Танец души - Картленд Барбара - Страница 22

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая

Слегка устыдившись, она побрела по игорным залам, где за столами наготове сидели крупье, поджидая, когда в их сети влетит первая муха.

Огромные окна открывались на террасу, она опустилась под одним из них на диванчик и стала разглядывать людей внизу.

И тут она увидела пожилого мужчину, которого приметила днем возле плавательного бассейна. Он сидел в одиночестве за угловым столиком.

Она наблюдала, как он осторожно, понемногу и привередливо ест расставленную перед ним на блюдах еду, пригубливает из стакана минеральную воду, хотя почти на всех столиках стояли бутылки шампанского.

Люди, закончив обед, перекочевывали к игорным столам в крытый сад, в гостиный зал, усаживались, оглядывали друг друга с нескрываемым любопытством.

Места за столами с рулеткой стали заполняться. Крики крупье «faites vos jeux» 8, звяканье рулеточных шариков, оглашаемые номера — все смешалось, вместе с плеском волн, в непривычную музыку.

Когда террасы опустели, а залы заполнились, Фионе захотелось выйти.

Ее тянуло на свежий воздух. Игорные столы, о которых она столько слышала, пока не вызвали у нее интереса.

Она ступила на почти пустую террасу и остановилась, глядя на отражавшиеся в воде огни, которые превратили колышущееся море в калейдоскоп дивных цветов, играющих на камнях, — пурпурных, зеленых и алых.

Фиона так и стояла, погруженная в свои мысли, пока ее не вернул к реальности голос, произнесший:

— Вы, кажется, тоже одна. Можно мне с вами поговорить?

Через две недели Фиона знала историю всей жизни Эндрю Акфилда, и к тому времени они уже стали большими друзьями.

Родился он на севере в сельской местности, как и его отец, он стал работать на хлопчатобумажной фабрике, которая после того, как Эндрю Акфилд взял дело в свои руки, сильно расширилась, так что пришлось нанимать уже тысячи рабочих.

Работа ему нравилась, нравилось сознавать, что он распоряжается целой армией рабочих, что гигантские машины крутятся потому, что ему этого хочется. Все это выглядело романтично, как в книгах.

Потом он женился на кузине, подчинившись беспрекословному выбору, сделанному его сестрами. Брак оказался скучным, обыкновенным и невдохновляющим.

Они никогда не были влюблены друг в друга, как он с самого начала был браком по расчету, таким и остался.

Она неплохо содержала дом и, будучи женой одного из богатейших в округе мужчин, не делала ни малейших попыток понять своего мужа или оценить его достоинства.

Он надеялся на рождение сына или дочери, но то ли сыграл свою роль характер их отношений, то ли сама природа восстала против их союза, только детей у них не было.

Стачка прядильщиков после войны, а потом спад торговли сильно отразились на его бизнесе. Одну фабрику пришлось закрыть, другие работали с половиной прежнего штата рабочих.

Эндрю Акфилд вдруг обнаружил, что ему почти нечего делать. Он всегда к чему-то стремился, что-то менял и совершенствовал.

Всю жизнь вкладывал немалые прибыли в дело ради развития и повышения доходности производства. Теперь оказалось, что это не нужно, да, собственно, и невозможно. Он не мог двигаться дальше, мог лишь сидеть и оберегать то, что осталось.

Он был очень богат, потратив только десятую часть капитала. Но беспокоило его вовсе не это. Встревожило его неожиданное открытие, что он состарился.

Казалось, только вчера он молодым юношей пришел на отцовскую фабрику, полный сил и энтузиазма, строя планы для себя и своих служащих, большинство из которых впоследствии он сумел сохранить. А теперь большая часть дела всей его жизни рассыпалась в пух и прах.

Размышляя над неожиданным поворотом событий, Эндрю Акфилд тяжело заболел. Обострился плеврит — старая история, результат постоянного пребывания в духоте, постоянной нехватки свежего воздуха, постоянного недостатка физической нагрузки, слишком напряженного труда и слишком долгого пренебрежения отдыхом.

Врач нерешительно предписал ему покой и поездку за границу, и Эндрю Акфилд, к его изумлению, согласился.

