В объятиях любви - Картленд Барбара - Страница 4

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая

С совершенным почтением,

Эразм Карстэирз,

секретарь ее светлости.

Когда Аспазия закончила читать, ее глаза наполнились слезами, Джерри же так сильно стукнул кулаком по столу, что задребезжали тарелки и чашки, стоявшие на нем.

— Проклятие! — взревел он. — Как она смеет так поступить с дядей Теофилом? Это бесчеловечно! Жестоко!

— Он не может уехать отсюда? — всхлипнула Аспазия. — Люди в деревне любят его, и он любит их. Да и куда мы отправимся?

Задавая эти вопросы, она глядела через стол на брата, видя его сквозь слезы и понимая, что он в таком же смятении, как и она.

— Дядюшка Теофил прожил здесь всю свою жизнь, — говорил Джерри, будто сам с собой. — И мы.

Дом священника стал их родным домом, и они никогда не задумывались о том, что настанет время его покинуть.

Гримстоун, родовой дом герцогини, располагался в пяти милях отсюда, но казался недосягаемым, принадлежавшим иному, далекому миру.

Здесь же, в Малом Медлоке, жизнь протекала неспешно и безмятежно. Деревенские жители приходили в церковь потому, что хотели поклониться Богу, они делились своими тревогами и радостями со священником, ведь он был одним из них. Их не заботило то, что происходило в других частях поместья.

— Как мы скажем об этом дяде Теофилу? — спросила Аспазия.

— Это будет нелегко, — ответил Джерри, — и ты понимаешь, что я не смогу теперь вернуться в Оксфорд?

Аспазия вскрикнула от неожиданности.

— Почему?

Но она тут же сама все поняла.

Все деньги, которые у них остались — а их было немного, — придется потратить на поиски другого дома. Вряд ли преподобный Теофил получит другой приход в свои шестьдесят пять лет.

Он может, конечно, обратиться к епископу, но если ему и найдут другую церковь, он не вынесет разлуки со своими прихожанами, которые стали для него родными детьми и для которых он стал больше, чем пастор.

Аспазия вновь посмотрела на письмо:

— Оно написано не герцогиней, — сказала она, — а ее секретарем.

— Она поручила ему написать его, — отозвался Джерри.

Аспазия взглянула на своего брата:

— Ты же не думаешь, что она заподозрила что-то?

— Как она может заподозрить? — спросил Джерри.

Но Аспазия заметила, что брат помедлил, прежде чем сказать это, от нее не укрылась тень сомнения, проскользнувшая в его глазах.

— Несколько дней назад Марфа говорила, что люди в деревне замечают твое сходство с определенным человеком, чье имя мы не упоминаем.

— Мне нечего стыдиться, — с вызовом бросил Джерри.

— Конечно, нет, милый, — согласилась Аспазия, — но мы оба хорошо понимаем, что это опасно.

Помолчав мгновение, она продолжала:

— Может, нам разумнее было бы уехать отсюда. Зная ее по слухам, я всегда боялась, что кто-нибудь нашепчет ей про тебя.

— Почему кто-то должен сделать это?

— Я смотрела на миниатюру с его изображением, которая была у мамы, и ты очень, очень похож на него; тот же лоб, те же глаза, тот же цвет волос! И ты, конечно, такой же высокий, как он, и все говорят.., он был великолепен.

Джерри оглянулся, будто подумал, что кто-либо может услышать их.

— Лучше не говорить о нем, мы оба знаем это.

— Да, знаем, — согласилась Аспазия, — просто в последнее время я всего боюсь.

— Почему именно в последнее время?

Аспазия улыбнулась брату улыбкой, которая, казалось, осветила ее лицо.

— Потому что, Джерри, милый, ты становишься все красивее и привлекательнее каждый раз, когда я снова вижу тебя. Ты возмужал за последний год, и особенно стал схож с ним.

— Аспазия, — сказал Джерри, — кое-кто из старших людей в Оксфорде говорили мне, что я кого-то напоминаю им, но они не могут вспомнить кого, и это озадачивает их.

— О, Джерри, ты должен быть осторожен, и поэтому я думаю, что, может быть, это и не плохо, если нам придется уехать.

— Куда мы можем уехать? У нас нет денег.

Аспазия снова посмотрела на письмо.

