Краткая история денег - Остальский Андрей Всеволодович - Страница 15

Но на этот случай в стране есть ФРС, автономная независимая инстанция, призванная защитить банковское сообщество и население от последствий кризиса. Что же делает американский Центробанк?

Во-первых, оставшись без сильного руководства, он все время колеблется, проявляет роковую нерешительность. Во-вторых, вместо того, чтобы скупать облигации – то есть вбрасывать деньги в общество, ФРС упорно цепляется за высокую процентную ставку, почему-то считая, что это необходимо для защиты доллара. Это имело сильный эффект – деньги еще более дорожали.

Не надо обладать экономическим образованием, чтобы понимать: в условиях нехватки денег стране нужен дешевый кредит, стране нужен дешевый доллар! Происходило же нечто противоположное – чуть ли не по всем направлениям.

А как ФРС поддерживала коммерческие банки? А вот как, в основном наблюдала, как они тонут. Видимо, без Бенджамена Стронга возобладало мнение, что надо дать выжить сильнейшим. Что если останется меньше банков, то они будут сильнее и легче справятся с кризисом. Или что-то в этом роде. Иначе совершенно невозможно понять, почему, например, ФРС и «Клиринговый банк Нью-Йорка» решили в декабре 1930-го бросить в беде крупный банк с громким названием «Бэнк оф Юнайтед Стейтс» – «Банк Соединенных Штатов».

Это был совершенно частный, коммерческий банк, но из-за названия многие и в США и за рубежом принимали его за госбанк – причем главный! Это иногда помогало ему в нормальное время, но сыграло совершенно роковую роль в момент кризиса.

После того как он лопнул, подтвердилось то, что пытались втолковать его руководители «вышестоящим клиринговым органам». Дела у него обстояли очень неплохо – если даже в условиях столь скоропалительной, пожарной ликвидации он смог вернуть вкладчикам почти все их деньги (92,5 доллара из ста). Всего-то и требовалось – поддержать слегка, дать чуть-чуть кредита, помочь справиться с временным кризисом ликвидности. Но нет, не помогли.

И результат: те, кто знал «Бэнк оф Юнайтед Стейтс» как крупный, солидный банк, пришли в отчаяние – если уж такие здоровяки тонут, то на что надеяться более слабым игрокам? Ясно, что это всеобщий капут.

Те же, кто о банке толком ничего не знал, но узнал из газет о его гибели, решили – по названию – что речь идет о госбанке и о фактическом банкротстве США как государства. Капут еще более полный!

Разразилась чудовищная банковская паника, которую было уже не остановить.

Главная общая стратегическая ошибка – власти и ФРС вместе допустили то, что совместными усилиями безусловно могли бы предотвратить. Они дали количеству денег в США сократиться на целую треть. В тот момент, когда им надо было бы, наоборот, денежную массу наращивать. Стране позарез нужны были так называемые «дешевые деньги», а она получала – «дорогие».

Конечно, не слишком корректно сравнивать, но если бы российские власти действовали бы так же в 1998-м то российский кризис продолжался бы до сих пор, а может быть, уже и закончился бы – очередной революцией или войной. К счастью, в российском случае не обязательно было учиться на собственных ошибках – можно было воспользоваться ошибками чужими – общим опытом рыночных экономик, накопленным со времен Великой депрессии. И, кстати, теорией Кейнса (так что недаром все же называют его великим!).

А тогда, в начале 30-х, в США допустили сильную, резкую дефляцию. А этот зверь бывает иногда пострашнее другого, более знакомого нам всем монстра – инфляции и даже ее самой свирепой формы – гиперинфляции.

Подавляющее большинство из читающих эту книгу наверняка никогда при дефляции не жили. Жили только при инфляции, проклинали ее, постоянно слышали клятвы правительств ее обуздать, не допустить роста и так далее.

Не понаслышке знали даже, что за ужасная штука гиперинфляция – хотя испытанное в начале 90-х было все-таки легкой, смягченной формой, не то, что переживает, например, Зимбабве, которая недавно выпустила банкноту в 10 миллионов местных долларов – инфляция в стране измеряется десятками тысяч процентов! Но что-то подобное бывало в истории и раньше – в той же Веймарской республике или в Советской России до начала НЭПа.

