно Сильвия подумала, что старуха каким-то образом связывает отъезд сэра Роберта с ней.
– О нет. Я поднялась наверх, как вы мне и велели, вскоре после того, как начались танцы. – Сильвия была рада, что смогла честно ответить на этот вопрос.
Леди Клементина ничего больше не сказала, и, радуясь, что их больше не задерживают, Сильвия и Люси поспешно вышли из ее комнаты. Они сбежали вниз по лестнице в холл, а затем сквозь открытую дверь на залитую солнцем террасу. Люси уже успела забыть о бабушке. У нее на руке висела корзинка, наполненная хлебом для оленей, и ее мысли были заняты только ими.
– А если бы мы поймали маленького олененка, Уэйси, как ты думаешь, могли бы мы держать его в детской? Мы бы сами смастерили для него крохотную кроватку и сами бы занесли ее наверх.
– Боюсь, что он был бы несчастлив без своей мамы, – сказала Сильвия. Люси задумалась на какое-то мгновение и сказала:
– А я думаю, что не был бы. Я ведь больше не несчастна без своей мамы. Но, может быть, это потому, что у меня есть ты?
Сильвия почувствовала, как у нее потеплело на сердце. Как это хорошо, что она кому-то нужна! И как приятно, что эта маленькая копия сэра Роберта так любит ее! Несмотря ни на что, она не могла не чувствовать себя счастливой этим утром. Несмотря на всю ее неопытность, какое-то шестое чувство подсказывало ей, что если бы она была безразлична сэру Роберту, если бы не значила для него ничего, то он бы не сбежал.
Они нашли оленей, которые щипали мох под большим дубом.
– Ты должна вести себя очень спокойно, дорогая, – предупредила девочку Сильвия. – Если ты подпрыгнешь или заговоришь, то испугаешь их. Стой тихонечко, и они сами подойдут к тебе.
Терпение, наконец, было вознаграждено, и одна из олених взяла хлеб с ладошки Люси. Девочка была просто счастлива, ее переполняли эмоции, и когда они возвращались домой, она напоминала маленький подвижный шарик ртути. В конце парка, недалеко от въездных ворот, стояла маленькая каменная церквушка. Когда они шли мимо, Люси воскликнула:
– Смотри, Уэйси, там Нэнни. Я вижу ее черный капор. Можно, я к ней сбегаю?
Не дожидаясь разрешения, быстро перебирая толстыми ножками, она помчалась вперед через церковные ворота и прямо во двор. Сильвия последовала за ней и увидела Нэнни, стоящую на коленях перед могилкой. Люси беззвучно подбежала по траве к няне и обвила ее шею руками. Нэнни в удивлении подняла голову, а затем, увидев, кто это, улыбнулась, но было видно, что она плачет.
– Олень съел с моей руки кусочек хлеба! Правда!
– Я очень рада, дорогая!
Нэнни медленно поднялась с колен, и в это время как раз подошла Сильвия.
– Люси, я думаю, не стоит беспокоить Нэнни в такой момент, – сказала она, стараясь хоть как-то извиниться перед Нэнни за то, что позволила Люси застать ее врасплох.
Нэнни вытянула носовой платок и вытерла слезы, не перестававшие литься у нее из глаз.
– Ничего, мисс Уэйс, – произнесла она тоном человека, который все понимает, – то, что олень ел из руки Люси, – это для нее сейчас самое важное событие в жизни! Разве можно сейчас нарушить ее счастье?
– Ты плачешь, Нэнни? – спросила Люси. – Тебя кто-нибудь обидел?
Нэнни покачала головой.
– Нет, дорогая. Я просто вспомнила об одном ребенке. О том, каким он был, когда ему было столько же лет, как тебе.
– А он умер? – поинтересовалась Люси.
Нэнни не ответила. Она обернулась, чтобы взглянуть на могилу, у которой они стояли. Сильвия посмотрела в том же направлении и увидела надпись на надгробном камне: «В память о сэре Эдварде Шелдоне, шестом баронете Шелдон-Холла, умершем 20 февраля 1892 года».
– Одиннадцать лет назад, – тихо сказала Сильвия. Нэнни кивнула.
Сильвия перевела взгляд на маленький букетик белых цветов, который няня положила на могилу. Неожиданно для себя девушка спросила:
– А кто-нибудь еще помнит его? Нэнни как-то странно посмотрела не нее.
– Я говорила вам, что ее милость не переносит, когда о нем вспоминают, – сказала она и добавила чуть слышным голосом: – Смотри, не проговорись Люси.
Сильвия взяла девочку за руку.
– А кто здесь похоронен? – с любопытством спросила та, указывая на могилу, догадавшись, что взрослые говорят именно о ней. Она инстинктивно почувствовала, что от нее что-то скрывают.
