В объятиях любви - Картленд Барбара - Страница 1

• 1/30
• Следующая

В Англии, в отличие от Шотландии, титулы наследуются только по мужской линии, однако истории известны исключения из этого правила.

Дочь знаменитого первого герцога Мальборо, Генриетта, унаследовала — по особому закону парламента — титул своего отца, став второй герцогиней Мальборо.

После убийства — на его жизнь покушались — герцога Маунтбэттена Бирманского в 1979 году, его дочь, баронесса Брабурн, унаследовала титул отца по тому же закону, став графиней Маунтбэттен Бирманской, и ее сын впоследствии унаследовал титул после смерти матери.

Маркиз Тэмский проводил взглядом своих лошадей, пронесшихся мимо него галопом, потом повернулся к своему другу Чарли и довольно улыбнулся.

— Две минуты двадцать секунд! — сказал он. — Такого времени не показывала еще ни одна моя лошадь.

— Я же сказал тебе, как только увидел Рыжего Дастера, что он будет победителем, — заметил Чарли.

— Я помню, — ответил маркиз, — но с лошадьми, как с женщинами, не стоит слишком обольщаться.

Они рассмеялись.

Сунув часы в карман, маркиз отправился разыскивать своего инструктора, чтобы поздравить его.

В этом сезоне маркизу чрезвычайно везло на скачках, и он знал, что обязан победами своему новому инструктору, которого взял после увольнения прежнего. Этот человека был полон энтузиазма и новых идей, он прекрасно справлялся со скаковыми лошадьми маркиза.

Они долго обсуждали различные достоинства скакунов, только что испытанных на дорожке.

Затем маркиз и достопочтенный Чарльз Кэвершем вскочили в седла лошадей, на которых они приехали в Ньюмаркетские Холмы, и отправились обратно к дому маркиза.

Он располагался в предместье маленького городка, где большинство земель принадлежало знатным любителям скачек.

Произошло это после того, как принц-регент выказал свое пристрастие к Ньюмаркету. За ним последовала придворная знать, подобно тому, как за столетия до этого высшее общество потакало прихотям Чарльза II. Так Ньюмаркет превратился из маленького селения в процветающую общину великосветских землевладельцев.

Дом маркиза из темно-красного кирпича, построенный еще его отцом, был длинным и низким. Он не только вызывал восхищение тех, кто видел его, но и был самым комфортабельным из его домов, всегда открытых для многочисленных гостей.

Будучи не только титулованным потомком знатного рода, но и чрезвычайно богатым собственником, маркиз владел домами в разных краях Англии.

Лучшим из них был фамильный особняк в Тэме, считавшийся одним из самых прекрасных дворцов, построенных архитектором Робертом Эдэмом.

Нельзя было не восхищаться его «охотничьим домиком» в Лестершире, рассчитанным на пятьдесят приглашенных, а также его домом в Эскоте, который он посещал лишь в неделю проводившихся там скачек, и, конечно же, его домом в Лондоне, на Беркли-сквер.

Его ближайший друг Чарльз Кэвершем считал, что маркизу лучше всего в Ньюмаркете, просто потому что все там напоминает о спорте, которым он очень увлекался, и всегда там царит атмосфера скачек.

Комната, в которую вошли два друга, прибыв в дом, была увешана картинами великих художников, изображавшими скаковых лошадей. Кресла были обтянуты темно-зеленой кожей в соответствии с основным цветом вымпелов маркиза, устанавливаемых во время скачек.

— Ставь на Рыжего Дастера, Чарли, — сказал маркиз, когда они подходили к столику для напитков.

— Я так и собираюсь, — ответил Чарли. — Но думаю, нам следует соблюдать осторожность, а иначе твоя лошадь, как обычно, окажется слишком популярной среди игроков, и это снизит наш выигрыш.

— Я согласен с тобой, — кивнул маркиз. — Чем меньше мы будем говорить о результатах, которые видели сегодня утром, тем лучше.

Он наполнил бокал шампанским для своего друга, и, поднимая его, Чарли сказал:

— За Рыжего Дастера! И пусть твоя легендарная удача никогда не изменит тебе!

— Благодарю тебя, Чарли, — улыбнулся маркиз.

