Танец души - Картленд Барбара - Страница 34
- Предыдущая
- 34/36
- Следующая
Свернув за угол Гайд-парка, она прошла вверх по Парк-лейн — и вот перед ней многоквартирный дом; вот дверь, в которую она часто входила; вот окна их квартиры вверху.
Припомнит ли, где было ее окно? Она запрокинула голову, но почему-то ничего не увидела.
«Джим! — повторяла она про себя. — Вот здесь жил Джим. Здесь жила Фиона. Фиона с Джимом».
Повторяла, твердила про себя имена, потом подобралась ближе к подъезду.
Если бы только был ключ… Если б сейчас можно было войти, подняться в маленькую квартирку… Фиона и Джим!.. Вот здесь они жили.
Ее вдруг объял ужас, руки окостенели, зубы вновь застучали.
— Фиона, — слабо позвала она, — где Фиона?.. Что с ней случилось?
Она яростно метнулась к дверям, ударила в них кулаками и истерически закричала:
— Пустите меня! Пустите меня! Я должна… найти… Фиону!
Нажала на кнопку звонка.
— Где Фиона? — кричала она. — Где Фиона? Внезапно ее объяла тьма. Она вытянула руки и не
нашла опоры, провалилась, уплыла в темноту, заливавшую все вокруг.
— Фиона! — еще раз выкрикнула она. — Где… Фиона?
И бесчувственно рухнула на белые мраморные ступени.
Глава 8
Джим сидел перед камином в своей квартире на Портленд-плейс. Пообедав в одиночестве, курил теперь сигару.
Выглядел он намного старше, чем год назад. На лбу и вокруг глаз появились морщины, которых не было в те дни, когда они беззаботно веселились вместе с Фионой.
На висках даже проглядывала первая седина, на лице было серьезное напряженное выражение. Он долго смотрел на яркое пламя, пожиравшее лежащее в камине большое полено.
Часы пробили десять, Джим звонком вызвал слугу и попросил:
— Принесите напитки. Я жду доктора Мортона, и потом мне ничего более не понадобится.
Слуга принес небольшой столик и через минуту появился с серебряным подносом, тяжело нагруженным графинами и блюдами с сандвичами.
— Разбудить вас в обычное время, сэр? — спросил он, Джим кивнул и ответил:
— Я поеду верхом, как обычно.
Оставшись один, Джим встал и принялся медленно расхаживать взад-вперед. Что-то его мучило, требовало сосредоточенных раздумий.
Потом он сел, в ожидании поглядывая на часы. Через пять минут доложили о приходе доктора Мортона.
Невысокий солидный мужчина вошел, поспешно снимая большие водительские перчатки, затем он передал их вместе с пальто слуге, который стоял наготове.
— Простите за опоздание, — извинился он, — пришлось по пути забежать домой по делам, иначе я давно уже прибыл бы. Можно налить себе чего-нибудь выпить?
Джим кивнул, доктор плеснул себе немного виски с содовой и взял сандвич.
— Ну? — сказал наконец Джим. Доктор покачал головой.
— Боюсь, никакой надежды. Сэр Барнеби внимательно ее обследовал.
— Он возьмется оперировать? — спросил Джим. Доктор Мортон опять отрицательно покачал головой.
— Боюсь, что нет. Дело зашло чересчур далеко. Я проинформировал сэра Барнеби, что до обследования вы отказались сообщить нам какие-либо семейные детали, но, полагаю, сейчас вы вполне можете пролить некоторый свет на историю ее болезни.
Джим прошагал в дальний угол комнаты и постоял там минуту, глядя на доктора.
— Во-первых, — начал он, — есть ли у меня основания предположить, что заключение сэра Барнеби совпадает с вашим, то есть что жена моя неизлечимо больна?
— У нее обширнейшая опухоль мозга, — ответил доктор Мортон. Он положил руку на плечо Джима. — Мне чрезвычайно неприятно произносить этот диагноз, — продолжал он. — Едва ли она проживет больше трех месяцев. Все может кончиться гораздо скорее.
Джим вздохнул и опустился в кресло.
— Вы были очень добры, — вымолвил он. — Мне вряд ли удастся отблагодарить вас.
