Единственная женщина на свете - Полякова Татьяна Викторовна - Страница 10
- Предыдущая
- 10/14
- Следующая
– Я, знаешь ли, сплетнями не увлекаюсь, – недовольно ответил Славка.
– Похвально. Но не в этом случае. Хотелось бы знать, что там за девица. На что способна и вообще…
– Ты думаешь… – Славка замолчал и немного посидел истуканом. – Если надо, то поспрашиваю, – кивнул он.
Милку хоронили в пятницу. Часов в десять утра я отправилась к ее матери. Еще два дня назад я, собравшись с силами, навестила ее и рассказала о происшедшем в ту памятную ночь, стараясь щадить родительские чувства. Оттого о фотографии промолчала. Конечно, меня подробнейшим образом расспросили о шантажисте, я бубнила в ответ, что сама ничего толком не знаю. Милке позвонил некто и предложил заплатить за молчание тысячу долларов. Кстати сказать, денег в Милкиной сумочке, которая лежала в машине, не обнаружили, выходит, убийца их забрал.
– В милиции тоже ничего не говорят, – посетовала мать Милки. – Кто мог ее шантажировать? Она что, на оборонном заводе работала? Чепуха какая-то. Тебе-то она должна была рассказать.
– Я спрашивала, она отнекивалась. Но вряд ли чего-то боялась по-настоящему. Была уверена – заплатит, и от нее отстанут.
Я не сомневалась, что и в этот раз мне зададут те же вопросы, и прикидывала, как на них ответить. Оказалось, что Милкина мать уже все знает, должно быть, следователь постарался. Эмма Григорьевна сидела на кухне в компании трех пожилых женщин. Во всем черном, нахохлившиеся, они походили на замерзших ворон. Эмма Григорьевна вытирала глаза платочком, бессмысленно повторяя:
– Как же так…
Когда не можешь помочь чужому горю, поневоле чувствуешь себя виноватой. Я почувствовала себя виноватой вдвойне. Увидев меня, Эмма Григорьевна поднялась, молча взяла меня за руку и повела в спальню. Там двое мужчин сидели возле окна, тихо разговаривая. При нашем появлении поспешно покинули комнату. Эмма Григорьевна тяжело опустилась на стул и сказала, глядя мне в глаза:
– Это правда? Ты видела фотографию?
– Нет, – вздохнула я.
– Но она тебе рассказывала? – Я кивнула. – И об этом парне тоже?
– Сказала, что его зовут Михаил, что встречались они всего пару раз…
– И у них… что-то было?
– По словам Милки, фотография весьма откровенная.
Эмма Григорьевна покачала головой.
– Не знаю, зачем она тебя обманула.
– Эмма Григорьевна… – начала я, но женщина меня перебила:
– Она не могла, Милка не такая. Она порядочная девушка… и она так любила Сергея. Мне ли не знать? Когда они поссорились, она места себе не находила. Все мысли только о нем. Плакала ночами напролет. Да где она могла с этим парнем познакомиться, если все вечера дома сидела? С работы, на работу… Никто, кроме Сергея, ей не был нужен. Я ей говорила: забудь его, если он так с тобой поступил, скатертью дорога, а она мне: «Мама, мне без него белый свет не мил». И вдруг какой-то парень. У нее от меня секретов не было. Когда начались отношения с Сережей… так она мне первым делом о нем рассказала. Как он смотрел, что говорил, что она отвечала… все-все рассказывала. И здесь бы ничего скрывать не стала… тем более что знала, как я за нее переживаю.
– Вдруг она не считала, что это серьезно?
– Но ведь не на работе же она с ним встречалась? А она в шесть уже дома и отсюда никуда. Все звонка ждала, возле телефона маялась. И где этот Миша? Если б было что, уж на похороны пришел бы, как считаешь?
– Может, он не знает, что случилось?
– Феня, скажи мне правду, – взмолилась она. – Что тебе Мила рассказала? Не верю я следователю.
– Следователь знает о нашем разговоре с моих слов, – с трудом произнесла я. – А я рассказала только то, что узнала от Милы.
– Не могу поверить. Что хочешь делай – не могу. Материнское сердце не обманешь. Она ж его так любила, и вдруг какой-то парень. Должно быть, я совсем отстала от жизни, у вас, молодых, теперь все не так. Тебя Милка очень ценила, считала лучшей подругой, и ты об этом парне тоже ничего не знаешь?