После короткой доверительной беседы со своим пациентом доктор добавил, что тот должен ехать один. Миссис Акфилд была удивлена, шокирована и сперва не поверила.

— Место жены рядом с мужем, — вновь и вновь повторяла она.

Но врач стоял твердо, и Эндрю тоже.

— Ему необходимо полностью изменить образ жизни, — пояснил доктор, а Эндрю кивнул.

Следующие несколько дней встревожили его жену больше, чем весь период болезни. Он словно превратился в школьника.

Взял с собой очень мало вещей из одежды, вселив в нее сильное подозрение, что намерен обзавестись новыми, и отнюдь не у доброго местного портного, который в течение пятидесяти лет шил Эндрю практичные костюмы.

Через месяц он сообщил домой, что задержится на какое-то время. Через два месяца повторил первое сообщение почти слово в слово.

Миссис Акфилд писала и умоляла позволить ей приехать к нему, но довольно долго не получала ответа, а потом получила одно только слово: «Невозможно».

Нерегулярно приходили и открытки от него, где он коротко писал, что жив и здоров. Из них явствовало, что он путешествует, кочуя по всей Европе.

Открытки отправлялись то из одной столицы, то из другой, то с веселого испанского морского курорта, то из маленькой деревушки в Альпах. Наконец Эндрю написал жене письмо из Монте-Карло.

В первый раз приступив к описанию своего образа жизни, он испытал некое странное смущение и легкий испуг. И он едва не вернулся домой, в уютный мир знакомых, привычных вещей.

А потом опыт долгой уединенной жизни помог ему взять себя в руки.

Одиночество не страшило его, он всегда любил со стороны наблюдать за людьми, разгадывать их характер, не вторгаясь в их жизнь.

Фиону Эндрю заметил сразу. Ее вообще все всегда замечали из-за светлых волос, необычной манеры держать голову и чудесного цвета лица.

Решившись заговорить с ней, Эндрю боялся получить отпор. За все время странствий ему почти не доводилось беседовать с женщинами.

Мужчины обычно с удовольствием вступали с ним в разговор. Они сразу чувствовали, что он проявляет к ним интерес, и отвечали ему тем же.

С женщинами он нервничал, мало с ними общался и понимал еще меньше.

Проведя в обществе Фионы неделю, Эндрю Акфилд понял, чего был лишен в жизни.

Будучи воплощением мужественности, он должен был любить многих женщин, если бы вся его мужская сила не была отдана целиком и полностью работе.

Если бы случилось так, что какая-то женщина покорила его сердце, он стал бы идеальным мужем. Ему нравилась женская слабость и хрупкость, нравилось чувство собственного превосходства, которое он ощущал еще на фабрике.

В то же время этот сильный мужчина с восторгом упал бы к ногам любимой женщины.

Фиона олицетворяла его представление об идеале. Он восхищался ее манерами, хрупкостью, естественным обхождением с мужчиной, который оказывает ей даже небольшие знаки внимания.

Ему нравилось ее отношение ко всему, что поможет ей выжить.

Такой, по его убеждению, и следует быть женщине. Он терпеть не мог женщин, готовых соперничать в работе с мужчинами или даже брать верх в чисто мужских сферах деятельности.

Эндрю мало-помалу вытянул из Фионы ее историю, и это отняло у него тоже много времени.

Хорошо познакомившись за три недели, они чувствовали взаимное восхищение и, чем больше они общались, тем больше привязывались друг к другу.

Как-то вечером, во время совместного обеда в казино, на той же самой террасе, где они впервые встретились, Эндрю Акфилд открыл ей душу.

Фиона, смотревшая на него через узкий столик, выглядела совершенно очаровательной. На ней было темно-зеленое платье, украшенное пурпурными орхидеями, которые Эндрю преподнес ей в тот вечер.

Кудрявые светлые волосы ореолом окружали ее головку, обрамляли округлившееся лицо.

Во время рассказа она не сводила с него широко открытых серьезных глаз, окаймленных темными загнутыми ресницами, которые почти касались ее тонких бровей.

• Предыдущая
• 22/36
• Следующая