Но мировой рекорд принадлежит послевоенной Венгрии и ее валюте той поры – пенгё. В тот момент страна оказалась под двойным или даже тройным прессом. Полуфашистский режим и его военная машина разваливались, доверие к власти падало, а «реальная экономика» трещала по швам. Ну а пришедшие им на смену советcкие оккупационные силы вовсе не собирались пенгё поддерживать, им нужно было, чтобы власть скорее упала в руки коммунистов. В результате, если с 1944 по 1945-й денежная масса выросла в три раза (тоже ужасная инфляция), то за следующий год – в миллиард раз! Само государство рушилось под ударами и с ним и доверие – только так и приходят к таким цифрам. А государство еще пыталось сопротивляться, все печатало и печатало банкноты, стоившие уже во много раз дешевле бумаги, на которой они печатались!

В итоге на пике инфляции денежная масса достигла 26-значной цифры и самая крупная банкнота имела «достоинство» (уж не знаю: применимо ли здесь такое слово!) в – наберите побольше воздуха – 100 миллионов бил-пенгё (бил – это от слова «биллион», то есть миллиард). 100 миллионов миллиардов, кажется, получается, что ли…

Историк экономики Глин Дэвис, впрочем, считает по-другому (по европейской системе) – у него получается, что билпенгос – это уже триллион, в таком случае номинация банкноты – 100,000,000,000,000,000,000 пенгё!

Примерно один фунт стерлингов по тогдашнему курсу – хотя курс в таких ситуациях дело уже совсем условное – лучше через масло мерять или сигареты. Что, впрочем, и происходило в реальности. Вскоре пенгё вовсе заменили на форинты – прежняя валюта исчерпала все, даже свое имя.

Но если таковы ужасы инфляции, то что же тогда плохого в дефляции? Ведь если она – нечто противоположное, то она означает снижение цен на товары и услуги. Просто как при товарище Сталине!

Так-то так. Но вот беда: ведь каждый из нас не только покупатель, но и продавец. Мы все непременно чем-то торгуем – нашим трудом, например. И если дешевеют товары, то дешевеет и наш труд. А деньги, наоборот, дорожают. Предлагаемый вами товар – ваш труд – уже не в состоянии купить вам денег. Или вообще не в состоянии, или для начала недостаточно. Вы, не будь дураком, резко сокращаете потребление! Но и все остальные не дураки – а потому начинается цепная реакция не-потребления. А значит, товары и услуги предпринимателей и торговцев не находят сбыта. Компании разоряются, они увольняют работников, уволенные бегут забирать сбережения из банков, и те, соответственно, банкротятся, закрываются… Замыкается тот самый порочный круг.

Помните, конечно, что сделало российское правительство в 98-м – немедленно резко девальвировало рубль, заполнило страну дешевыми деньгами, объявило дефолт, то есть остановило выплаты по долгам.

Дешевые деньги – значит, дорогие товары, сумасшедший рост цен. Помните, как все проклинали тогда российское правительство – и было за что. Во-первых, за то, что довели дело до столь острого кризиса (одни спекуляции ГКО чего стоили!) и соответственно, лишили людей накоплений, а многих – надолго – заработка. Во-вторых, темнили, ничего толком не объясняли, когда кризис разразился. В-третьих, не продумали, не разработали никакой целостной программы поддержки – ни населению, ни банкам, ни промышленности. И всё же – всё могло бы кончиться гораздо хуже.

Казалось бы, американская экономика начала 30-х была гораздо здоровее, сильнее российской 98-го. Долгов, например, таких ужасных не было. Промышленность была в целом в хорошей форме, да и сельское хозяйство тоже. И если бы правительство США действовало бы «по Кейнсу», то есть примерно так, как Россия почти семьдесят лет спустя, то Великую депрессию можно было предотвратить. То есть кризис все равно был бы болезнен (как он был болезнен в России в конце 90-х), но никаких грандиозных эпитетов вроде «Великого» в истории, может, не удостоился бы…