Пустыня. Очерки из жизни древних подвижников - Поселянин Е. - Страница 32

И теперь, по прошествии стольких веков от времени существования этой обители, что-то особенное веет на душу при рассказе о ней, и кажется она какой-то счастливой, сказочной страной.

Авва Пафнутий, которому иные приписывают происхождение из Сидона, был основателем монастыря в области Гераклеи в Нижней Фиваиде и прославился своими добродетелями. Полагают, что это он вернул к Богу знаменитую Таисию, о жизни которой также будет здесь рассказано.

Он уже скончался, когда Руфин около 390 года посетил его монастырь, так что Руфин передает о нем только по слышанным им рассказам. Жизнь, которую он вел, была так высока, что на него смотрели скорее как на Ангела, чем как на человека. К нему являлись бесплотные духи. Однажды на молитве он пожелал узнать, успел ли он в добродетели. И тогда один из этих чудных Небесных собеседников сказал ему, что он может сравнить себя с одним музыкантом, который зарабатывал себе хлеб игрой в одном соседнем городке.

Это сравнение удивило и смутило его. В желании извлечь себе урок он поспешил отправиться к этому человеку, занятие которого не имело ничего общего с добродетелями и которого, однако, небо ставило на один уровень с пустынником, всецело преданным подвигам и исканию духовного совершенства. Его удивление еще увеличилось, когда, найдя его и спросив его о его жизни, услыхал в ответ, что он был великим грешником и существовал лишь воровством, прежде чем взялся за свое теперешнее ремесло.

Пафнутий просил его сказать ему, не случалось ли ему, по крайней мере, будучи разбойником, делать какие-нибудь добрые дела. Он ему ответил, что помнит только о двух делах: однажды, когда он был с другими грабителями, они захватили девицу, посвященную Богу; его товарищи хотели оскорбить ее, а он вырвал ее из их рук и отвел ее ночью в городок, в котором она жила, охранив ее от всякого зла.

Другое же его дело было такое. Найдя в пустыне женщину в глубоком отчаянии, так как заимодавцы бросили в темницу ее детей, а также разыскивали и ее, он сжалился над нею, отвел ее к себе в пещеру, дал ей прийти в себя от той ужасной усталости, в которой она находилась, не евши четыре дня, и подарил ей триста серебряных монет, чтобы уплатить долг и освободить мужа и детей.

Пафнутий подивился такому проявлению доброты в воре и воспользовался этим случаем, чтобы уговорить его воспользоваться Божественным милосердием.

«Я. — сказал он, — никогда не сделал ничего подобного, а между тем ты, полагаю, слыхал, что имя Пафнутия достаточно известно между отшельниками, и всю жизнь мою горю я желанием учиться добродетели и подвизаться в ней. И вот Бог открыл мне, что Он ценит тебя не менее меня. Таким образом, брат мой, видя, что ты занимаешь не последнее место в ряду угождающих Богу, не пренебрегай позаботиться о душе».

Эти слова тронули сердце музыканта и возбудили в нем чувство чрезвычайной благодарности Божественному милосердию. Он тотчас бросил на землю флейту, бывшую у него в руках, последовал за преподобным в пустыню, исполнял точно все, что приказывал ему авва, и через три года отдал душу Богу среди пения ангельских ликов.

Со времени блаженной кончины этого кающегося Пафнутий стал прилежать более, чем когда-нибудь, в подвижничестве, и, чтобы лучше узнать, чего требует от него Бог, он вторично помолился, чтобы ему был указан человек, с которым он может себя сравнить. Он получил ответ, что он походит на главного жителя самого близкого города. Он тотчас пошел туда и отыскал его без всякого труда, так как тот вышел к нему навстречу, привел его к себе в дом, омыл ему ноги и радушно угостил его.

Во время трапезы Пафнутий спросил у него, как он живет, но тот был более склонен говорить о своих грехах, чем выставлять напоказ те доброе, что в нем было; и он бы не узнал вовсе его добродетелей, если бы инок не объяснил ему, что сам Бог посылал его к нему, чтобы услыхать из его уст, чем он угождает Богу.