– Один маленький мальчик, которого нянчила Нэнни, – ответила Сильвия. – А сейчас пойдем, дорогая. Мы должны возвращаться домой.
Нэнни тоже пошла с ними. Всю дорогу назад Люси снова и снова рассказывала о том, как кормила оленя. Когда они дошли до террасы, девочка немного отстала и, воспользовавшись моментом, Сильвия решилась задать вопрос, который уже некоторое время не выходил у нее из головы.
– А сэр Роберт любил своего брата?
– Он его просто обожал.
Нэнни произнесла эти слова с трудом, как будто сквозь зубы, а затем с несвойственной ей резкоетью – Сильвия никогда раньше не видела ее злой или раздраженной в обращении с Люси – прикрикнула:
– Быстрее, Люси, хватит ползти, ты опоздаешь на ленч.
Сидя в своей комнате, Сильвия прокручивала в памяти события сегодняшнего утра. Как странно все вели себя по отношению к сэру Эдварду. Как будто сговорились никогда не упоминать о нем. Почему не принимать случившееся как должное? Ведь если все время сдерживать себя и не говорить о своем горе, то от этого станет еще тяжелее.
Но ее мысли о покойном сэре Эдварде были довольно быстро вытеснены мыслями о человеке живом. Перед тем как отправиться на ленч, она открыла гардероб и снова взглянула на платье, которое было на ней накануне.
«Оно принесло мне счастье», – подумала девушка.
Затем, закрыв дверцу шкафа, она вспомнила о женщине, носившей его, той, которая была женой сэра Роберта, и впервые в жизни испытала жгучее чувство ревности. Она уже почти забыла о миссис Кэнингэм, ведь никто и никогда не упоминал о ней в Шелдон-Холле, да и с трудом верилось, что такой высокомерный, отчужденный от всех и неприкаянный человек, как сэр Роберт, мог когда-то быть иным. Но он же, несомненно, любил свою жену, иначе, зачем бы он на ней женился? Ведь он так и не развелся с ней, несмотря на то, что она бросила его и сбежала с другим. Разве это не говорит о его любви?
Эти мысли словно острым ножом резанули по сердцу. Эту женщину он любил, она лежала у него на груди. С едва уловимым стоном девушка закрыла глаза рукой. Наверное, то, что она испытывала сейчас, и была любовь. Любовь, которая мучит и предает. Любовь, которая дарит нежданное счастье только для того, чтобы потом вытеснить его горем и унынием.
Сильвия подошла к окну и стала смотреть на вересковую пустошь. Глядя на бескрайнее пространство, она на какое-то мгновение почувствовала успокоение. По сравнению с ней, горечь человеческой ревности и досада от мелких повседневных неприятностей показались незначительными. Пустошь как будто бы говорила Сильвии, что не имеет смысла бороться с неизбежностью, что нужно стараться быть сильной и принимать жизнь такой, какая она есть, а еще – оторвать взгляд от земли и посмотреть на небо.
– О, Роберт, Роберт, – зашептала она.
От неожиданного стука в дверь Сильвия вздрогнула. В комнату вошла Этель, неся серебряный поднос, на котором лежал конверт.
– Мистер Бейтсон велел мне принести вам это письмо, мисс. Его где-то часов в двенадцать принес почтальон.
– Письмо мне? – с удивлением спросила Сильвия, взяв его с подноса.
– Мистер Бейтсон сказал почтальону, что он не знает, будет ли ответ, мисс, – сказала Этель, – но если вы захотите что-то написать, то около трех, по пути домой, почтальон снова зайдет в Шеддон-Холл.
– Спасибо, Этель.
Сильвия не могла не заметить, с каким нескрываемым любопытством смотрела на нее служанка, но она дождалась, пока та уйдет, и только когда за ней закрылась дверь, девушка стала изучать конверт. Имя и адрес были написаны уверенным почерком, и Сильвию осенило, что, по всей вероятности, письмо от капитана Дэвидсона. Но все же, зачем ему посылать его через почтальона? Хотя, возможно, он сделал так, будучи человеком осторожным и не доверяющим даже своим слугам. Сильвия распечатала конверт, вынула и развернула письмо, но, увидев подпись, внезапно побледнела и опустилась на стул, стоявший рядом с туалетным столиком. Глядя на нежно-фиолетовый лист бумаги, она подумала, что смешно было даже на минуту предполагать, будто письмо послал мужчина; почерк был женский, с чересчур витиеватыми заглавными буквами, а бумага пропитана запахом духов, ароматных, но каких-то незнакомых, волнующих. Чувствуя, что у нее трясутся руки, Сильвия приступила к чтению.
- Предыдущая
- 30/69
- Следующая