Тут открылась дверь, и она инстинктивно, будто не решив, что ей дальше делать с письмом, быстро положила его себе на колени под столом.

Но в комнату вошел не ее дядя, как она ожидала, а Марфа, служившая еще у их матери и ухаживавшая за близнецами с самого рождения.

— О, мисс Аспазия, — вскричала она, — у меня плохие вести!

Джерри вскочил на ноги.

— Что такое, Марфа? Что случилось? — забеспокоился он.

Марфа приложила руки к своим глазам и присела на стул.

— Я буквально убита этим известием, — сказала она.

— Каким? — вопрошала Аспазия.

— Фло, моя сестра Фло. Она умерла!

На этом слове голос Марфы прервался, и она зарыдала в свой платок.

Затем решительно справившись с собой, она высморкалась, вытерла глаза и сказала:

— Этого следовало ожидать, но все равно известие потрясло меня. Я хочу попросить вашего дядю отвезти меня в его двуколке и отслужить заупокойную службу.

— Когда она умерла? — спросила Аспазия.

Она знала все о сестре Марфы, Фло, которая болела уже несколько лет, находясь все время при смерти, но неизменно приходя в себя каждый раз, когда близкие теряли надежду на ее спасение.

— Три дня тому назад! — ответила Марфа. — Неужели они не могли сообщить мне раньше!

Она негодующе фыркнула, добавив:

— Я сомневаюсь, что они вообще сообщили бы мне, если бы им не нужен был священник. Без него они не могут похоронить ее.

— Я пойду скажу дяде Теофилу, что вам сейчас же нужно ехать в Большой Медлок, — сказала Аспазия, — а Джерри заложит двуколку, пока ты будешь одеваться.

Говоря это, Аспазия незаметно подложила письмо под чайный поднос и, поднявшись из-за стола, подошла к Марфе, чтобы обнять ее за плечи.

Она наклонилась к ней и поцеловала ее в щеку, успокаивая служанку:

— Я сочувствую тебе, Марфа. Это большой удар для тебя.

Я знаю, как добра ты всегда была к Фло и как любила ее.

В то же время Аспазия подумала, что для Марфы смерть сестры милосердное облегчение.

Фло была из тех, кто постоянно жалуется на что-либо, и Марфе, несмотря на постоянную занятость, приходилось часто ходить за три мили в Большой Медлок и обратно лишь для того, чтобы выслушивать жалобы ее сестры на недуги, половина из которых были воображаемыми.

— Там есть холодное мясо вам на обед, мисс Аспазия, — сказала Марфа своим обычным решительным тоном, поднимаясь со стула, — и я приготовила салат. Если вы поставите через два часа в печь картошку, она приготовится к тому времени, когда вы и господин Джерри проголодаетесь.

— Не беспокойся о нас, — сказала Аспазия. — Я пока .соберу цветы в саду для могилы твоей сестры.

— Спасибо вам, — ответила Марфа. — И не думайте о посуде. Я помою ее, когда вернусь.

Она поспешила из дома, забыв о своей минутной слабости, готовая справиться с возникшей бедой. Она всегда так поступала в любых трудных ситуациях, какие только могли припомнить близнецы, находившиеся на ее попечении.

Лишь когда Аспазия и Джерри проводили дядю, выезжавшего на своей двуколке с Марфой, сидевшей рядом, Аспазия вспомнила о письме под чайным подносом.

Возвращаясь вместе с Джерри в дом, она сказала:

— У меня возникла идея!

— Какая? — спросил он.

— Я хочу поговорить с герцогиней и попросить ее пересмотреть свое решение.

— Ты не сделаешь ничего подобного! — строго возразил ее брат, — Есть надежда, пусть слабая, что она окажется доброй и разумной, если поймет, как много дядюшка Теофил значит для людей в деревне.

— Доброй? — сказал Джерри. — Что ты говоришь? Мы же знаем, какова она на самом деле. Вспомни об Альберте Ньюлендзе.

Аспазия пожала плечами.

— Мы не уверены, что это сделала герцогиня.

— Но, несомненно, это было сделано по ее указанию.

— Откуда нам знать? Так сказал Боллард, он должен был так сказать, но она, возможно, и представления не имеет о том, что он сделал. Я не верю, что какая-либо женщина может быть столь жестокой, — Я запрещаю тебе идти к ней, — настаивал Джерри.

• Предыдущая
• 4/30
• Следующая