«Не знаю, — сказал тогда этот человек, — за собой ничего доброго, но, так как ты уверяешь, что Бог открыл тебе обо мне, то я не смею более скрываться перед тем, кому все открыто. Скажу тебе поэтому, как я стараюсь располагать мою жизнь.

Уже более тридцати лет я с согласия моей жены живу целомудренной жизнью, имев от нее трех детей. Я никогда не отказал никому в гостеприимстве и всегда шел навстречу первый чужестранцам и принимал их у себя. Я никогда не выпускал от себя гостя, не снабдив его, с чем совершить остальной путь. Я не отнесся равнодушно ни к одному бедному и никому не отказал в помощи; когда дело идет о правде, я бы не покривил душой для родного сына перед моим ближним. Я не пользовался никогда плодами чужих трудов. Когда я узнавал о поссорившихся людях, я всегда старался их примирить. Я никогда не позволял, чтобы мои дети давали кому-нибудь повод жаловаться на них, ни чтобы мои стада делали потравы на чужих лугах. Я не мешал другим сеять на моей земле и довольствовался тем, что засевал лишь те поля, которые они оставляли свободными. Я всегда, сколько мог, старался поддержать слабых против несправедливых угнетений могущественных людей. Я остерегался кого бы то ни было сердить; и когда мне приходилось быть во главе какого-нибудь судебного разбирательства, я изо всех сил старался примирить обе стороны, чем присудить одну из них к наказанию. Вот как живу я по милосердию Божию».

Такая христианская доброта этого человека привела Пафнутия в восхищение. Он обнял его с нежностью и, соображая, что он мог бы стать одним из богатейших украшений его монастыря, сказал ему:

— Раз ты исполнил все это, тебе не достает только совершенного отречения от всех благ мира, чтобы нести Крест Иисуса Христа и идти, все совершенствуясь, за Божественным Учителем.

Тот чувствовал в себе полное согласие с таким советом; итак, они отправились, не теряя времени, вместе в пустыню, где преподобный поместил его в келью, которую занимал музыкант. Он все время наставлял его. И этот второй ученик столь верно пошел по следам первого, что в короткое время достиг меры святости и был призван наконец принять венец славы вечности.

Этот новый пример послужил новым ободрением Пафнутию, и он все быстрее шел по пути совершенства. Он говорил о себе:

— Если живущие в миру совершают превосходные дела, то тем более обязан я, будучи отшельником, стараться опередить их в подвигах!

И он усилил свои прежние труды и больше, чем прежде, усердствовал в молитве.

Он пожелал в третий раз, чтобы Бог возвестил ему состояние его души, и он снова услышал голос с неба, сказавший ему, что он подобен купцу, который к нему направляется, и чтобы он поскорее вышел к нему навстречу. Он тотчас сошел с горы и встретил этого купца, который спустился по Нилу из Верхней Фиваиды, куда он привел несколько кораблей, нагруженных товарами, которые он раздавал бедным. К монастырю Пафнутия его сопровождали несколько слуг, несших овощи, которые он подносил ему в дар.

Как только он приблизился к Пафнутию, тот сказал ему:

— Драгоценная в очах Божиих душа, зачем занимаешься ты мирскими делами, когда тебе назначено погрузиться лишь в Небесные? Оставь тем, у которых мысли только о мире, хлопотать, сколько им угодно; но у тебя все стремление должно быть в том, чтобы купить себе Царствие Божие и следовать за Христом, Который тебя призывает, чтобы служить исключительно Ему одному.

Эти слова произвели на этого человека то же впечатление, как и на двух первых. Купец приказал своим слугам раздать бедным все оставшееся у него имение, последовал за святым в келью, где жили по очереди двое первых, призванных преподобным из мира праведников, стал подражателем их жизни и в недолгом времени окончил жизненный путь в такой же праведности.

Бог пользовался также своим служителем Пафнутием в дивных делах своего милосердия. И самое замечательное из этих дел, в котором особенно ярко воссияла благость Божия, было обращение одной известной грешницы, ставшей еще более знаменитой в церкви своим покаянием, чем она была знаменита в миру своим дурным поведением.