– Эмма Григорьевна, я уверена, его найдут. Их наверняка кто-то видел, а может, он сам объявится…
Мне очень хотелось верить, что так оно и будет, только вряд ли я смогла убедить в этом Милкину мать. «А если парня не найдут?» – с тоской подумала я. Тогда останется мой рассказ, ничем не подтвержденный. Не было парня, не было шантажа. И что мы делали вдвоем ночью в Загородном парке? Нет, не вдвоем. Был кто-то третий. По крайней мере, его следы обнаружили. Хорошо хоть, Эмма Григорьевна меня не подозревает… впрочем, кто сказал, что так оно и есть? С ее точки зрения, мое поведение должно выглядеть подозрительно. Да и не только с ее… Тяжелый для меня разговор был прерван одним из родственников. Мужчина заглянул в комнату и сказал неуверенно:
– Эмма, пора ехать…
– Да-да… – Женщина как-то суетливо поднялась, стиснула мою руку и направилась к двери, но вдруг остановилась. – Феня, надо Сергею позвонить. Он в ресторан поехал насчет поминок. Милкина тетка с мужем приехать не смогли, и двоюродная сестра тоже… Пусть лишнего не заказывает, не тридцать пять человек, а тридцать всего… Позвони, номер телефона на тумбочке в прихожей.
Родственники потянулись к входной двери, я вышла из квартиры вместе со всеми, прихватив листок бумаги с номером телефона, который лежал на тумбочке. Пока все рассаживались по машинам, позвонила Сергею. Два гудка, и красивый мужской голос:
– Слушаю вас.
В первое мгновение я растерялась. Причина была вовсе не в том, что голос с хрипотцой звучал волнующе, будоража фантазию, хотя этого не отнимешь. У нормальной женщины, к которым я и себя относила, сердце бы непременно забилось чаще, да вот случай был самый неподходящий. И все-таки толчок в сердце имел место, потому что голос я, безусловно, слышала раньше. И это притом, что с Сергеем ни разу не разговаривала и видела его лишь на фотографии. Парень он занятой, у него и на встречи с Милкой времени не хватало, а уж на ее подруг он тратить его и вовсе не желал. Так что, хотя с Милкой они в общей сложности встречались больше года, я с ним свести знакомство не успела.
– Слушаю вас, – повторил Сергей, а я, вспомнив, зачем набрала его номер, поспешно заговорила:
– Сергей Львович, я звоню по просьбе Эммы Григорьевны…
Разговаривали мы не больше полминуты, но и этого времени хватило, чтобы убедиться: мне действительно знаком этот голос. Гадая, как такое может быть, я села в ожидавшую меня машину. Обстановка к размышлениям не располагала, и я оставила свои догадки на потом. Вскоре вереница машин замерла возле серого двухэтажного здания, которое одним своим видом нагоняло тоску. На первом этаже был зал прощания, с торца – дверь в похоронное бюро. В нескольких метрах от двери стояли наши с Милкой общие подруги и ее сослуживцы, всего человек десять. Я направилась к ним. Мы кивком поздоровались, разговаривать никому не хотелось. Ленка, которая в принципе молчать не умела, через пару минут произнесла:
– Собирались гулять на свадьбе, и вот вам…
Все дружно вздохнули. Ленка перевела взгляд на меня и спросила:
– Сама-то как?
– Бывает и хуже, но я такого не припомню.
– Понятное дело. Жива, и слава богу. В голове не укладывается…
В этот момент подъехал «Мерседес», припарковался возле входа, из машины вышел мужчина. Рост выше среднего, темный костюм, темная водолазка. В руках букет белых роз.
– Берсеньев, – шепнула Ленка и пояснила, как будто этого и без нее не знали: – Милкин парень.
Мужчина, ни на кого не обращая внимания, прошел в зал прощания. Народ потянулся следом.
– Милку в подвенечном платье хоронят, – не унималась Ленка. – Она его еще месяц назад купила. Специально в Италию летала.
– Ты можешь помолчать? – шикнула на нее Юлька.
– А чего я такого говорю?
Родственники встали возле гроба полукругом, мы чуть в стороне. Появился священник, всем раздали свечи, началась панихида. Видеть подругу в гробу, да еще в подвенечном платье оказалось выше моих сил, наверное, поэтому я и наблюдала за Берсеньевым. Он стоял рядом с Эммой Григорьевной и поддерживал ее под руку. Взгляд был устремлен на Милку, неподвижный, слепой. Букет он положил ей в ноги.
- Предыдущая
- 10/14
- Следующая
