Торговец и попугай. (Восточные истории и психотерапия). - Галанз Л. П. - Страница 28
- Предыдущая
- 28/38
- Следующая
Стеклянный саркофаг
У одного восточного царя была жена дивной красоты, которую он любил больше всего на свете. Красота ее освещала сиянием его жизнь. Когда он бывал свободен от дел, он хотел только одного – быть рядом с ней. И вдруг жена умерла и оставила царя в глубокой печали. «Ни за что и никогда, – восклицал он, – я не расстанусь с моей возлюбленной молодой женой, даже если смерть сделала безжизненными ее прелестные черты!». Он велел поставить на возвышении в самом большом зале дворца стеклянный саркофаг с ее телом. Свою кровать он поставил рядом, чтобы ни на минуту не расставаться с любимой. Находясь рядом с умершей женой, он обрел свое единственное утешение и покой.
Но лето было жарким, и, несмотря на прохладу в покоях дворца, тело жены стало постепенно разлагаться. На прекрасном лбу умершей появились отвратительные пятна. Ее дивное лицо стало день ото дня изменяться в цвете и распухать. Царь, преисполненный любви, не замечал этого. Вскоре сладковатый запах разложения заполнил весь зал, и никто из слуг не рисковал зайти туда, не заткнув нос. Огорченный царь сам перенес свою кровать в соседний зал. Несмотря на то что все окна были открыты настежь, запах тления преследовал его. Даже розовый бальзам не помогал. Наконец он обвязал себе нос зеленым шарфом, знаком его царского достоинства. Но ничто не помогало. Все слуги и друзья покинули его. Только огромные блестящие черные мухи жужжали вокруг. Царь потерял сознание, и врач велел перенести его в большой дворцовый сад. Когда царь пришел в себя, он почувствовал свежее дуновение ветра, аромат роз услаждал его, а журчание фонтанов радовало слух. Ему чудилось, что его большая любовь еще живет. Через несколько дней жизнь и здоровье вновь вернулись к царю. Он долго смотрел задумавшись на чашечку розы и вдруг вспомнил о том, как прекрасна была его жена, когда была живой, и каким отвратительным становился день ото дня ее труп. Он сорвал розу, положил ее на саркофаг и приказал слугам предать тело земле.
(Персидская история)
Сорокачетырехлетняя женщина, ответственный работник одного учреждения, пришла ко мне на прием. Ее домашний врач посоветовал ей обратиться к психотерапевту в связи с тяжелыми переживаниями, связанными с утратой мужа, так называемой «реакцией горя». Лечение включало более двадцати сеансов. С самогоначала и до конца оно было одинаково трудным как для пациентки, так и для меня.
Приведу некоторые выдержки из первой беседы, которые дают представление об ее кризисной ситуации.
«Как только я представляю, что мой муж, вполне здоровый и нормальный человек, вдруг заболевает тяжелым психическим недугом, настолько серьезным, что кончает жизнь самоубийством, я прихожу в полное отчаяние. К моей глубокой скорби присоединяются угрызения совести. Я начинаю упрекать себя в том, что в течение нашей одиннадцатилетней супружеской жизни я, его жена, была по отношению к нему слишком сурова, часто ругала и кричала на него, выходила из себя из-за пустяков. Я твердо убеждена, что, будь на моем месте другая женщина, сдержанная, уравновешенная, она смогла бы уберечь его от болезни или по крайней мере предотвратить ее начало.
К боли утраты добавляется и сожаление о том, что мой муж умер в таком молодом возрасте, и я должна признаться, что у меня часто появлялось желание покончить жизнь самоубийством. Только сознание ответственности по отношению к моей старой матери удерживало меня до сих пор от этого шага».
В начале курса лечения пациентка по многу раз повторяла: «Могло ли так быть, что я своим поведением довела мужа до того, что он заболел и лишил себя жизни?» В любое время дня она звонила мне по телефону только для того, чтобы задать все тот же вопрос. Как мне стало известно, она постоянно донимала этим же вопросом своего домашнего врача, соседей и близких знакомых. Следствием такой навязчивости было то, что друзья постепенно отошли от нее и она со всеми своими неразрешенными проблемами осталась в одиночестве. Казалось, что невозможно вести с ней сколько-нибудь разумную беседу. Пациентка все знала лучше других и, постоянно испытывая чувство вины, была не в состоянии понимать доводы собеседника. На этой стадии прогноз психотерапевтического лечения казался неблагоприятным.