Он вновь наполнил бокал своего друга, себе же подлив лишь чуть-чуть, и, хотя Чарли заметил это, он ничего не сказал, зная воздержанность маркиза, Маркиз всегда сохранял прекрасную физическую форму и гордился тем, что может победить всех своих друзей на скачках, а также в боксе, стрельбе и фехтовании. А после охоты в течение целого дня, когда все буквально валятся с ног, в нем как будто пробуждается новая энергия и разгорается увлеченность, чему, конечно, нельзя не позавидовать.

— Так мы возвращаемся в Лондон сегодня? — спросил Чарли.

— Не знаю, — сомневался маркиз. — Я никак не могу решиться.

— На что?

— Принять одно очень необычное приглашение.

— От кого?

— Я хотел рассказать тебе вчера вечером, — ответил маркиз, — но при гостях за ужином это было невозможно. Может быть, ты развеешь мои сомнения и разрешишь загадку, которая мучает меня.

— Звучит интригующе.

Чарли, однако, про себя улыбнулся, говоря это, поскольку хорошо знал, что нет ничего более желанного для маркиза, чем оказаться перед чем-то загадочным, трудным для понимания, не укладывающимся в привычную схему.

Два старинных друга сражались вместе при Ватерлоо, и Чарли знал, что маркиз, теперь богатый, окружен тщеславным беспутным обществом, в котором часто скучал.

Он слишком энергичен, обладает живым умом и жадной к новизне натурой, чтобы удовлетворяться светскими раутами, зваными вечерами и прекрасными женщинами, настойчиво добивающихся его внимания.

После завершения долгой войны, несмотря на высокую цену, заплаченную за победу, и на то, что много людей в стране до сих пор страдают от нищеты и лишений, высшее общество празднует наступление мира постоянными балами, концертами и фейерверками, которые следуют друг за другом бесконечной чередой каждую ночь и уже наскучили.

Маркиз разнообразил свою жизнь спортом и щедрыми приемами гостей, часто пребывавших в его лондонских домах и загородных имениях.

И все же Чарли чувствовал, что его другу чего-то не хватает, будто опасности войны возбуждали маркиза гораздо больше, нежели все развлечения мирного времени.

Маркиз прошел к своему столу и, поставив на него свой почти полный бокал с шампанским, взял письмо с крупным тиснением герцогского герба на конверте.

Он на секунду задумался и затем спросил:

— Чарли, что ты знаешь о герцогине Гримстоунской?

— Довольно многое! — ответил Чарли. — Но я удивлен тем, что она написала тебе, если это письмо от нее.

Держа письмо в руке, маркиз уселся в удобное кресло напротив своего друга;

— Я расскажу тебе, что произошло, и хотел бы услышать твое мнение по этому поводу.

— Я слушаю.

— В прошлый раз, когда я был здесь, около двух месяцев назад, — начал маркиз, — мой агент, флегматичный, довольно необщительный человек, удивил меня своими красноречивыми жалобами на то, что происходит на нашей границе с землями, принадлежащими герцогине.

— Боже мой! Я даже не представлял этого! — воскликнул Чарли.

— Очевидно, она владеет землями, двадцатью тысячами акров или более, к северу от Ньюмаркета, — заявил маркиз, — большинство из которых, я думаю, запущено и не обрабатывается.

Чарли кивнул, как будто он знал об этом, но ничего не сказал, и маркиз продолжал:

— По словам Джексона, смотрители и лесники герцогини ведут себя агрессивно и неоправданно грубо по отношению к моим арендаторам и фермерам.

— Почему они так поступают?

— Сначала я не придал большого значения рассказу Джексона, — объяснял маркиз. — Фермеры жаловались, что заблудившаяся корова или овца больше не возвращаются. Собак, забегающих в леса ее светлости, находят пристреленными, Были еще одна-две мелкие жалобы, которые я совершенно не воспринял всерьез.

— Продолжай.

— Однако около двух недель назад я получил письмо от Джексона, очень подробное, — хотя, как я уже говорил, его не упрекнешь в излишнем многословии, — в котором он в ужасе пишет о том, что на одной ферме не только пропал какой-то скот, но был избит один из пастухов, и исчезла девушка лет пятнадцати.

• 1/30
• Следующая