— И не пытайтесь, — посоветовал доктор. — Занимаясь своим профессиональным делом, мы никогда не рассчитываем на благодарность. Единственное, чего мне хотелось бы, — услышать историю заболевания.
Он уселся напротив Джима и вытащил из протянутого ему ящичка сигару.
Джим помолчал несколько минут и начал рассказ. Говорил он тихо, тщательно подбирая слова, голос его время от времени прерывался.
— Когда я впервые встретил свою будущую жену, — рассказывал он, — меня, естественно, привлекла ее красота. И еще мне хотелось ее защитить, потому что первый муж совершенно недопустимым образом ее третировал.
Он всегда разговаривал с ней, как с ребенком, не отвечающим за свои поступки. Меня это доводило до бешенства, мне было жаль ее, я должен был оградить ее от грубости мужа.
Она привязалась ко мне, со временем получила у мужа развод, не вовлекая меня в этот процесс.
Я ничего не знал о ее семье и очень мало о ней самой. Я не видел ее, и лишь когда развод был оформлен по всем правилам, она приехала в Лондон, и мы встретились после длительной разлуки. Да, мы не виделись почти год.
Сейчас я могу признаться, что за время разлуки с Энн я понял, чем были вызваны мои чувства к ней — мимолетной страстью и жалостью.
В действительности я не любил ее, хотя понял это лишь тогда, когда влюбился в другую женщину. Однако обстоятельства сложились так, что к приезду Энн в Лондон я был абсолютно свободен в полном смысле этого слова. Но прошло время, и я никак не мог заставить себя полюбить ее.
Она приехала ко мне после развода взволнованная и радостная, очень красивая, но красота ее уже меня не трогала.
Энн пылко выражала свои чувства, правда, мне показалось, несколько истерически.
Я думал тогда, что отношусь к ней слишком придирчиво и, может быть, не совсем справедливо, и принуждал себя быть милым и любезным.
Мы назначили свадьбу через несколько недель, и тут я попросил ее представить меня своим родственникам.
«Они за границей, — сказала она, — они живут за границей. Я никогда с ними не вижусь».
При этом Энн как-то загадочно посмотрела на меня, и я почувствовал, что она лжет. Я много думал об этом и не мог найти объяснения тому, что мое знакомство с ее родными было для нее нежелательным.
Но раз ее родственников не было в Англии, я повез ее к своим, и все они восхищались ее красотой и обаянием. Произошел лишь один инцидент, который имеет отношение к истории ее болезни.
Я повез Энн к своему дяде. Теперь старик проводит почти все время в клубе, но некогда был известнейшим егерем.
В разговоре я мельком упомянул, что Энн жила в Лестершире, он сразу же навострил уши и поинтересовался, охотилась ли она.
Она ответила отрицательно, а я добавил, что ее первый муж был страстным любителем охоты с гончими. Дядя, услышав его имя, моментально вспомнил его, так как встречался с ним несколько лет назад.
— Впрочем, не может быть, чтобы это был он, — засомневался дядя. — Тот, кого я знал, женился на девушке из печально известной семьи в Сомерсете.
К моему изумлению, Энн при этих словах вскочила и заявила, что нам надо идти. Сославшись на то, что нам предстоит еще один визит, она поспешно вытащила меня из дома.
В тот момент я не придал этому значения. Позже, вспомнив об этом, я пришел к выводу, что ей был неприятен этот разговор, так как был связан с первым мужем или его родственниками.
По правде сказать, тогда этот инцидент не заставил меня о чем-либо задуматься, но позже я вспомнил об этом.
Как вам известно, мы поженились в бюро регистрации и уехали на медовый месяц за границу, в Монте-Карло. Я с самого начала опасался, что Энн во мне разочаруется.
Господь свидетель, Мортон, я говорю вам правду. Я старался быть ей хорошим мужем, но мужчине трудно быть пылким любовником, когда сердце молчит, и, несмотря на все старания, мне не удалось испытать к Энн настоящей любви.
Она же с какой-то неистощимой энергией требовала, чтобы я уделял ей время и внимание.
Мне казалось, она страстно жаждет получить все, что я могу дать, и добрую долю того, чего не могу.
Однажды вечером в Монте-Карло между нами произошла ссора. Все началось с того, что я ей не оказал какого-то знака внимания. С ней вдруг началась истерика.
- Предыдущая
- 34/36
- Следующая