Постепенно нам удалось ослабить навязчивость повторений. Вместо того чтобы постоянно заниматься навязчиво-депрессивной концепцией пациентки, я попытался с ее помощью составить себе более конкретное и полное представление о ее муже. Это оказалось довольно трудно. Она могла только идеализировать положительные черты мужа, но как только речь заходила о каких-либо его недостатках, тут же замыкалась в себе. Чтобы не допустить критики по отношению к умершему, она объясняла его недостатки своими неудачными поступками и вновь обвиняла себя во всем. «Я давала ему слишком мало денег, упрекая в том, что получаю больше, чем он. Некоторое время я отказывала ему в сексуальной близости, не считалась с его желаниями и потребностями» и т.д. Чтобы как-то смягчить эти признания, она каждый раз добавляла: «Но я не хотела его обидеть; я сразу же просила у него прощения. Умоляла не сердиться на меня». После этого я дал прочитать ей следующую историю.
Про ворону и павлина
В парке дворца на ветку апельсинового дерева села черная ворона. По ухоженному газону гордо расхаживал павлин. Ворона прокаркала: «Кто мог позволить такой нелепой птице появляться в нашем парке? С каким самомнением она выступает, будто это султан собственной персоной. Взгляните только, какие у нее безобразные ноги. А ее оперение – что за отвратительный синий цвет. Такой цвет я бы никогда не носила. Свой хвост она тащит за собой, будто лисица». Ворона замолкла, выжидая. Павлин помолчал какое-то время, а потом ответил, грустно улыбаясь: «Думаю, что в твоих словах нет правды. То плохое, что ты обо мне говоришь, объясняется недоразумением. Ты говоришь, что я гордячка потому, что хожу с высоко поднятой головой, так что перья у меня на плечах поднимаются дыбом, а двойной подбородок портит мне шею. На самом же деле я – все что угодно, только не гордячка. Я прекрасно знаю все, что уродливо во мне, знаю, что мои ноги кожистые и в морщинах. Как раз это больше всего и огорчает меня, поэтому-то я и поднимаю так высоко голову, чтобы не видеть своих безобразных ног. Ты видишь только то, что у меня некрасиво, и закрываешь глаза на мои достоинства и мою красоту. Разве тебе это не пришло в голову? То, что ты называешь безобразным, как раз больше всего и нравится во мне людям».
(По П.Этессами)
Эта история стала для пациентки тем примером, по которому она начала осторожно ориентироваться. Она поняла: подобно тому, как ворона не замечала положительных качеств павлина, она не видела ошибок, отрицательных качеств своего мужа, вызывавших ее невротические реакции.
В письме, которое я получил от нее на этой стадии лечения, она писала: «Действительно, я видела только свои отрицательные качества и не замечала положительных. Это какой-то рок, что я так хорошо помню все, что было в прошлом. Однако мне все еще очень трудно видеть теневые стороны характера мужа. Но все же я была не такая уже плохая».
Эти размышления стали отправной точкой, исходя из которой удалось разомкнуть заколдованный круг, в котором находилась пациентка. От навязчивых повторений давно происходивших конфликтов и признаний ею своей вины мы подошли к новой стадии лечения.Пациентка стала рассказывать о своем прошлом, об отношении к родителям и о том, чего она ожидала от своего мужа. Затем разговор зашел об ее взаимоотношениях с матерью, об общности их интересов. Оказалось, что пациентка, уже будучи взрослой, самостоятельной, достигнув успехов в карьере, вела себя по отношению к матери, как малое беспомощное дитя. Роль мужа была точно определена союзом дочери и матери, единых в своих интересах. Он вторгся в их клан, был чужим среди них, и обе требовали от него подчинения их представлениям о бережливости, порядке, сексуальности, общительности. Дело, правда, редко доходило до открытых столкновений. Часто пациентка выступала в роли обвинителя. Ее муж, которого она считала, по всей видимости, очень упрямым, отличался, скорее всего, мягким и уступчивым характером. Ссоры кончались тем, что он брал всю вину на себя, и этот стиль отношений вполне импонировал пациентке, соответствовал ее механизмам переработки конфликтов.
- Предыдущая
- 28/38
- Следующая
